История народа хунну
Шрифт:
Однако жуны не были разбиты, и борьба продолжалась до 569 г., когда они заключили мир с уделом Цзинь [139] . В V в. перевес склонился на сторону китайцев. Чжао-ван, князь удела Цзинь, завоевал царство икюйских жунов в Шэньси и восточном Ганьсу. Ву Лин, князь Чжао, покорил в Ордосе лэуфань и линьху, а Цинь Кай, полководец княжества Янь, «внезапным нападением разгромил Дун-ху» [140] .
Каким образом окончательная победа досталась китайцам, убедительно показано ими самими. Жуны занимали огромную территорию и делились на множество больших и малых племен. «Все сии поколения рассеянно обитали по горным долинам, имели своих государей и старейшин, нередко собирались в большом числе родов, но не могли соединиться» [141] . До тех пор, пока в самом Китае царила феодальная раздробленность, жуны могли иметь частные успехи, но как только владения укрупнились и князья стали царями, централизованная сила победила храбрых жунов. Каменные замки оказались более надежными убежищами, чем горные ущелья. Икюйские жуны попробовали было подражать китайцам и построили ряд крепостей. Но китайцы уже владели осадной техникой и без труда взяли их замки. Кроме того, мы не знаем, каковы были отношения между жунами и хуннами. Вряд ли они были друзьями. А если так, то положение жунов должно было быть трагично: зажатые между Китаем и Великой степью, они не имели тыла, а горные долины, где они пытались укрыться от наступавшего врага, оказались ловушками, не имевшими выхода, не убежищем, а местом гибели.
139
Бичурин
140
Там же. С. 45.
141
Там же. С. 43.
В результате пятивековой борьбы жуны были разделены на две части: основная была оттеснена на запад, к горному озеру Кукунор, а другая — на восток, в горы Хингана, где и растворилась среди восточных ху [142] , затаив вражду против китайцев. В результате в III в. до н. э. сложился племенной союз дунху, захвативший гегемонию в восточной части Великой степи. В это же время вновь ожили и вернулись к активной исторической жизни народы западной части Степи.
В 250 г. до н. э. парфяне, возглавив иранское освободительное движение, выгнали из Мидии завоевателей македонян, а родственные им сарматы завоевали Скифию, т. е. причерноморские степи [143] .
142
Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. II. Л., 1926. С. 85.
143
Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951. С. 321.
Как будто каким-то мощным толчком были приведены в движение степные народы в середине III в. до н. э.
КУЛЬТУРА ПЛИТОЧНЫХ МОГИЛ
В то время когда китайцы и жуны уничтожали друг друга в истребительных войнах, в степях Центральной Монголии и Южного Забайкалья сложилась оригинальная культура, которой предстояло большая будущность. Это так называемая «культура плиточных могил», а по сути дела — ранний этап самостоятельной хуннской культуры. Она исследована Г. И. Боровкой [144] и Г. П. Сосновским [145] , но законченное описание ее принадлежит А. П. Окладникову [146] . Эти могилы, вытянутые цепочками с юга на север, содержат великолепные изделия из бронзы. Описание их я опускаю, так как оно имеется в работах указанных авторов, и, опираясь на характеристику культуры плиточных могил, данную А. П. Окладниковым, попробую перейти к интерпретации.
144
Боровка Г. И. Археологическое обследование среднего течения реки Толы // Северная Монголия. Т. II. Л., 1927.
145
Сосновский Г. П. Ранние кочевники Забайкалья (КСИИМК. Т. VIII. М.; Л., 1940); Плиточные могилы Забайкалья // Труды отдела истории первобытной культуры Гос. Эрмитажа. Т. I. Л., 1941.
146
Окладников А. П. Древнее население Сибири и его культура. (Рукопись).
Судя по дошедшим до нас материалам, основным занятием людей, оставивших плиточные могилы, было скотоводство; к тому же они в совершенстве владели техникой литейного дела. В могилах обнаружены раковины-каури из Индийского океана, белые цилиндрические бусы из пирофиллита, фрагменты сосудов-триподов китайских форм. Это указывает на широту культурных связей, которые простирались от Китая до Алтая, Минусинской котловины и Средней Азии. Однако еще незаметно следов классового расслоения: «расположение могил указывает на прочность общинно-родовых связей» [147] . Это не значит, конечно, что не было богатых или бедных семей, но и те и другие находились в рамках патриархального рода. Патриархальный род — это строй аристократический. Заслуженные воины, старейшины и вожди составляют его верхушку, и их могилы должны иметь отличие от могил рядовых их соплеменников. Таковыми являются «оленные камни», т. е. плиты, украшенные изображениями оленей, солнечного диска и оружия. На изготовление их затрачивался труд настолько большой, что он был непосилен одной семье покойника. Очевидно, это было общественным делом [148] . Антропологический тип на протяжении всего I тысячелетия до н. э. не менялся; именно в эту эпоху складывался и сложился характерный палеосибирский тип, справедливо приписываемый хуннам [149] .
147
Там же.
148
Там же.
149
Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. М.; Л., 1948. С. 121.
В чем же различие культуры плиточных могил [150] и последующей, непосредственно примыкающей к ней хуннской культуры? Во-первых, хунны широко использовали железо, которое в плиточных могилах встречается редко. Этот факт получает крайне простое объяснение. Первоначально степняки получали железо с юга от тибетцев-кянов [151] . Сомкнулись они с ними около 205 г. до н. э. [152] , и только тогда железо потекло в Степь широким потоком. Во-вторых, у хуннов мы обнаруживаем царские могилы. И это понятно, так как лишь в 209 г. до н. э. произошла консолидация родов и была установлена твердая центральная власть, а до этого хунны были просто конфедерацией родов. Значит, появление царских могил — не что иное, как этап истории одного народа. Все прочие черты совпадают, и, следовательно, вышеприведенная характеристика относится к раннехуннскому обществу, точнее, к становлению его в IX–IV вв. до н. э. В IV в. хунны усилились настолько, что перешли обратно на южную сторону Гоби [153] , и китайцы, только что одержав победу над бэйди, были вынуждены защищаться от нового врага, учитывая его особую стратегию и непривычную тактику. Памятники этого столкновения — Великая китайская стена и плиточные могилы во Внутренней Монголии [154] .
150
Отождествление культуры плиточных могил с раннехуннской оспаривает И. И. Гохман, который основывает противоположное мнение на изучении семи черепов из плиточных могил IV–II вв. до н. э. (Гохман И. И. Антропологические материалы плиточных могил Забайкалья // Сборник МАЭ. Т. XVIII. М.; Л., 1958. С. 428, 437). Исследованные И. И. Гохманом черепа монголоидны и не имеют европеоидной примеси, характерной для хуннов. Однако автор не учитывает, что хунны, как и любой большой народ, не были расово монолитны. Небольшое количество исследованного краниологического материала не позволяет судить обо всем расовом составе населения, оставившего плиточные могилы, а территория, на которой они распространены, уже в III в. до н. э. была хуннской. Скорее можно предположить, что этот монголоидный тип был одним из компонентов хуннского народа, окончательно сложившегося на севере, а не на юге от Гоби. Изменение погребального обряда, имевшее место во II в. до н. э., связано не с переселением нового народа, а с изменением культа, так как хуннская культура в это время переживала период бурного развития, оборвавшегося во II в. н. э. Наличие же плиточных могил к югу от Гоби показывает, что этот обряд захоронения связан не с локальными
особенностями одного племени, а является следом культурного единства многоплеменного этнического образования в Средней Азии I тысячелетия до н. э.151
Бичурин Н. Я. Собрание сведений… Т. II. С. 172.
152
Иакинф. История Тибета и Хухунора. Т. I. СПб., 1833. С. 17.
153
В 317 г. хунны в союзе с пятью китайскими княжествами выступили против Цинь, но были отбиты (Фань Вэнь-лань. Древняя история Китая… С. 235).
154
Окладников А. П. Новые данные по древнейшей истории внутренней Монголии // ВДИ. 1951. № 4. С. 163.
О ЯЗЫКЕ ХУННОВ
Вопросу о языке, на котором говорили хунны, посвящена большая литература, ныне в значительной степени потерявшая значение [155] . Сиратори доказывал, что известные нам хуннские слова — тюркские и единственная хуннская фраза, дошедшая до нас, — тюркская [156] . Исследования финских ученых поставили вопрос о хуннском языке в несколько иную плоскость: Кастрен [157] и Рамстедт [158] высказали мнение, что хуннский язык был общим для предков тюрков и монголов. Пельо отметил, что он включает в себя элементы еще более древнего слоя [159] . Лигети оставляет вопрос о хуннском языке открытым, ссылаясь на то, что хуннское слово, обозначающее «сапоги», известное нам в китайской транскрипции, звучит «сагдак» и не имеет аналогий ни в тюркских, ни в монгольском языках. Приведенное им сопоставление с кетским словом «сегди» не удовлетворяет самого автора [160] .
155
См.: Иностранцев К. А. Хунну и гунны. Л., 1926.
156
Shiratori К. Uber die Sprache der Hiungnu und der Tanghu — Stamme. St. Pb., 1902; Bulletin de l'Academie Imperiale des Sciences de S.-Petersburg. V. Serie. Bd. XVII. № 2 (Отдельный оттиск).
157
Casfren M. A. Ethnologische Vorlesungen uber die altaischen Volker. St.-Pb., 1857. S. 35–36.
158
M. G. S. Ramstedt. Uber der Ursprung der turkischen Sprache. Helsinki, 1937. S. 81–91.
159
Pelliot P. L'edition collective des oevres de Wang Kouo-wei (T'oung Pao. Vol. XXVI). P. 167.
160
Ligeti L. Mots de civilisation de Haute Asie en transcription chinoise // Acta Orientalia. 1950. S. 141–149.
Однако это слово имеет прямое отношение к старорусскому слову «сагайдак», т. е. колчан со стрелами и луком. Оно тюрко-монгольского происхождения и было в употреблении в XVI–XVII вв. Связь его с хуннским словом «сагдак» совершенно очевидна, так как хунны затыкали за голенища стрелы, которые не помещались в колчане [161] , как впоследствии делали русские, затыкая туда ножи. Итак, слово «сагдак» восходит, возможно, к той же тюрко-монгольской языковой стихии, которая в I тысячелетии до н. э. была еще, очевидно, слабо дифференцирована; но возможно также, что общность известных нам хуннских и монгольских слов объясняется культурным обменом между народами, которых тесно связывала историческая судьба. Несмотря на приведенные соображения, можно думать, что сомнение в тюркоязычии хуннов несостоятельно, так как имеется прямое указание источника на близость языков хуннского и телеского [162] , т. е. уйгурского, о принадлежности которого не может быть двух мнений. Сам Лигети указывает, что сомнения в тюркоязычии хуннов основаны на анализе специальных «культурных слов», которые очень часто оказываются заимствованными, в чем нет ничего удивительного, так как общение хуннов с соседями было продолжительным и интенсивным.
161
В колчане помещалось всего 30 стрел (см.: Иностранцев К. А. Сасанидские этюды. СПб., 1909).
162
Бичурин Н. Я. Собрание сведений… Т. I. С. 214.
IV. Великая стена
ВОЙНА ХУННОВ С КНЯЖЕСТВОМ ЧЖАО
Победа, которую предки китайцев одержали над окружавшими их со всех сторон враждебными племенами (жунди, кянов, маней, юэ и пр.), далась им очень нелегко и стоила недешево. Но даже после того, как внутри китайских земель были уничтожены жунские княжества и подчинены племена, граничившие непосредственно с царствами, образовавшимися в результате укрупнения феодальных княжеств, китайцы чувствовали себя на своей земле, как на острове, окруженном враждебной стихией.
Об этом весьма красочно повествует стихотворение Цюй Юаня «Призывание души» [163] . Изложенная там географическая концепция заслуживает внимания.
Восточной стороне не доверяйся, Там великаны хищные живут И душами питаются людскими; Там десять солнц всплывают в небесах И расплавляют руды и каменья, Но люди там привычны ко всему…Любопытно, что о море нет ни слова. В эпоху Цюй Юаня восточные юэ — «хищные великаны» — еще держались в Цзяннани и доставляли китайцам больше неприятностей, чем не освоенное для плавания море. О юге сказано следующее:
163
Цюй Юань. Стихи. М., 1954. С. 128–129.
Эта мрачная картина кое в чем находит подтверждение. Ло Гуан-чжун также сообщает, что у южных маней-лесовиков практиковались человеческие жертвоприношения [164] . Фантастическая зоология остается на совести Цюй Юаня. Но это все пустяки по сравнению с западом:
164
До Гуан-чжун. Троецарствие. Т. II. М., 1954. С. 374.