История нравов

Международная известность в XVII и XVIII вв. этих мест зависела даже исключительно от их роли официальных корсо, где проститутки устраивали биржу любви. Всякий иностранец первым делом посещал эти места. Сюда приводили его прежде всего потому, что и сами жители города считали эти излюбленные биржи любви наиболее интересной достопримечательностью. Иностранец не мог гордиться тем, что знает город, если не побывал на этих улицах и площадях и не присмотрелся к их жизни.

В Лондоне бродячие проститутки гуляли по вечерам первоначально только на Сити, так как только здесь улицы были настолько освещены, как того требовала торговля собой. Вместе с введением газового освещения они распространились по всему городу, так как теперь везде имели возможность предлагать себя, выяснить финансовое состояние покупателя и — главное — позволить последнему убедиться в доброкачественности предлагаемого товара.

Число этих бродячих проституток было, судя по всем сведениям, так велико, что хронисты, по-видимому, не преувеличивают, говоря о том, что можно было лишь с трудом протискиваться сквозь отдельные группы и что мужчина постоянно находился под перекрестным огнем предложений и более или менее грубого свойства галантных нападений. Архенхольц пишет о Лондоне: «Эти несчастные заговаривают с прохожими, предлагая свою компанию для дома или таверны. Они стоят целыми группами. Высшая категория этих охотниц, живущая самостоятельно, предпочитает ходить по улице и ждать, пока к ним обратятся. Даже многие и многие замужние женщины, живущие в отдаленных кварталах, приходят на Вестминстерскую улицу, где их не знают, и занимаются здесь тем же промыслом или из безнравственности, или от нужды. С удивлением видел я восьми- или девятилетних девочек, предлагавших свои услуги».

Разумеется, проститутки не довольствуются обычными фразами вроде: «Добрый вечер, красавец!», «Угости стаканом вина», «Могу я разделить твою компанию?» . Таково было только начало торга. Огромная конкуренция вынуждала их делать самые смелые авансы. Циничные слова сопровождались циничными жестами. Каждому заинтересованному разрешалось на соседней скамейке удостовериться насчет самых интимных подробностей, его желания разжигались непристойными ласками и поцелуями, на которые ни одна из них не скупилась. Проститутки к тому же доводили до крайности господствовавшие в моде тенденции. Они всегда декольтировались, а в годы, когда даже и порядочные дамы любили глубокое декольте, проститутка, раз она была мало-мальски недурна, совершенно оголяла грудь. Или же она набрасывала на декольте легкую шаль, которую при встрече с мужчиной отдергивала с вызывающим замечанием: «Нравлюсь ли я тебе?» Не скупились и на retrousse.

Крупные сводни, работавшие на богатых клиентов и особенно на иностранцев, прогуливали своих «питомиц» или «воспитанниц» — так называли девиц легкого поведения, если они показывались в сопровождении сводни, — часто и в экипажах по публичным местам. Эти экипажи были всегда так же крикливо убраны, как и сидевшие в них жрицы Венеры, старавшиеся обратить на себя внимание мужчин не возгласами, а изысканностью поведения и недвусмысленным разговором при помощи веера.

Порой свобода нравов доходила до последних пределов возможности. Если превращенное в биржу любви место прогулки представляло собой тенистую аллею или находилось недалеко от такой аллеи, то было нередкостью, что состоявшаяся между проституткой и мужчиной сделка осуществлялась тут же на месте.

Существовал, кроме того, целый ряд других случаев и ситуаций, получавших свой особый отпечаток от массового участия проституток. Так, почти каждое значительное паломничество было связано с рынком любви. На входящих снова в XVIII в. в моду курортах проститутки также составляли немалый контингент женского населения. Наиболее значительными рынками любви были, однако, театры и другие места зрелищ в больших городах. Необходимо здесь указать еще на солдатских девок.

В век Возрождения проститутка была составной частью организации войска, так как исполняла те или другие лагерные обязанности и помогала ландскнехту добывать добычу. Вместе с возникновением постоянной армии главная ее роль приходилась уже на мирное время. Так как в мирное время солдат получал слишком ничтожное жалованье, которого не хватало на жизнь, то он часто сходился с проституткой и был ее покровителем-защитником во время ее ежедневных походов: в награду за это она содержала его или вносила свою долю в общее хозяйство. Впрочем, этот сорт девок считался самым низким. Поскольку проститутка в эпоху абсолютизма сопровождала войско в поход, она служила преимущественно потребностям офицерства. И в самом деле, тогда не было ни одного войска, в котором не находились бы многие сотни таких офицерских девок. Так как проститутки уже не были больше работницами, а исключительно продавщицами любви, то они часто задерживали движение войск... Вызываемые их присутствием галантные развлечения заставляли увеличивать обоз до чудовищных размеров. И это тем более имело место, что каждый высший офицер брал на войну если не жену, то во всяком случае официальную метрессу, со вкусами и потребностями которой необходимо было, по понятиям времени, считаться самым серьезным образом.

Так же открыто, как функционировали в XVII и XVIII вв. в больших городах бродячие проститутки, действовали и дома терпимости. Подобно корсо проституток, и дома терпимости — по крайней мере, более богатые — относились к числу достопримечательностей города, которые каждый иностранец обязан был осмотреть, если желал похвастаться, что видел все интересное в городе. В таких городах, как Лондон, Париж и Берлин, некоторые дома терпимости пользовались прямо мировой славой.

Впрочем, даже при войске мы встречаем дома терпимости. Магистр Лаукхарт упоминает в своем описании осады пруссаками Майнца в 1753 г.: «В нашем полку существовал настоящий дом терпимости — палатка, где жили четыре девицы, для вида торговавшие кофе. Самая красивая из них, Лизхен, стоила 45 крейцеров, Ганнхен — 24, Бербхен - 12, а старуха Катарина - 8».

В эпоху старого режима проституция сосредоточивалась в официальном доме терпимости, и поэтому здесь лучше всего обнаруживается крупное ведение дела, его методы и тонкости.

Так как проститутка дома терпимости не могла, подобно вольнопромышлявшей, бегать за мужчинами или навещать их у них в доме, а должна была ждать их появления, то она делала все, чтобы привлечь к себе внимание проходящих мимо. В каждую свободную минуту она сидела у окна. Естественным последствием было то, что «сидение у окна» стало первой характерной чертой профессии проститутки и что такое поведение считалось неприличным для порядочной женщины. Архенхольц сообщает об Англии: «Показываться у окна здесь считается неприличным».

Проститутка не ограничивалась, однако, в большинстве случаев тем, что привлекала к себе ободряющими взглядами внимание проходивших мужчин, а подкрепляла обыкновенно — в особенности в населенных ими кварталах — свои ухаживания возможно непристойным костюмом. Хорошенькие проститутки обычно сидели у окна в бросавшемся в глаза неглиже.

К крикливому и бесстыдному костюму добавлялись недвусмысленные жесты. Там, где конкуренция была очень велика, девицы вели себя особенно цинично. Здесь для проходящих устраивались настоящие эротические спектакли. М. Райан сообщает в своей книге о проституции в Лондоне: «В пользовавшемся дурной славой доме терпимости проститутки стояли у окна голые, делая разные непристойные жесты, принимая разные циничные позы. И то же бывало во многих других лондонских домах терпимости. Такому безобразию пытались помешать постановлением, в силу которого окна должны были быть защищены занавесками разных видов. Но эти последние обыкновенно откидывались».

Бесстыдство иногда доходило до того, что вообще уже ничего не скрывали от взоров проходящих.

Кварталы, где находились дома терпимости, притягивали — особенно по вечерам — массу мужской публики. Каждый день туда отправлялись в одиночку и целыми группами, чтобы насладиться подобными зрелищами если не в качестве активных участников, то по крайней мере пассивных наблюдателей. Не отсутствовала и более чистая публика, хотя последняя отправлялась туда обыкновенно переодетая, то есть в не бросавшемся в глаза костюме, или не желая скомпрометировать себя, или желая обезопаситься от приставаний черни, обделывавшей здесь свои темные делишки.

Такие же грубые нравы царили и внутри этих домов. В тех случаях, когда любовная сделка не совершалась с быстротой простого торгового дела, она была соединена с вакханалией, кончавшейся всеобщим пьянством и часто огромным скандалом.

Посещения домов терпимости кое-где сделались столь обычными, что никто не видел в них ничего предосудительного, даже, говорят, жены, если туда отправлялись их мужья. О бесцеремонном посещении домов терпимости берлинцами магистр Лаукхарт сообщает: «В Берлине не считается постыдным или зазорным заходить в дом терпимости. Многие даже очень почтенные мужья ходят туда, и никто не порицает их за это, даже собственные их жены. Всем известно, что каждый десятый делает это просто из любопытства или для времяпрепровождения».

В домах терпимости, посещавшихся более состоятельным бюргерством, царили те же нравы, хотя жизнь текла и менее шумно. Такие дома находились обыкновенно в стороне от центральных улиц. Почтенные бюргеры, несомненно, бывали очень не прочь разнообразить супружескую жизнь, но должно было это совершаться без всякого скандала.

В каждом городе существовало несколько святилищ любви, обслуживавших исключительно богатую и требовательную клиентуру. Эти последние отличались, разумеется, во всех отношениях, извне и внутри, от домов второго, третьего или четвертого ранга. Здесь девицы никогда не показывались у окна и, уж конечно, никогда не показывались в бесстыдном костюме. Да и вообще ничто не говорило непосвященному о характере дома. Очень часто, напротив, все имело целью произвести впечатление строжайшей солидности. Даже значительная посещаемость многих из таких домов тщательно маскировалась. Целый ряд дверей выходил в переулки или в соседний дом, так что никто не видел входивших или выходивших посетителей. Все это делалось отчасти в интересах богатых клиентов, желавших сохранить инкогнито, отчасти в интересах специальной категории посетителей, например священников, которым посещение таких учреждений было запрещено.