История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Достаточно сказать, что имея в доме шестнадцатилетнюю дочку, мечник по поводу милого двадцатилетнего парня ни малейших забот не имел. Любили по-Божьему, как брата с сестрой, не тая, не скрывая, ни желая больше, чем то, чтобы каждый день друг с другом говорить, улыбаться и услужить один другому. Очень часто при Янаше вели диспуты о будущей судьбе наследницы Межейевиц, для которой якобы кого-то из сенаторского дома ожидать согласились. Янашек только одного желал: чтобы человек был её достоин.

Ядзя подшучивала над Корчаком, что он когда-нибудь жениться, и наивно ему предсказывала панну с богатым приданым и красивой деревней. Правда, что так заговорённый, Янаш сильно краснел и с великим запалом ручался, что никогда не жениться, что хочет служить рыцарем, а солдату женатым быть не пристало, так как ему всегда сердца не хватает, когда семью вспомнит. Иногда аж до клятвы к этому рвался, но над ним смеялись и не разрешали клясться впустую, потому что в то время клятва в глазах Бога так связывала человека, что его никакая сила на свете от неё развязать не могла…

Несмотря на молодой возраст, имел Корчак столько опыта, хлоднокровия и непревзойдённости, что ему семью доверить мечник не колебался. Также весь двор был подобран так, что с ним ни мечникова, ни он проблем иметь не могли. Плохого в Межейевицах ничего долго не сохранялось.

Ксендз Жудра, капеллан, некогда также товарищ по гетманской хоругви, хотя ксендз, был смелый, спокойного духа и большой рассудительности. Часто сним мечник советовался и для Янаша в дороге мог быть великой помощью, потому что, хотя в тех краях не бывал, столько с разными людьми общался, столько на свете наслышался, что знал больше других…

Шесть человек челяди, выбранные из тех, что были самые крепкие и верные, холоп в холопа, гайдуки Холоба и Тракевич головой перерастали всех и были также созданы для такой экспедиции.

Таким образом, оба были в обозе и нелегко их было чем устрашить. Самый слабый из всех, венгр Гича, хотя, по-видимому, происходил из венгров, воспитанный с детства на дворе, полностью освоился, а был ловкий, энергичный, немного мошенник, но отважный как старик, и готовый схватиться с гигантом.

Хотя мечникова об этом путешествии отнюдь не беспокоилась, будучи уверенной, что турки и татары делают сейчас что-нибудь другое… старик сам, не тревожась, людям по отдельности рекомендовал самую большую осторожность в путешествии, Конри, брат Никиты, всегда опережал на несколько часов двор, а дали ему самого лучшего коня, чтобы в случае какой опасности мог вернуться, и вовремя. Из двух человек состояла тыльная охрана, остальные громоздились около колебки, кареты, на котором ехал ксендз Жудра, и другой с запасным кормом для коней и кухней.

Осень очень удачно выдалась тёплой и приятной. Ночи бывали холодные, но дни почти жаркие. Ядзя, которая не много путешествовала, удивлялась и радовалась всему: городам и костёлам, деревням и лесам, зелёным горам, разной одежде и разнообразной речи людей.

Первые дни путешествия шли очень благополучно, конь не захромал, ни одно колесо не испортилось, ничего не потеряли и, несмотря на пересекающиеся дороги, нигде не заплутали.

Мечник на карте выписал весь пусть и чуть ли не пастбища и ночлеги так разумно, что его маршруту придерживались, ни в каких изменениях не нуждаясь…

Янаш Корчак почти всё время ехал верхом возле колебки, объясняя панне, что понимал, и показывая, что ему попадало на глаза.

Кавалькада была панская и люди охотно уступали ей тракт, низко кланяясь…

На пастбищах и ночлегах, где только находил костёл, ксендз Жудра заходил в дом приходского священника либо получал информацию в монастыре, а часто и сердечный приём.

Так отбыли значительную часть дороги, и Волынь мечникова проехала счастливо.

Приближались к границам Подолья и Гродку. Кони были немного утомлены, поэтому в Старом Константинове намеревались день отдохнуть. Край околичный, плодородный и красивый очень понравился, меньше – бедный городок, в коем только остатки замка, доминиканский и капуцинский монастыри были всем украшением. Они заняли дом на рынке и свободно разгостились, отдыхая, а также и осенний дождь полил, который долго висел над ними. Ксендз Жудра, не обращая на него внимания, сразу пошёл к доминиканскому священнику. Было это ближе к вечеру. Приора он нашёл дома, по странному совпадению это был его давний знакомый Яцек Заяц, некогда так же солдат, которого потом ксендз Жудра встретил в рясе.

Увидев его, приор даже перекрестился.

– А ты тут, отче, что делаешь? Всякий дух Господа Бога прославляет! Откуда ты взялся?

– С дождём выпал, – смеясь, ответил капеллан.

Посадив его тогда и приказав принести рюмочку вина, ксендз Заяц начал расспрашивать. Всем в то время была интересна экспедиция короля Яна против неверных, о которой расходилась слава, что в лиге с другими хрестианскими монархами он может нанести смертельный удар мощи турков в Европе.

Тут, сидя почти на краю, гораздо меньше знали, что делалось на другой границе, следовательно, вопросов было без конца. Ксендз Жудра во многом удовлетворил его любопытство.

– Достопочтенный отец, – сказал он в конце, – дайте же мне тогда спросить у вас о том, чего нужно…

– Говори, ксендз, – отпарировал весело приор.

– Тогда знайте, что я сюда не один прибыл и не per des apostolo-rum, но со двором моей пани и добродетельницы, пани мечниковой Збоинской из Межейевиц. Мы едем, могу сказать, на край света. Святая и благородная наша пани, но когда чего-нибудь пожелает, расступись земля – должно это быть. Имеет мечник с давних лет на самом пограничье Подола…

– Гродек, – прервал приор, – знаю, знаю, потому что там бывал.

– Слава, пане, – воскликнул, вставая, Жудра, – тогда, по крайней мере, вы можете мне поведать что-нибудь о нём и как туда доехать и как там вести себя.

Приор, казалось, минуту раздумывал и смотрел Жудре в глаза.

– Со всяким уважением к вашей пани мечниковой, – начал он, – я вам скажу, что действительно она женским разумом себе эти путешетвия заслонила. Вы можете доехать, но чтобы вы целыми возвратились!.. За это никто разумный не поручится…

– Почему? – воскликнул испуганный Жудра, ломая руки.

– Потому что более опасного угла, чем этот, нет на свете. Татары, Липки, бродяги, банды самой разнообразной черни там на краю взяли себе пристанище. Что же вы им в пасть лезть хотите?

Ксендз-приор остановился и добавил потихоньку:

– Вам ничего лучшего не остаётся делать, только, отдохнув в Константинове, во имя Бога вернуться домой.

– Но этого не может быть! Этого быть не может, – сказал ксендз Жудра, – нужно знать мечникову, hic mulier, дочка также почти ребёнок, но мужского духа.

– Что? И с ребёнком выбралась? – закричал приор, поднимая плечи. – Вы головы потеряли…

Ксендз Жудра чрезвычайно смешался.

– Что тут поделать?

– Что поделать? Вернуться! Говорю вам, о путешествии не думайте! Вы считаете, что все татары пошли на Вену? Этой саранчи до избытка осталось на рубежах… Неисчерпаемая тьма на границах ждёт, чтобы грабить…

Видя, что Жудра, укрыв голову руками, сильно задумался, приор говорил, по-прежнему ходя и оттягивая чёрный пояс, так как был достаточно тучный и имел привычку всегда его поправлять, чтобы не съезжал вверх.