История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

Бабушка сидела на лавке у ворот.

— Ну, слава богу! Наконец-то! А это что еще за тряпка у тебя на руке?

— Папа купил, — строптиво сказала Элфи побледнев.

Бабушка всплеснула руками и выхватила у Элфи юбку с жакетом. Она мяла костюм, разглядывала его на свет и при этом вовсю ругала Элфиного отца, этого беспутного лоботряса. «Будь у него голова на плечах, — говорила она, — он сообразил бы, что такой цвет вообще не подходит молоденькой девчонке».

— Да ведь этот самый костюм уже три месяца висит в нашей «Химчистке»! — злорадно сообщила дворничиха.

Большего бабушке и не надо было.

— Ах, вот как! Значит, ты соврала? Значит, это не отец купил?

— Нет, отец. Он дал мне на него денег.

— Ну ладно, — сказала бабушка, не желавшая продолжать ссору в присутствии дворничихи. — Отдадим эту тряпку в краску и сделаем из него приличный темно-синий костюм. Материя-то, видно, неплохая.

С этими словами бабушка поднялась с табуретки и пошла домой. А Элфи понесла за нею следом табуретку. Лиловый костюм бабушка крепко держала в руках.

Об аттестате не заговаривали весь день. Бабушка совсем забыла о нем, а Элфи не напоминала. Бабушка ходила и прикидывала: не сходить ли ей в магазин возле Западного вокзала, там продают хорошую краску. Надо будет дома покрасить, а то еще в «Химчистке», чего доброго, форинтов сорок возьмут за это.

Элфи положила аттестат с оставшимися деньгами в ящик, в котором вот уже восемь лет хранит она свои книги и тетради. Она слушала ворчание бабушки, а та все допытывалась, во что обошелся этот паршивый костюм, и говорила, что он, наверняка, не стоит столько. За такие деньги можно купить и что-нибудь получше, более подходящее для девочки. Элфи сидела, сжав пальцы в кулаки, чтобы бабушка не увидела ее накрашенных ногтей; внезапно ею овладело непонятное чувство уныния и горести. И почему так? Ведь бабушка ее не обидела. Может быть, Элфи не хотелось, чтобы бабушка перекрасила ее бразильское чудо из лилового в темно-синий цвет? Да нет, это ее не огорчало. Она была совершенно согласна с бабушкой. Мало того: вероятно, она и сама не стала бы носить лиловый костюм. Во всяком случае, она не уверена, что стала бы его носить. Ведь она и купила его совсем не потому, что он ей понравился, а потому, что ей хотелось отомстить всем, кто постоянно командует ею, все запрещает ей, а на деле так мало ею интересуется. Сегодня у Элфи очень трудный, бурный день. Быть может, она устала и оттого такая унылая, грустная: сколько всего случилось сегодня утром! А ведь с каким нетерпением ждала она дня, когда наконец расстанется со школой! Больших усилий стоило Элфи окончить восьмой класс, да еще успешно, а что в результате изменилось? Выкрасила в красный цвет ногти и купила себе лиловый костюм. Да и то из упрямства! Элфи реветь хотелось от горя, да еще и потому, что она чувствовала: бабушка права, в государственном универмаге за сто тридцать форинтов можно было купить гораздо более красивое летнее платье. Даже в этом она такая невезучая! Хотела отомстить другим, а наказала только себя…

В этот-то миг и появилась Бэби: в цветной юбке и светло-голубой нейлоновой кофточке, совсем прозрачной. Она пришла попросить у бабушки пять форинтов: честное слово, всего на четыре денечка, только до первого. У нее нет ни гроша.

Бэби не впервые просила деньги у бабушки. Но всегда отдавала, и бабушка не отказала ей, только пожурила немного. Ей, мол, все равно, просто она как старшая говорит: нельзя так плохо распределять деньги. Жить в долг — плохая привычка.

Бэби поблагодарила за деньги, шутливо послала бабушке воздушный поцелуй и спросила Элфи:

— А ты что такая мрачная? Неужто провалилась? Ну и плюнь на это!

Как бы то ни было, Бэби оказалась единственной, кто вспомнил, что Элфи сегодня окончила школу. Бабушка сразу спохватилась.

— Ну и хороша внучка! — сказала она. — Да ты мне даже и аттестата не показала!

— А ты и не спрашивала, — возразила Элфи. — Не бойтесь, не провалилась.

Бабушка расчувствовалась, но, не желая показывать виду, воскликнула, обращаясь к Бэби:

— Вот полюбуйся на эту бездельницу! С доброй вестью первым делом помчалась к своему шелапутному отцу. Она его, видите ли, любит! За то, что он ей все позволяет, деньгами балует. А пришлось бы у него жить, посмотрели бы мы тогда! Тебе у него небо показалось бы с овчинку. Значит, он тебе дороже, чем я? А я знай работай на тебя. С пеленок вырастила. Значит, он тебе хорош, а я плоха?

И глаза бабушки — вопреки ее воле — наполнились слезами. Тут бы Элфи вскочить, подбежать к бабушке, прижаться к ней, обнять, поцеловать ее, как того хотелось и бабушке, да и в какой-то степени самой Элфи! Но желала этого только одна половина Элфи, та, которая любила бабушку и хотела вместе с ней и плакать и смеяться. А вторая половина шептала: «Как бы не так! Вот еще!» И Элфи казалось, что она надвое раскалывается.

Бабушка и сейчас ругает ее! Даже нежность свою она выражает бранью. Ругает отца, никогда и ничем она не довольна. Значит, и в бабушке сидят два существа: доброе и злое. И Элфи такая тоже! И, может быть, все такие — и отец и мама, — только Элфи их еще мало знает с этой злой стороны.

А Бэби смотрела, смотрела на них из-под черных, как сажа, ресниц и вдруг сказала:

— Бабусенька, отпустили бы вы Элфи на танцы. Да и сами бы сходили с нами. Ей-богу! — В голосе ее слышались настойчивость, задор и желание сделать что-нибудь доброе.

— Что такое? — переспросила бабушка.

Элфи не успела, да и не посмела бы ничего сказать. Но в протестующем возгласе бабушки было совсем мало возмущения, и Бэби это сразу подметила.

— Вы не думайте, что это какое-нибудь плохое место. Приходите, сами увидите! Там бывают хорошие ребята, а многие девушки приходят со своими мамашами. Сидят, разговаривают. А Элфи заслужила хоть маленькой награды за хороший аттестат!

Бабушка взглянула на Элфи. И этот взгляд свершил чудо. Элфи поняла, что дело не безнадежно. Бабушка, если ее как следует попросить, уступит. И в Элфи победила добрая половина или, может быть, это была просто хитрость, желание подольститься. Ну, если и было, то самая малость. Дорогая, милая бабушка! Угрюмая девчонка вспорхнула со своего места, как мотылек, подлетела к бабушке и повисла на ней:

— Бабушка, милая, любимая, единственная!..

Бабушка надела свое шелковое черное с белыми разводами платье, Элфи расчесала косу. А Бэби тем временем начищала ее черные туфли. Элфи нарядилась в лучшее летнее платье — светло-голубое. Бэби сбегала домой, принесла свои красные крупные бусы. Потом попудрила Элфи нос и хотела накрасить губы, но этого уж бабушка не позволила. Не все же сразу! Красные ногти Элфи бабушка заметила, но только посмеялась:

— Эх ты, мартышка!

Она догадалась, что ногти Элфи покрасили у отца в парикмахерской.

Пока они собирались, вернулся дедушка. Но бабушка, не дав ему опомниться и удивиться, воинственно стала на сторону Элфи:

— Пусть сходит на танцы. Что в этом такого? Молодая девушка, окончила школу. На следующей неделе работать пойдет. Не квасить же нам ее дома. В мое время таких уж замуж выдавали. Глупо, конечно, делали. Но погулять, повеселиться молодым надо.

III

Элфи любит парикмахерскую, где она теперь работает, и ее там все любят. Не только мастера, ученицы и дядя Антон, но и красные сушильные буры, касса, вешалка, стулья, унылые, поникшие головами фикусы на подоконниках, — одним словом, все оборудование парикмахерской. Длинный ряд зеркал с двух сторон приветливо и многократно отражает тоненькую фигурку девушки, порхающей по просторному, как танцевальный зал, салону.

Парикмахерскую открывают утром в половине седьмого. Элфи обычно приходит первой. С той поры, как она вместо школы стала ходить на работу, по утрам она просыпается куда проворнее и веселее. Едва откроет глаза — и сразу вспоминается парикмахерская с ее терпкими запахами одеколона и краски для волос, теплым гудением сушилок. Один миг — и Элфи уже на ногах. Сама просыпается. Бабушке будить уже больше не приходится. Она умывается, одевается и не идет, а прямо летит на работу. Теперь ей некогда разглядывать витрины, глазеть по сторонам. Придет до открытия — терпеливо ждет перед запертой дверью, с удовольствием рассматривая проносящиеся мимо по широкому проспекту автомобили. В такой ранний час они мчатся быстро и бесшумно.

Иногда по утрам на деревьях собирается такое множество воробьев, что их гам наверняка будит обитателей всех окрестных квартир с окнами на улицу. А в другие дни воробьев нет и в помине, и тогда по-летнему зеленая листва наслаждается тишиной и покоем.

Сразу с открытием парикмахерской Элфи принимается за уборку: проветривает помещение, метет полы. Протереть зеленый резиновый ковер — дело пяти минут, теплой воды сколько угодно — из газовых кипятильников.

Парикмахерскую открывают рано, чтобы до начала рабочего дня успеть обслужить женщин, приходящих сюда перед работой, начинающейся в восемь — полдевятого, помыть голову, красиво уложить волосы. Приходят с утра пораньше и домашние хозяйки с пустыми овощными сумками — прямо из парикмахерской они отправятся за покупками на рынок. Попозже — в девять, десять — парикмахерскую заполняют другого стиля дамы: элегантные супруги врачей и адвокатов, актрисы из ближайшего театра. Заходят сюда и знаменитости, вроде тех, что бывают в салоне у отца на Пашарете. Самая милая из них — молоденькая певица-примадонна с золотистыми волосами. Вся парикмахерская горит, как в лихорадке, когда является она со своей неизменной маленькой собачкой. Но еще больше здесь любят другую, уже пожилую актрису, которая приходит по утрам в брюках, ненакрашенная, повязав голову платком. Пока косметичка массирует ей кожу на лице, актриса рассказывает театральные новости. Ах, что за прелесть эта женщина! По виду и не скажешь совсем, что ей уже шестьдесят. Но она сама не только не скрывает своих лет, а даже хвастается этим: