История одной истерии
Шрифт:
«Ничего не скажешь, хорош этот издатель?! Совсем заморочил мне голову! Как я только могла ему поверить?» – возмущалась, измученная подозрениями и разочарованная во всех на свете, легкомысленная часть меня.
Подъезжая к подъезду, я с грустью констатировала, что все мои симпатии к Шумилову испарилась без следа. Как обычно, когда очередная влюбленность оказывалась мимолетной, я немного расстроилась. Прибавленное к общему негативному состоянию это расстройство окончательно уничтожило остатки хорошего настроения. Эх, а утром это театральное дело казалось таким приятным и привлекательным…
Настасья,
6. Глава о том, как бестолково взрослеют дети.
– Как хорошо дома! – намеренно громко промурчала я в прихожей, чтобы привлечь внимание Георгия к нашему появлению, – Ты себе представить не можешь, сколько на улице всяких неприятностей.
– Так сидела бы в офисе, – громогласно отреагировал Георгий, не выходя из комнаты. Ничто не могло оторвать детектива Собаневского от напряженной борьбы с компьютерными монстрами, – Тогда, глядишь, и катастроф на улицах меньше бы стало.
Настасья, всегда готовая подыграть Жорику, прыснула со смеху.
– Ты не понимаешь, – стараясь сохранять серьезность, продолжила я, – На этот раз я ничего не натворила. И без меня обошлось. Знаешь, это дело оказалось совсем не столь незначительным, как ты предполагал. Без тебя я не справлюсь. Необходимо твое вмешательство.
Все это я выкрикивала, прыгая по прихожей на одной ноге. Процесс стаскивания обуви несколько затягивался. Купленные неделю назад ботфорты смотрелись на ногах совершенно потрясающе, находиться на них любили и без боя не снимались.
– Да выньте меня кто-нибудь отсюда! – не выдержала я, – Я ж не кот, чтоб всю жизнь провести в сапогах.
– Нечего совать ноги куда ни попадя, – безынициативно отозвался Жорик, которому уже успел порядком поднадоесть процесс изымания меня из объятий дорогостоящей обуви. Увы, кроме Георгия сие ритуальное действо выполнять было некому. У Настасьи попросту не хватило бы сил. Компьютерным игрушкам пришлось немного обождать.
Заметив, что компьютер освободился, Настасья мигом проскользнула в комнату и полезла в Интернет.
– Представляешь, общалась полдня с заказчиком – издателем Шумиловым – и в результате обнаружила, что из всех задействованных в деле персонажей, он оказывается самым подозрительным, – доверительно вручая Жорику свою ногу, сообщила я, обеими руками хватаясь при этом за дверную ручку.
– У вас с ним это взаимно. Он звонил несколько минут назад. Просил, чтобы я следил за тобой. Ты у него – главный кандидат в преступники, – как ни в чем не бывало, произнес Георгий.
От неожиданности я растеряно всплеснула руками. В этот момент Жорик дернул за сапог. В результате мы с ним оба отлетели в дальний угол прихожей. Настасья, следила за нашими передвижениями из комнаты. Давненько не наблюдавшая подобного цирка, Сестрица была в восторге.
– Говорят, после каких слов человек упал, то и неправда, – заметила она, едва сдерживая смех, – Значит, Катюша не преступница.
– А про то, что грех
смеяться над упавшими, тебе не говорят? – колко поинтересовалась я, – Ты ведешь себя некрасиво.В этот момент не выдержавшая нашего налета дверца шкафа резко отворилась, и я согнулась под тяжестью собственной дубленки.
– Я же говорила, – пожала плечами Сестрица, – Все-все, больше ни слова не произношу, веду себя прилично…
Последнюю тираду Настасья выпалила, наткнувшись на мой строгий взгляд. Удивительное для этой особы послушание. Понимает, прям, с полувзгляда!
Нет, в самом деле, то ли я превратилась в отличного воспитателя, то ли Сестрица оказалась приличным ребенком. Мамочка бы ни за что не поверила ни в первое, ни во второе.
– Я оккупирую на время компьютер? – спустя несколько минут, все же решила поинтересоваться Настасья.
Жорик тяжело вздохнул, но согласился.
– Может, она, как Печкин? – с надеждой спросила я, – Может, у неё переходный возраст и плохой характер были, пока велосипеда (в данном случае компьютера) не было?
Исчезнув в недрах Интернета, Сестрица действительно затихла.
– Похоже, ребенок заболел, – обеспокоился Георгий.
Другого объяснения исходящей от Сестрицы тишине никто, знающий Настасью достаточно хорошо, придумать бы не мог. Между тем, я вдруг вспомнила, что знаю это «другое» объяснение.
– Знаешь, мне нужно массу всего тебе рассказать, – я потащила Жорика на кухню, – И про Настасью тоже. Она такая тихая, потому что боится.
– Ей что-то угрожает? Натворила что-нибудь и теперь боится расплаты? Куда ты уже втянула ребенка? – Георгий уселся на подоконник, что свидетельствовало о его готовности к долгой беседе.
В последнее время у Жорика появилась эта дурацкая привычка – вынуждать всех вокруг смотреть на себя снизу вверх. Я покорно уселась на стул и задрала голову. Подоконники в этой квартире располагались довольно высоко.
– Не «что-то», а «кто-то»! – зловеще проговорила я. И протянула Жорику последнюю записку. Для наглядности, – Не удивительно, что Сестрица испугалась.
– Ничего я не испугалась! – послышалось из коридора.
– Ты же в наушниках?! Ты же ничего не слышишь? И потом, кажется, ты обещала испариться?– наигранно возмутилась я, облегченно вздыхая про себя. Раз возмущается – значит, действительно, не слишком переживает.
– Ну, сидела, – Настасья кокетливо потупилась, – А потом перестала сидеть. Случайно проходила мимо, в этот момент как раз случайно закончилась песня, и я случайно услышала, что ты говоришь…
– Бывает, – я закатила глаза к потолку, чтобы многозначительно переглянуться с Жориком.
– Так вот! – Настасья решила, что с оправдательной частью можно закончить, и перешла к обвинительной, – Ты не права! Я не записки боюсь! Я тебя боюсь! Ты ведь можешь уволить меня… Скажешь, мол…
– Настасья, здесь становится небезопасно, – перебил Сестрицу Жорик, – Тебе лучше будет пока не вмешиваться. Придешь на стажировку во время более спокойного дела…
– Вот-вот, – утвердительно закивала Сестрица, продолжая вести разговор только со мной, а Георгия используя в качестве наглядного пособия, – Именно это ты мне и скажешь. А я не хочу спокойного дела.