История одной сенсации (Повести-памфлеты)

— Если бы мне это показалось, — снова самым решительным образом прервал ее генерал, — я бы не стал сообщать об этом ни газетам, ни радиокомпаниям. И вообще, мне думается, уважаемая мисс…

— Демпси, — подсказала Керри.

— Уважаемая мисс Демпси, — повторил Хазард внушительным голосом, — вам следовало бы не сомнения свои мне высказывать. а поинтересоваться теми бедствиями, какие грозят в недалеком будущем нашей планете.

— Вы полагаете, значит…

— Я не полагаю, я утверждаю это.

И генерал Хазард стал развивать свою идею космической опасности, нависшей над человечеством. Керри добросовестно записывала его разглагольствования, хотя не верила ни одному его слову. А генерала почему-то смущали глаза этой молоденькой журналистки. Они казались ему то дерзкими, то насмешливыми, хотя в них светились лишь недоверие к его словам и прирожденная пытливость.

«Черт знает, что может написать обо мне такая девица, — с беспокойством думал генерал. — Нужно будет, пожалуй, позвонить самому издателю «Сирены», Уж он-то знает, как все это нужно подать…»

Когда беседа была закончена, Демпси неожиданно спросила:

— А не смогли бы вы помочь мне встретиться с самим профессором Писфулом, мистер Хазард?

— Думаю, что в настоящее время это совершенно исключено, — категорическим тоном заявил генерал. — Профессор занят сейчас усовершенствованием своей телевизионной аппаратуры, и ему не до бесед с журналистами. К тому же, вам следовало бы, прежде чем вести со мной этот наивный разговор, самой посмотреть космические телепередачи. Их принимают уже некоторые телевизоры, оборудованные конверторами профессора Писфула. Не сомневаюсь, что они рассеют все ваши сомнения.

На этом интервью было закончено. А несколько часов спустя Керри Демпси сидела уже перед разгневанным мистером Хэйтом. Жилистая шея его казалась еще длинней, чем обычно, и придавала ему выражение хищной птицы.

— Что это такое, я вас спрашиваю, мисс Демпси? — говорил он, теребя рукопись Керри и нещадно брызгая слюной сквозь редкие зубы. — Кому нужны ваши скептические замечания? Не понимаете вы разве, какой сенсационный материал гибнет по вашей милости? Не забывайте, что все вы — мои служащие, и мне нет дела до ваших личных мнений и тем более сомнений. Я владелец газеты, и я требую от вас писать о том, во что верю я лично. А если вы со всем этим не согласны — идите тогда к мистеру Каннингу в его жалкий «Прогресс». Он ведь, кажется, приглашал вас к себе. Там вам, может быть, будет дана возможность иметь некоторую свободу собственного мнения. Но, повторяю, только некоторую, в пределах политических задач газеты «Прогресс». Да учтите еще к тому же, что эту свободомыслящую газетенку в скором времени непременно прикроют.

Никогда еще не была Керри в более скверном настроении. Как ей понимать слова Хэйта? Считать себя уже уволенной или это только предупреждение? Редактор ее отдела, мистер Пейдж, к которому она обратилась с этим вопросом, ответил не очень уверенно:

— Пожалуй, пока только предупреждение, но, если вас действительно приглашал к себе мистер Каннинг, мой вам совет-идите к нему, не теряя времени. Хотя, бог видит, мне бы не хотелось расставаться с вами, ибо не сомневаюсь, что рано или поздно из вас вышел бы толк.

Редактор «Прогресса» действительно приглашал Керри к себе в газету. Но ведь там придется получать мизерный заработок, а у нее на иждивении больная мать. К тому же Керри нравился ритм жизни и широкий размах такой большой газеты, как «Сирена», оснащенной всеми новинками полиграфической техники. Целая армия работников редакции отбирала и редактировала в ней самую разнообразную информацию, поступающую как в письменной форме, так и по телеграфу, радио и телефону. Одни сотрудники газеты распределяли эту информацию по отделам редакции, другие монтировали различные сообщения в единое целое, третьи придавали им стилистическую форму и придумывали заголовки, а метранпажи торопливо планировали полосы. Все эти люди были непрерывно заняты только тем, что обрабатывали миллионы слов поступающей к ним информации, пока, наконец, количество их не доходило до средней нормы одного номера такой газеты, как «Сирена».

А как готовился фотоматериал? Десятки фоторепортеров (по двадцать, тридцать и даже по сорок человек!), словно боевые ударные части в разгар ожесточенного сражения, бросались по приказу мистера Хэйта в районы интересующих его событий. А там разрабатывались детальные планы съемок, определялись места осветителей, назначались маршруты кратчайшей доставки заснятой пленки к дежурным автомашинам.

Бурлило все и в фотолаборатории. Сотнями снимков заваливала она фоторедакторов, которым предстояла нелегкая задача — отобрать двадцать три или двадцать пять фотографий из пятисот!

Увлеченная размахом современной газетной индустрии, ее деловитостью и оперативностью, Керри не сразу разобралась, что за девизом «свободы печати» скрывается всего лишь «свобода предпринимательства».

— Пресса, — сказал ей однажды один прогрессивный журналист, — это не богатство, принесенное его владельцами в жертву великому идеалу. Это — собственность, назначение которой — извлекать прибыли.

Керри не очень поверила тогда этим смелым словам, но с каждым днем все более убеждалась в их справедливости. Циничная откровенность Хэйта окончательно отрезвила ее.

Печальная вернулась она в этот день к своей больной матери и, чтобы не расстраивать ее, решила пока ничего не говорить о своих неприятностях.

4. Керри принимает решение

Ночью Керри почти не спала. В голову лезли мысли одна мрачнее другой. Казалось, что в «Сирене» ей теперь уже не работать и лучше уйти оттуда самой, чем ждать, когда выгонят. Решила даже, что утром, непременно позвонит Каннингу и попросит его взять ее к себе в газету. Чарльз Каннинг-старый друг ее покойного отца, и он не откажется помочь ей, тем более, что и сам уже приглашал ее однажды перейти к нему на работу.

Не легко, однако, решилась она на это. Теперь ее, конечно, причислят к «красным» многие знакомые, хотя «Прогресс» был вовсе не коммунистической газетой, а лишь органом прогрессивно настроенной интеллигенции.

Керри и сама толком не знала, какие идеи пропагандирует «Прогресс», но уж только ни в какой мере не подрывает он устоев государства. Славу же «красной газеты» снискала ему борьба за мир и разоблачение пропаганды «холодной войны». А разве Керри, у которой погиб отец на фронте, хотела новой войны? Разве хотят ее даже те, которые, может быть, завтра назовут Керри «красной» журналисткой? Не верила Керри, чтобы вообще кто-нибудь из ее знакомых желал этой войны. А отмалчивались они и не поднимали против нее голоса лишь по той причине, что боялись привлечь к себе внимание Комиссии по расследованию антипатриотической деятельности.

Однако Керри размышляла так решительно о дальнейшей своей судьбе лишь в часы ночной бессонницы. Утром же, передумав все заново, она тяжело вздохнула, решив не торопиться и не уходить самой из «Сирены». Кто знает, может быть, и обойдется все… Нужно ведь было содержать как-то больную мать, а Каннинг мог разве платить ей столько же, сколько платит Хэйт?

…Первым, кого встретила Керри в редакции, оказался Пейдж.

— Ну как, мисс Демпси, видели вы уже?.. — спросил он с какой-то виноватой улыбкой.