ИСТОРИЯ ОМАРА ХАЙЯМА, рассказанная им самим

Подробный рассказ Абу Тахира убедил его в том, что мое учение следует считать законченным, и мне было дано указание собираться в путь. И вот, неделю спустя, с отрядом хакана Ибрахима я покинул Самарканд.

Путь до Бухары мне предстояло проделать не на верблюде, а в седле, и я возблагодарил Аллаха за то, что Абу Тахир, всячески поощряя мои научные занятия, находил время для обучения меня верховой езде. Это происходило обычно во время наших совместных конных прогулок по берегам Зарафшана. Эти прогулки, о которых я буду помнить до конца дней своих, приносили моей душе спокойствие и уверенность.

Теперь же я опять скакал на рыжем жеребце вдоль берегов того же Зарафшана, но в душе моей не было ни спокойствия, ни уверенности, ибо я не знал, что меня ожидает даже в самом ближайшем будущем. Оставалась надежда на Аллаха великого. Он все видит и знает все.

Через два дня пути наш отряд вступил в благородную Бухару под приветственные крики подданных хакана. Было ли это ликование искренним – я не знаю.

Бухара

Мне была выделена небольшая комната с отдельным выходом в сад во дворце, принадлежавшем сыну хакана – Шамсу ал-Мулуку. Принц большую часть времени проводил на охоте и в развлечениях, и я был рад уединению. Во дворце Шамса ал-Мулука была довольно большая библиотека. В ней, в частности, имелись многие трактаты гениального бухарца – величайшего философа всех времен Абу Али ал-Хусайна ибн Абдаллаха Ибн Сины ал-Бухари (да будет с ним благословение Аллаха), и я был благодарен Случаю, позволившему мне систематически изучать его несравненные труды. Стоит ли говорить о том, что с этих пор я стал его самым верным рабом и последователем на путях к Истине.

Когда пришла пора зимних ветров и непогоды, принц Шамс ал-Мулук стал больше бывать в городе и во дворце. Он скучал, и мои беседы с ним, видимо, оказались для него приятными, потому что он стал постоянно приглашать меня к своим трапезам. Принц был человеком с быстрым умом, но без какого-либо систематического образования. Он знал обо всем понемногу, но иногда суждения его были настолько свежи и оригинальны, что и мне было интересно вести с ним разговор. Общаясь с ним, я еще раз убедился в том, что Аллах всемогущий справедлив в распределении крупиц высшей мудрости, но не все сыны Адама готовы к тому, чтобы принять Его дар.

Моим же речам принц Шамс ал-Мулук внимал с серьезностью и с восторгом, следя за тем, чтобы все прочие гости, пришедшие в большинстве своем полакомиться царским угощением, слушали меня, не отвлекаясь и не нарушая тишины вокруг говорящего. Особенно принц любил мои пересказы философских сочинений Абу Али Ибн Сины, которые, признаюсь, я существенно сокращал и еще более упрощал, чтобы облегчить их понимание людьми непосвященными.

В Бухаре того времени еще были живы люди, утверждавшие, что они знали великого Абу Али лично. Я, естественно, не мог проверить правдивость их слов, но кое в чем их рассказы об этом царе ученых совпадали. В частности, они рассказывали о том, что, желая преодолеть сон или усталость, он обычно выпивал чашу вина и никогда не ограничивал себя во всех радостях жизни. Когда я однажды рассказал об этих подробностях Шамсу ал-Мулуку, принц выслушал меня с интересом, а потом, хитро прищурившись, спросил:

– А не хочешь ли ты по его примеру изучить на собственном опыте свойства вина?

Я ответил, что вино запрещено исламом, но если Аллахом предопределено мне такое испытание, то я попытаюсь его пройти.

На это принц ответил, смеясь:

– Считай, что предопределение Его свершилось: ведь это по Его воле тебя встретил мой отец и ввел тебя в мой дом, в котором всегда можно найти вино!

– Но стоит ли грешить ради какого-нибудь сомнительного и временного удовольствия? – спросил я.

– Стоит ли или не стоит – это ты решишь, когда сам попробуешь,- ответил принц и продолжил: – А пока ты, знающий наизусть Коран, скажи, что в нем Аллах говорит нам о вине?

Я задумался, потому что никогда не ставил перед собой такую задачу. Перебрав в памяти весь текст нашего Священного Писания, я сказал:

– «Оно полезно для людей, но грех его больше пользы»18 и «Не приближайтесь к молитве, когда вы пьяны, пока не будете понимать, что вы говорите»19 – это слова из второй и четвертой сур.

– Вспомни еще что-нибудь, о знаток Корана! – не унимался принц.

Я напряг свою память, и передо мной возникло описание джанны20, данное нам Аллахом:

– «Образ сада, который обещан богобоязненным: там – реки из воды непортящейся, и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меду очищенного»21.

– А встречалось ли тебе в Коране слово «майсара»? – спросил принц.

– Да,- ответил я,- но оно означает «благодать Божия».

– А теперь прочти его на своем языке,- приказал принц.

– «Вино дозволено»,- перевел я это слово на фарси.

– Вот видишь,- сказал принц,- сначала Аллах сказал о греховности вина, а потом разъяснил сущность этого греха, и так как до молитвы еще далеко, то мы можем выпить по пиале этого напитка из благословенного Фанаруза22.

И он разлил в ослепительно белые чаши красивую прозрачную рубиновую жидкость. Ее горьковатый вкус сразу же показался мне неприятным, но потом я почувствовал, как по моему телу разливается тепло, а к сердцу подошла волна радости. Даже окружавшее нас роскошное убранство царского жилища и волшебная прелесть сада за окном стали еще более прекрасными. Беседа наша оживилась, голоса зазвучали звонче, и мне захотелось выпить еще чашу, но принц возразил:

– Говорят, что выпитая пятая пиала чистого вина раскрывает сущность пьющего человека – все доброе и злое, что таится в его душе. Зачем нам, особенно мне – будущему царю этой земли, раскрывать перед кем-нибудь свою сущность? Давай оставим тайное тайным и будем пить вино лишь настолько, насколько оно укрепляет нашу дружбу.

Мне нечего было возразить на эти умные слова, тем более что дружба принца меня не утомляла, хотя временами мне казалось, что степень нежности в его отношении ко мне несколько превышает тот уровень, который, на мой взгляд, уместен в отношениях между мужчинами. Впрочем, мне самому спустя несколько лет пришлось убедиться в непрочности этих границ и пределов.

Тогда же нашу беседу и застолье принц закончил следующими словами:

– У тебя в твоих занятиях философией, думаю, частенько будет возникать необходимость оживить ум, обострить память и унять тоску безнадежности, иногда возникающую на пути к предвечной Истине,- все это сделает одна чаша вина, и тебе следует всегда иметь под рукой запас этого волшебного напитка.

И далее он призвал одного из своих самых верных слуг, и тот подробно объяснил мне, у кого в квартале магов23 я смогу выбрать вино по своему вкусу.

Памятуя о приятных ощущениях, вызванных первой в моей жизни чашей вина, я не стал откладывать свой визит к виноторговцу.

Старик-маг вполне соответствовал описанию, услышанному мной от слуги Шамса ал-Мулука. Он долго расспрашивал меня, откуда я родом и как я узнал о его заветном товаре. Услышав, что я – ученый, он успокоился, сказав, что многие ученые Бухары, и среди них сам великий Абу Али, посещали зороастрийский квартал по тому же самому поводу, что и я, и, прежде чем отпустить мне просимое, он поведал мне легенду о том, как вино появилось в Иране.