История Османской империи. Видение Османа

И все же, несмотря на практические препятствия, затрудняющие понимание османского наследия, граждане современного турецкого государства интересуются своей историей. Политические дискуссии пестрят историческими аллюзиями, достаточно непривычными для западных обозревателей: образы прошлого дают богатый источник ссылок, когда политики спорят о том, какая версия истории лучше послужит завтрашним целям (завтра, которое здесь зачастую кажется более неопределенным, чем где-либо еще). Множество обсуждений касается проблем, корни которых уходят глубоко в историю. Один из самых очевидных примеров того, как прошлое преследует настоящее, это «армянский вопрос», который в нынешнем своем проявлении вращается вокруг армян, пытающихся воздействовать на национальное правительство, чтобы оно признало массовую бойню в Анатолии во время Первой мировой войны геноцидом. Менее очевидны для постороннего две другие темы, стоящие в турецкой повестке дня: роль военных в политике и пределы приемлемого в проявлениях религиозности. Эти темы проходят через всю османскую историю и занимали государственных деятелей прошлого, так же как и сегодняшних. Задача историка показать, как прошлое вело к настоящему, или к настоящему, которое сегодня уже является прошлым. В написании турецкой истории, таким образом, появляется больше болезненных тем для обсуждения, чем в других странах, и составитель османской истории не может позволить себе роскоши предоставлять развлечение ценой замалчивания.

Принято заканчивать исследования Османской империи 1922 годом, годом отмены султаната; 1923 годом, когда была провозглашена Республика Турция, или даже 1924 годом, когда был ликвидирован халифат. Я распространила свое описание на республиканский период до 1927 года, когда Ататюрк произнес программную речь, подтверждая свою роль в низвержении империи и установлении республики и излагая свои убеждения, свои мечты о будущем. Отсюда заглавие моей книги, которое намекает на сон; который первый султан Осман, как считается, видел, сон, истолкованный как пророчество рождения и роста империи, историю которой я попыталась изложить. Продолжение истории до 1927 года также позволило мне указать на некоторую преемственность между республикой и империей: общепринятая идея о том, что республика создавалась в абсолютно новых условиях и несла на себе лишь след революции Ататюрка, понемногу оспаривается историками.

При написании работы такого амбициозного масштаба я столкнулась с проблемой выбора. Я не претендую на полноту, которой, помимо всего прочего, невозможно достичь. Генеральная линия повествования казалась желаемой. В какой-то мере читатели могут возразить, что было бы проще понять происходящее, если бы незнакомые элементы, такие как янычары или гарем, были описаны отдельно, вне основного течения текста. Я считаю, что эти особенности являются неотъемлемыми компонентами общества, которое их породило, и что они не существовали в вакууме; по той же причине, искусство и архитектура проистекают из сложности обшества и не могут быть истолкованы как изолированное проявление чистого творчества. Также не имеет смысла обсуждать религию в главе под названием «Ислам», поскольку религия является важной движущей силой истории, и то, как ее практикуют в любое время и в любом месте (когда бы и где бы то ни было), имеет политические последствия. Рассматривание истории через «общественные институты» приводит к статичной картине и затемняет взаимосвязи между описываемыми событиями. Это не дает возможности читателю составлять собственное мнение о разных аспектах османской истории. Разумеется, есть уникальные явления в истории любого государства, но выделять их по сравнению с этапами развития, сопоставимыми с историей других государств, кажется мне неправильным.

«Черная дыра» османской истории — уже само по себе основание для сожаления, но еще прискорбнее очевидный «железный занавес» непонимания между Западом и мусульманами. Это в большой степени результат «старых повествований» европейцев об Османской империи. Чтобы понять тех, кто культурно и исторически от нас отличается, вместо того чтобы прибегать к таким ярлыкам, как «империя зла», «фундаменталисты» и «террористы», безотлагательно необходимо попытаться понять, а не бравировать своим невежеством. Величайшее высокомерие — спрашивать, почему «они» не такие, как «мы», вместо того, чтобы осознать нашу культурную предвзятость.

Таким образом, эта книга предназначена для нескольких аудиторий. Я надеюсь, широкий читатель, который мало знает об Османской империи помимо «старых» изложений, найдет «новое» изложение во всех отношениях таким же захватывающим, а также значительно более комплексным и убедительным, поскольку здесь описывается, как империя и ее народ представляли себя и как эти представления менялись со временем. Я много написала об османских соседях и врагах на западе и на востоке, поэтому здесь есть кое-что для тех, кто интересуется территориями на османской границе, равно как и удаленными от нее. Она также предназначена для студентов, приступающих к изучению османской истории, которым в настоящее время недостает однотомного изложения ее на английском языке. Я надеюсь, что ее прочтут все, кого притягивают долгие столетия Османской империи.

Словарь османских титулов

Значение османских почтительных обращений не были постоянным на протяжении всего существования империи; определения, которые приведены ниже, были в основном распространены до конца XVIII века, если не позднее, но этот список не может быть исчерпывающим.

Большинству высокопоставленных османских чиновников давались прозвища: некоторые имели отношение/намекали на определенные физические особенности/черты; другие выводились из репутации (той или иной) личности; третьи указывали на место рождения (большинство последних оканчиваются на — лы/-ли или — лу/ — лю). Из источников того времени становится ясно, что некоторыми из этих прозвищ награждали человека еще при жизни, другими — после смерти. Пример последних — прозвище султана Сулеймана I «Законодатель», которое не использовалось широко до его смерти.

Ага: использовалось для военачальников полков султана, в особенности главнокомандующего янычарами, а также для главного черного евнуха, главы гарема.

Байло: использовалось венецианцами для обозначения посланника или посла, особенно венецианского представителя при дворе султана.

Бей: военачальник, правитель эмирата; позднее старший гражданский чиновник.

Челеби: уважительный титул, неофициально присваиваемый писателям.

Деспот: использовался византийскими и другими христианскими принцами на Балканах.

Эфенди: почтительный/вежливый титул, сходный по значению с челеби; также использовался для духовных (должностных) лиц; в XIX веке использовался как эквивалент «господину».

Эмир: мусульманский племенной (вождь) или царственный правитель небольшого государства (эмирата).

Гетман: титул, используемый для вождя или лидера казаков; польский военачальник.

Ходжа: используется для духовных (должностных) лиц.

Кади: судья и нотариус.

Хан: использовался татарскими правителями, в частности Крыма.

Мирза: титул иранских принцев.

Паша: высший титул, присваиваемый военачальнику или государственному деятелю.

Рейс: титул командующих флотом.

Султан: правитель, наделенный верховной властью; также использовался для принцев и старших жен в османском доме.

Визирь: титул министров султана, наделенных как военной, так и политической властью; великий визирь был старшим из них.

Воевода: использовался правителями Трансильвании, Молдавии и Валахии.

Глава 1 Первые среди равных

Рождение Османской империи, завершившей свое существование в строго определенный день, теряется в легенде.

29 октября 1923 года Мустафа Кемаль Ататюрк объявил себя президентом Турецкой республики, нового государства в пределах исторически сложившихся, всемирно признанных границ. Еще 1 ноября 1922 республиканцы отстранили от власти султана, хотя за ним сохранялся титул религиозного правителя всех мусульман, а 3 марта 1924 года был отменен и этот статус, в историю уходили понятия династического правления и прав помазанника божьего.

Между 15 и 20 октября 1927 года Мустафа Кемаль направил послание к парламенту — настолько известное, что на турецком языке его называют просто «Речью» — о причинах, вынудивших его поколение попытаться изменить национальную политику, давно приведшую к постоянному отставанию Османской империи от цивилизованного мира. Его первые годы во власти были посвящены проведению целого ряда реформ, которые он назвал революционными, предназначенными заставить турецкое население отринуть имперское наследие, тиранию духовных властей, и открыть для себя современный мир.