История петербургских особняков. Дома и люди

А теперь подробнее о самом доме. Построил его на отведенном в феврале 1766 года участке купец Конрад Кизель. Фасад украшали четыре пилястры, окна второго этажа имели фигурные наличники – отзвук отходившего в прошлое барокко. Но в целом дом был выдержан уже в стиле раннего классицизма. Кизель принадлежал к учредителям и старшинам первого петербургского клуба – Английского.

1 марта 1770 года появился его устав. Поскольку на первом этаже дома Кизеля имелся вместительный зал, его сочли удобным для размещения клуба. Наемная плата составляла 500 рублей в год. Первыми русскими фамилиями в списке членов значились: А. И. Полянский – муж бывшей фаворитки Петра III Елизаветы Воронцовой, известный в свое время драматург В. И. Лукин и Н. В. Перфильев, которому Екатерина II в своей шутливой «Характеристике придворных» предрекла смерть от несварения желудка.

К концу 1771-го число членов клуба достигло уже двухсот пятидесяти человек, в прежнем помещении стало тесновато, а посему был снят и второй этаж за общую плату в тысячу рублей. Английское собрание оставалось в доме Кизеля до 1774 года, после чего перебралось в более поместительный дом графа П. А. Бутурлина у Красного моста (наб. р. Мойки, 54/18).

А предприимчивый владелец стал сдавать зал для устройства различного рода представлений, вроде нижеследующего: «В новой Исаакиевской в доме купца Кизеля будут приехавшие Итальянцы, в числе коих находится осмилетний мальчик и шестилетняя девочка, показывать за деньги особливое свое искусство в прыгании по проволоке». Попутно поясню, что после начала строительства в 1760-х по проекту А. Ринальди нового Исаакиевского собора бывшая Луговая довольно долго звалась Новой Исаакиевской.

Вероятно, читателям будет небезынтересно ознакомиться с характером зрелищ, предлагавшихся вниманию тогдашней публики, поэтому приведу еще одно объявление, помещенное в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1776 год: «Итальянский механик г. Санквирико… сим объявляет, что… Ноября в 27 число представляет новую декорацию, называемую Охта, или льдяные горы, с разными увеселениями Российской масленицы, а потом козацкой балет… сие представление будет в новой Исаакиевской улице в доме купца Кизеля…».

В 1778-м «французские трактирщики братья Гугеты» – так именовались на русский лад Франсуа и Николя Гюге – открыли здесь «отель де Виртемберг», или попросту Виртембергский трактир, «где приежжие приставать и хорошо убранные покои занимать могут». Наряду с Демутовым трактиром, открывшимся в 1765-м, и трактиром «город Лондон называемый», Виртембергский трактир принадлежал к лучшим гостиницам Петербурга той поры. Кстати говоря, позднее Демутов трактир перешел в аренду Николя Гюге, кормившему, по словам Булгарина, прекрасными обедами и этим в немалой степени обеспечившему популярность знаменитой гостинице.

В 1780-м дом Кизеля становится собственностью братьев Гюге. К тому времени главный его зал все чаще использовался для концертов заезжих знаменитостей, в чем, несомненно, проявился вкус самих владельцев. При этом один из братьев исполнял роль кассира, а возможно, и импресарио, что видно из следующего объявления: «Певица Сирмен будет иметь честь представить публике… концерт в малой Морской в доме Гугета, где Виртембергский трактир… За вход должно платить по 2 рубли; билеты же можно получать у г. Гугета» («Санкт-Петербургские новости», 1784, № 87).

В течение многих лет зал в доме Гюге нанимали для своих выступлений различные певцы и музыканты; искусство их, судя по цене билетов, оплачивалось чрезвычайно высоко. Можно сказать, что в то время это был один из культурных центров Петербурга, правда, доступный лишь для узкого круга богатой публики. В 1810-х дом переходит к придворному музыканту Лепену и остается в руках его потомков до самой революции…

В мозаике старинных кварталов (Дом № 31 по Большой Морской улице)

Проходя по Большой Морской, обратите внимание на дом № 31. Приглядитесь внимательнее, и вы заметите, что средняя его часть как будто заключена в рамку позднейших наслоений. Если мысленно удалить два верхних этажа и боковые пристройки, то перед нами предстанет небольшое одноэтажное здание в девять окон по фасаду, на высоких подвалах или, как говорили в старину, «погребах». Впрочем, особой надобности напрягать фантазию нет, потому что в коллекции Берхгольца существует его изображение в том виде, какой оно имело более 250 лет назад.

Дом № 31 по Большой Морской. Современное фото

Дом Я. Петерсона. Чертеж из коллекции Берхгольца. 1740-е гг.

Конечно, за истекшие годы фасад заметно изменился: исчезло высокое крыльцо, увеличились оконные проемы, окна утратили фигурные наличники, вместо рустованных лопаток появились пилястры и т. д. И все же сохранились основные архитектурные членения, поэтому наружный вид дома остался узнаваемым. Ценность его состоит в том, что это едва ли не единственный уцелевший образец после-пожарной застройки бывших морских слобод.

Страшные пожары 1736-го и 1737 годов уничтожили почти все дома в центральных кварталах между Адмиралтейством и Мойкой, в связи с чем была образована Комиссия о санкт-петербургском строении во главе с П. М. Еропкиным. В ее задачи входило проектирование и планировка будущих кварталов и, в частности, составление типовых проектов жилых зданий. Активное участие в деятельности комиссии принимал архитектор М. Г. Земцов.

Именно он разработал проект одноэтажных каменных палат на погребах, имевший различные варианты: в семь и девять окон по фасаду, с мезонином или без него. Во всех домах этой группы выделялась центральная часть с тремя, реже с пятью окнами. Введение мезонина, наличие или отсутствие крыльца, разное количество окон вносили в их облик индивидуальные черты. Наибольшее распространение такие типовые, или, как их называли, «образцовые», дома получили в центральных частях города, в районе Мойки, Морских улиц, Невской перспективы.

При отведении комиссией участка владелец должен был представить на ее утверждение план дома и фасад, после чего обязывался «… на том месте оное наличное каменное строение строить со всякою крепотью и предосторожностью, и погреба сделать со сводами, и у тех погребов главные наружные двери железные, и у палат рундуки и лестницы каменные, и то строение закладывать и производить под присмотром и показанием… архитектора Земцова, а сверх тех апробованных плана и фасада лишнего строения и на дворе служеб… не строить под опасением штрафа».

Все эти меры предусматривали не только обеспечение пожарной безопасности, но и соблюдение «регулярства» нового здания.

Одним из застройщиков Большой Морской улицы оказался некий купец Петерсон, он и возвел палаты с высоким крыльцом в центре и каменными воротами по бокам. Позднее на месте ворот возвели два флигеля – сначала левый, потом правый. Левый флигель в 1858 году был перестроен в неоренессансном стиле, правый же появился лишь в 1872 году. Тогда же по проекту А. Р. Гешвенда соорудили пристройку с застекленным балконом на чугунных опорах, прозванную почему-то «сопкой».