История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта

Некоторые брали с сожалением, другие с радостью, но все делали это по необходимости. Самые чувствительные — то ли из принципа, то ли потому, что были богаче остальных, — покупали у солдат провизию и одежду, в которой нуждались; некоторые посылали других, чтобы те грабили для них; самые бедные были вынуждены помогать себе сами.

Достаточно награбив, солдаты становились менее активными и менее безрассудными; чтобы сохранить свою добычу, они делали то, чего бы не делали для собственного спасения.

Наполеон вернулся в Москву среди всеобщего разгрома. Он покинул город, отдав его в жертву грабежу, потому что надеялся, что его армия, которая разбрелась по развалинам, не без пользы будет обыскивать их. Но когда он узнал, что беспорядок всё увеличивается и даже Старая гвардия вовлечена в грабеж, что крестьяне, привозившие припасы, за которые он всегда приказывал щедро платить, чтобы привлечь еще других, были ограблены голодными солдатами, что несколько отрядов, движимых разными потребностями, готовы с ожесточением оспаривать друг у друга остатки Москвы, так что всё еще остававшиеся в этом городе припасы гибли среди такого разгрома, — узнав это, он отдал тотчас же строгие приказы и запретил гвардии отлучаться. Церкви, где наши кавалеристы устроили для себя приют, были немедленно очищены и возвращены духовенству. Мародерство было поставлено в известные границы — как служба, которую должны были нести все отряды по очереди, — и, наконец, было приказано подобрать всех отставших русских солдат.

Но было уже слишком поздно. Русские солдаты бежали, испуганные крестьяне больше не возвращались, множество припасов было истрачено без пользы. Французская армия впадала уже не раз в такую ошибку, но тут ее можно было извинить пожаром. Надо было постараться опередить пламя. И всё же замечательно, что при первой же команде всё пришло в порядок.

Некоторые писатели, и даже французские, искали примеры грубого произвола. Таких случаев было очень мало; большинство наших солдат вели себя великодушно. Однако если в первые моменты грабежа некоторые эксцессы и имели место, то это неудивительно для многонациональной армии, испытывавшей великие нужды и страдания.

Потерпев неудачу, эти воины подверглись упрекам. Кто не знает, что беспорядки всегда были скверной частью великих войн, бесславной стороной победы? Что слава завоевателей бросает тень, как и всё в этом мире? Разве есть на свете существо столь крохотное, что солнце может осветить его одновременно со всех сторон? По закону природы большие тела имеют большие тени. Люди слишком удивляются добродетелям и порокам этой армии. Желающие вынести правильное суждение о ней и ее главнокомандующем должны поставить себя на их место. Это положение слишком высокое, слишком необычное и очень сложное; немного найдется умов, способных постичь это, охватить во всей полноте и оценить все итоги.

Глава IX

Кутузов, покидая Москву, увлек за собой Мюрата в Коломну, к тому месту, где Москва-река пересекает дорогу. Под покровом ночной темноты он внезапно повернул к югу, чтобы, пройдя через Подольск, остановиться между Москвой и Калугой. Этот ночной обход русских вокруг Москвы, откуда сильный ветер доносил к ним пламя и пепел, носил характер мрачной религиозной процессии. Русские продвигались при зловещем свете пожара, уничтожавшего центр их торговли, святилище их религии и колыбель их империи! Охваченные ужасом и негодованием, они шли в угрюмом молчании, нарушавшемся только монотонным и глухим шумом шагов, треском пламени и свистом бури. Часто этот зловещий свет прерывался внезапными багровыми вспышками, и тогда лица солдат судорожно передергивались под влиянием дикой злобы и страдания, и глаза их мрачно сверкали, глядя на пожар, который они считали нашим делом! Взгляды их выдавали ту жестокую и мстительную ненависть, которая зарождалась в их сердцах и потом распространилась по всей России, сделав своей жертвой столько французов!

В эту торжественную минуту Кутузов объявил твердым и благородным тоном своему государю о потере столицы. Он сказал ему, что для сохранения южных провинций, житниц России, и поддержания сообщения с Тормасовым и Чичаговым он вынужден был покинуть Москву, но Москву, оставленную своими жителями, которые составляли ее жизнь. Однако народ везде составляет душу империи, и там, где находится русский народ, там и будет Москва и вся русская империя!

Но всё же горе, казалось, подавляло его. Он признавал, что эта рана глубока и неизгладима! Но тут же, как бы овладев собой, прибавлял, что потеря Москвы составляет потерю только одного города в империи и принесение в жертву одной части для спасения всего! Он остается на фланге врага и держит его, точно в блокаде, своими отрядами. Там он будет наблюдать за всеми его движениями, будет прикрывать от него ресурсы империи и восполнит ряды своей армии.

А 16 сентября он уже заявлял, что Наполеон будет вынужден отказаться от своей роковой победы!

Говорят, что Александр был опечален этим известием. Наполеон рассчитывал на слабость своего соперника, русские же боялись впечатления, которое должно было произвести на него это бедствие. Но царь обманул как эту надежду, так и эти опасения. «Не надо малодушного уныния! — вскричал он. — Поклянемся удвоить мужество и настойчивость! Враг находится в пустынной Москве, точно в могиле, без всяких средств утвердить свое господство и даже свое существование. Он вступил в Россию с 300 тысячами человек, набранных из всех стран и не имеющих между собой никакой связи — ни религиозной, ни национальной. Половина этой армии уничтожена уже железом, голодом и дезертирством, и в Москве у него только ее остатки. Он находится в самом центре России, но еще ни один русский не повергнут к его стопам! Наши же силы увеличиваются и окружают его. Он находится среди могущественного населения и окружен армиями, которые удерживают и ждут его. Вскоре, чтобы избежать голода, ему придется пробиваться сквозь сомкнутые ряды наших отважных солдат. Можем ли мы отступить, когда Европа нас поощряет своими взглядами? Будем же для нее примером и благословим руку, избравшую нас как первую нацию для защиты дела добродетели и свободы!»

Александр закончил речь молитвой ко Всевышнему.

Русские различно говорят о своем генерале и о своем императоре. Мы не можем судить о наших врагах иначе как на основании фактов. Таковы были их слова, и действия соответствовали им. Товарищи, отдадим им справедливость! Они приносили свою жертву без всяких оговорок и без поздних сожалений. Они ничего не требовали, даже тогда, когда находились среди вражеской столицы, которой они не тронули! Их репутация осталась великой и чистой. Они познали истинную славу, и когда более передовая цивилизация проникнет, наконец, в их страну, то этот великий народ будет держать в своих руках скипетр славы, который все нации земли должны последовательно уступать друг другу.

Кутузову удался его извилистый переход, который он совершил из хитрости или от нерешительности. Мюрат потерял его след и в течение трех дней не мог найти. Кутузов воспользовался этим, чтобы исследовать местность и окопаться. Его авангард уже достиг Воронова, лучшего из владений графа Ростопчина, который раньше уехал туда. Русские думали, что граф захотел в последний раз взглянуть на свой дом, как вдруг увидели, что здание охвачено пламенем и исчезло в вихре дыма! Они бросились тушить пожар, но сам Ростопчин оттолкнул их. Они видели, как он улыбался, когда это великолепное здание рушилось в пламени, которое он сам разжег.

Потом он твердою рукой начертал на железных дверях уцелевшей церкви следующие слова, которые французы позже прочли, содрогаясь от неожиданности: «Я украшал эту деревню в течение восьми лет и прожил в ней счастливо со своей семьей. Жители этой местности, числом 1700 человек, покидают ее при вашем приближении, а я поджигаю дом, чтобы вы не осквернили его своим присутствием. Французы! Я оставил вам свои дома в Москве с обстановкой в два миллиона рублей, здесь же вы найдете только пепел!..»

Около этого места Мюрат и настиг Кутузова. Двадцать девятого сентября произошла горячая артиллерийская схватка у Черикова. Она принимала плохой оборот для нашей кавалерии, как вдруг явился Понятовский со своим польским отрядом, сократившимся до трех тысяч. Поддерживаемый генералами Пашковским и Князевичем, он смело вступил в бой с 20 тысячами русских.

Его ловкая диспозиция и польская отвага задержали Милорадовича на несколько часов. Благородное самоотвержение польского князя расстроило последнее и самое большое усилие русского генерала. Схватка была настолько горячая, что Понятовский во главе только сорока кавалеристов, случайно обезоруженный, начал осыпать атакующую колонну неприятеля ударами кнута, но с такой стремительностью, что она пришла в замешательство и поколебалась. Он прорвал ее и одержал победу, которую наступившая ночь сохранила ему.