История россии 1917–2009
Шрифт:
«Дело» Клюевой–Роскина. В 1947 г. для повсеместной кампании по искоренению низкопоклонства было использовано «дело» члена-корреспондента Академии медицинских наук Н. Г. Клюевой и профессора Г. И. Роскина. Их книга «Биотерапия злокачественных опухолей» (М., 1946) вселяла уверенность в получении в скором времени действенного лекарства от рака. Авторами заинтересовался американский посол в Москве У. Смит. С разрешения министра здравоохранения СССР Г. А. Митерева он встретился с учеными, предложил издать книгу в США и продолжить работу над препаратом совместно с американскими специалистами. Командированный в США академик-секретарь АМН СССР В. В. Парин (возглавлял группу ученых-медиков) по указанию заместителя министра здравоохранения 27 ноября передал американским ученым рукопись книги и ампулы с препаратом. Однако накануне МИД СССР, настаивавший на отказе от американской поддержки, запросил мнение Сталина. Тот оказался категорическим противником передачи сведений о «важнейшем открытии советских ученых» американцам. В феврале 1947 г. Митерева освободили от занимаемой должности, а возвратившегося из командировки Парина сразу же арестовали и осудили в апреле 1948 г. на 25 лет тюремного заключения
В июне 1947 г. в Министерстве здравоохранения СССР был проведен «суд чести» над Клюевой и Роскиным, со всеми атрибутами — членами суда, выступлением главного обвинителя, показаниями свидетелей, попытками обвиняемых оправдаться. И вынесен приговор: общественный выговор. Тогда же начались съемки фильма «Суд чести» по сценарию А. Штейна (вышел на экраны страны 25 января 1949 г., в канун антикосмополитической кампании). О серьезности подхода к делу свидетельствовали суровые наказания фигурантам «дела», ставшими прообразами героев фильма.
17 июня 1947 г. парторганизациям страны направлено закрытое письмо ЦК «О деле профессоров Клюевой и Роскина», заканчивавшееся предложением создавать «суды чести» по всем аналогичным проступкам. Всего по стране было создано 82 суда — в научных, учебных заведениях, в государственных учреждениях, министерствах, творческих союзах. В июле 1948 г. срок действия судов был продлен на год, но после этого власти потеряли к ним интерес. За два года существования судов состоялось около 50 процессов.
Следствием политики изоляции, направленной на устранение потенциально возможного воздействия со стороны капиталистического мира на советских граждан, стал выпущенный 15 февраля 1947 г. указ «О воспрещении регистрации браков граждан СССР с иностранцами» (отменен в октябре 1953 г.). Эти же цели преследовались и в ходе ряда послевоенных «научных дискуссий», проходивших зачастую под председательством секретарей ЦК.
Дискуссии по истории буржуазной философии и экономике. В 1947 г., в январе и июне, были проведены две дискуссии по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии» (1946). Книга подвергалась критике за объективизм, терпимость к идеализму и декадентству, за отсутствие полемического задора в критике философских противников. Существенным пороком было расценено «невключение истории развития русской философии в учебник и тот факт, что изложение истории философии доводилось только до 1848 г.». В этом усматривалось «умаление роли русской философии». Осуждение «беззубого вегетарианства» настраивало ученых на более решительное наступление на философском фронте и борьбу с буржуазным объективизмом. Однако дискуссия была связана не только с выяснением философских истин, но и с борьбой в ЦК за важный пост начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), занимаемый автором учебника. От руководства Управлением Александров был освобожден. Правда, это не помешало ему стать директором Института философии АН СССР. В мае 1947 г. состоялась дискуссия по книге Е. С. Варги «Изменения в экономике капитализма в итоге Второй мировой войны» (1946). Особой критике в книге академика подверглись главы «Возросшая роль государства в экономике капиталистических стран» и «Регулирование хозяйства и бесплановость в капиталистических странах во время войны». Как научная и политическая ошибка расценивался вывод о возможности функционирования «организованного капитализма». Если в прошлом эффективность регулирования не признавалась для мирного времени, то теперь она трактовалась как невозможная в годы войны. Критиковались места в книге, посвященные прогрессу производительных сил капитализма: в этом усматривался достойный осуждения «технико-экономический уклон». Осуждались положения автора, «ведущие к выводу» об ослаблении классовых противоречий капитализма и к тому, что государство в США и Англии осуществляет политику не только буржуазии, но и трудящихся. Тональность критики быстро повышалась — от обвинений в «недопонимании» до ярлыка «агента». Отмечалось также, что в книге «нет ничего патриотического». Уничижительной оценке анализ Варги удостоен со стороны Н. А. Вознесенского. «Рассуждения некоторых теоретиков, считающих себя марксистами, о “решающей роли государства в военном хозяйстве капиталистических стран”, — писал он, — являются пустяками, не заслуживающими внимания». Результатом «дискуссии» стало состоявшееся осенью 1947 г. решение о закрытии возглавляемого Е. С. Варгой с 1927 г. Института мирового хозяйства и мировой политики.
Дискуссии по вопросам биологии, кибернетики, физики. Философская и экономическая дискуссии 1947 г. стали предвестниками ужесточения идеологического контроля и в других областях науки, а также тщетности надежд на расширение научных контактов с зарубежными коллегами, свободы дискуссий и мнений, общей послевоенной либерализации. Навязывание косных идеологических догм отрицательным образом сказывалось на развитии не только гуманитарных наук, но и естествознания. Монопольное положение в агробиологии, занятое группой академика Т. Д. Лысенко, пагубно сказалось на целом ряде научных областей. По личному заданию Сталина Лысенко вел безуспешные работы по селекции ветвистой пшеницы, обещая, тем не менее, «очень высокие урожаи, порядка 50–100–150 центнеров с гектара».
После
августовской (1948 г.) сессии ВАСХНИЛ, закончившейся разгромом «вейсманизма-морганизма-менделизма» (интерпретирован как идеалистическая теория, экспортированная из-за рубежа), в стране были свернуты исследования в области генетики, преданы забвению выдающиеся достижения таких ученых как Н. И. Вавилов, Н. К. Кольцов, С. С. Четвериков, А. А. Серебровский. От работы отстранялись оппоненты Лысенко не только среди генетиков, но и среди физиологов, морфологов, почвоведов, медиков.В конце 1940-х годов с порога отвергалась кибернетика — наука об общих законах получения, хранения, передачи и переработки информации, становление которой связано с книгой американского ученого Н. Винера «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине» (1948). «Реакционная лженаука», сказано о кибернетике в «Кратком философском словаре» (1954). Научный совет по комплексной проблеме «Кибернетика» был создан в СССР лишь в 1959 г.
В конце 1948 г. началась подготовка (создан Оргкомитет) Всесоюзного совещания заведующих кафедрами физики — для исправления упущений в науке в соответствии с духом времени: физика-де преподавалась в отрыве от диамата, учебники излишне пестрят именами иностранных ученых. После августовского успеха Лысенко выдвигались идеи разгромить в физике «эйнштейнианство». Издан был сборник статей «Против идеализма в современной физике», в котором атаковались советские последователи А. Эйнштейна. Среди них значились Л. Д. Ландау, И. Е. Тамм, Ю. Б. Харитон, Я. Б. Зельдович, В. Л. Гинзбург, А. Ф. Иоффе и др.
Пагубность назначенного на 21 марта 1949 г. совещания физиков скорее всего была осознана в комитете, ведущем работы по атомной проблеме. И атомщики не остались в стороне от защиты науки. Когда Берия поинтересовался у Курчатова, правда ли, что теория относительности и квантовая механика — это идеализм и от них надо отказаться, он услышал в ответ: «Если от них отказаться, придется отказаться и от бомбы». Берия сразу же отреагировал: самое главное — бомба, а все остальное — ерунда. Видимо, он поделился своей тревогой со Сталиным. Совещание было отменено. Таким образом, «бомба спасла физиков». По позднейшим оценкам, если бы совещание состоялось, то наша физика была бы отброшена на 50 лет назад — к докванто-вой эре. Тем не менее борьба с «физическим идеализмом» и «космополитизмом» на этом не закончилась, она продолжалась до середины 1950-х годов.
После августовской сессии ВАСХНИЛ в затруднительном положении оказался основоположник эволюционной физиологии академик Л. А. Орбели, вице-президент АН СССР, академик-секретарь Отделения биологических наук, начальник Военно-Медицинской Академии. Как последователь И. П. Павлова в изучении генетики высшей нервной деятельности и поведения животных, он продолжал развивать это направление на основе открытий классиков генетической науки. Такой же позиции придерживались академики А. Д. Сперанский, П. К. Анохин, И. С. Бериташвили. Все эти ученые обвинялись (К. М. Быковым, А. Г. Ивановым-Смоленским, Э. Ш. Айрапетьянцем и др.), в недостаточном внимании к изучению творческого наследия своего учителя, в неверном определении направлений исследований и были отстранены от руководства возглавляемыми ими НИИ. Ликвидировать несправедливость удалось далеко не сразу. В октябре 1950 г. по решению Президиума АН для индивидуальной работы академика Орбели создается небольшая группа сотрудников (8 человек). В сентябре 1954 г. группа преобразована в лабораторию эволюционной физиологии АН СССР. В январе 1956 г. на базе этой лаборатории организуется Институт эволюционной физиологии АН СССР имени И. М. Сеченова. Л. А. Орбели назначается директором Института.
Большую роль в приглушении пагубных тенденций в науке в послевоенные годы сыграл С. И. Вавилов, избранный президентом АН СССР 17 июля 1945 г. По свидетельству Орбели, Вавилов, остро переживая гибель брата, поначалу не хотел избираться и согласился лишь после того как узнал, что в случае его отказа президентом будет Лысенко.
Развертывание борьбы с космополитизмом, его теоретическое осмысление. В первое послевоенное время на переднем плане идеологической работы находилась борьба за укрепление советского патриотизма на основе искоренения низкопоклонства перед Западом и умаления мировой значимости русской культуры. «У нас, — говорил В. М. Молотов в связи с 30-летием Октябрьской революции, — еще не все освободились от низкопоклонства и раболепия перед Западом, перед капиталистической культурой». С седины 1947 г. акцент переносился на борьбу с космополитизмом. В редакционной статье «Против буржуазной идеологии космополитизма» (Вопросы философии. 1948. № 2) отмечалось, что необходимость активной борьбы против идеологии космополитизма и национального нигилизма вытекает из того, что «на протяжении ряда лет в нашей печати имели место ошибки, шедшие по линии умаления достоинства и славы русской культуры, так и культуры других народов СССР. Эти ошибки находили себе место в исторической литературе, в литературе по истории философии и общественной мысли, в работах по биологии, по литературе и искусству, в работах по истории науки и техники, по политической экономии».
Конкретных примеров обнаружилось много. В статье критиковался действующий учебник «История СССР. Россия в XIX в.» (М., 1940) для исторических факультетов университетов за «низкопоклонническую тенденциозность» разделов о русской культуре, в частности о Радищеве. «Литературная форма “Путешествия” была взята Радищевым у английского писателя Стерна, автора “Сентиментального путешествия по Франции и Италии”... Радищев — ученик французских рационалистов и враг мистицизма, хотя в некоторых его философских представлениях материалистические идеи Гольбаха и Гельвеция неожиданно смыкаются с идеалистическими представлениями, заимствованными у Лейбница, которого Радищев изучал в Лейпциге. Его идеи о семье, браке, воспитании восходят к Руссо и Мабли... Общие мысли о свободе, вольности, равенстве всех людей сложилось у Радищева, по его собственным словам, под влиянием другого французского просветителя — Рейналя». Это давало возможность заключить: «Так великий русский революционер и оригинальный мыслитель оказался в изображении авторов учебника сшитым из иностранных лоскутков. Это и есть ярко выраженный национальный нигилизм, ликвидаторство в отношении нашего великого исторического наследства, открытая форма бесстыдного преклонения перед Западом».