История России в лицах. Книга вторая

По этому же договору Анна сохраняла веру своих предков и могла воспитывать в ее правилах дочерей, сыновья же должны были исповедовать лютеранство. Ясно было, что Пётр не оставил своего намерения тем или иным способом передать престол Анне – в обход родного внука, законного, с точки зрения знати, наследника. А супруг-герцог должен был стать в этом надежной опорой – как принц-консорт в Англии.

Свадьба Анны имела большое внешнеполитическое значение – через этот брак Пётр получал возможность вмешаться в спор Дании и Голштинии, а также усилить свое влияние на Швецию. Но это венчание имело и важное внутриполитическое значение. Если развернуть подписанный тогда брачный контракт, то можно найти в нем секретный пункт, который в момент подписания документа был скрыт от публики. Он гласил, что при рождении мальчика супруги будут обязаны отдать его Петру для назначения наследником.

Так Петр – после отказа в наследстве Екатерине – хотел решить судьбу трона. И для этого не пожалел любимую дочь. Вот когда было предопределено будущее единственного сына Анны, тогда еще даже не родившегося.

Сама Анна Петровна еще в 1721 году подписала отречение от всех прав на Российский престол, а в 1724 году – и на шведскую корону. Однако будущий сын Анны и Карла-Фридриха мог по закону претендовать сразу на три трона – в России, Шлезвиге и Швеции! Какую фантастическую империю он мог бы создать, воплотись замыслы его деда в жизнь. Точнее, доживи Пётр до рождения внука от любимой дочери.

Но судьба не дала Петру такой возможности. В январе 1725 года он опасно заболел и незадолго до смерти начал писать: «Отдайте все…»

Далее продолжать не мог и послал за Анной, чтобы продиктовать любимой дочери свою последнюю волю; но, когда цесаревна явилась, император уже лишился языка. Есть предположение, что Петр хотел уже на смертном одре «из рук в руки» передать престол и судьбу дел своих именно Анне, возможно, даже, разорвав ее брачный контракт. Ведь, умирая в страшных физических муках, Петр все еще надеялся выкарабкаться, страстно, со слезами молился и отмахивался от подходивших к нему людей:

– После! После! Я все решу после!

Только Анну к нему уже не допустили те, кто имел собственные представления о будущем российского престола. Похоже, ее боялись почти так же, как ее великого отца. Боялась, в том числе, и родная мать, возведенная на трон Меньшиковым при поддержке верных ему полков. Хотя в завещании Екатерина и назначила старшую дочь первым лицом в опеке малолетнего императора Петра II, но о российской короне для детей Анны и речи уже не было.

Зато бракосочетание герцога Голштинского с Анной совершилось с неприличной, по мнению всей Европы, поспешностью: уже в мае 1725 года, в Троицкой церкви на Петербургской стороне несмотря на траур по Петру и маленькой цесаревне Наталье Петровне, умершей от кори через два месяца после смерти отца. Новая императрица устроила дочери пышную свадьбу. Вскоре герцог был сделан членом вновь учрежденного Верховного Тайного Совета и вообще формально приобрел вес. Но – только формально.

Во всё время царствования Екатерины I Анна Петровна с супругом пребывала в Петербурге. Но как только императрица весной 1727 года скончалась, вертевший ею, как куклой светлейший князь Александр Меншиков поспешил избавиться от опасной соперницы. Анна действительно была категорически против планов князя выдать замуж его дочь Марию за малолетнего императора Петра II. Она пыталась убедить мать не делать этого и передать престол Елизавете. Но слишком многим Екатерина была обязана Меншикову, чтобы отказать ему в этом браке.

Аристократия же, ненавидевшая и Меншикова, и «приблудную» дочь Петра, сохраняла нейтралитет. Это позволило всесильному тогда будущему императорскому тестю буквально вытолкать молодую герцогскую чету в Киль. Больше Анна никогда не увидела России.

Уезжая, Анна так и не смогла получить ни своего приданого, ни дорогих вещей, подаренных на свадьбу, лишь сравнительно небольшую сумму денег, оставленных ей по завещанию матери. Это было еще одним мелким и мстительным поступком князя Меньшикова, который соглашался выдать приданное только под расписку герцогини Голштинской, а Анна упорно ставила прежний «титл» – наследная принцесса Российская. С этим и отъехала на чужбину в обществе нелюбимого супруга, крайне недовольным «высокомерным упрямством» Анны Петровны.

И началась мучительная для Анны жизнь в Киле. С мужем ее связывала только беременность, а все надежды герцогиня возлагала на оставшуюся в России сестрицу Елизавету и на рождение сына. О дочери она и думать не желала. Герцог же не желал думать вообще ни о чем.

«Многочисленные свои досуги, – писал Ф. Берхгольц в своих дневниках, – Карл наполняет или попойками, или пустейшими препровождениями времени. Он учреждает из своих придворных то форшнейдер-коллегию, то тост-коллегию, устав которой определяется мельчайшими подробностями всякого ужина. Вдруг устанавливается им какой-нибудь орден „виноградной кисти“, а через несколько времени – „тюльпана“, или „девственности“, и он с важностью жалует шутовские их знаки некоторым приближенным».

Из этого описания становится понятным, в кого пошел будущий император всероссийский Пётр III, обормотство которого приводило впоследствии в изумление даже его родную и любящую тетушку, императрицу Елизавету Петровну.

Одиночество стало уделом беременной к тому времени герцогини Анны. Она, всю жизнь окруженная вниманием и заботой, не привыкла к такому обращению и стала писать жалобные письма домой, сестре Елизавете. Унтер-лейтенант русского флота С. И. Мордвинов вспоминал, что когда Анна передавала ему с оказией письма в Россию, то горько плакала. В одном из писем, которое привез Мордвинов, было сказано:

«Ни один день не проходит, чтобы я не плакала по вас, дорогая моя сестрица!»

10 февраля 1728 года у Анны Петровны родился сын, которому дали имя Карл-Петер-Ульрих и для которого кильский магистрат изготовил серебряную колыбель, обитую внутри синим бархатом. Горожане ликовали, но Анна Петровна не слышала радостных возгласов и не видела бесчисленных фейерверков в честь желанного сына.

После родов она чувствовала себя очень плохо, ее бросало то в жар, то в холод. 15 марта 1728, едва достигнув двадцатилетнего возраста, герцогиня умерла от открывшейся скоротечной чахотки. В последний день своей жизни она горела жаром, металась в бреду, просила вина. Но выпить его она уже не могла.

«Ее сокрушила тамошняя жизнь и несчастное супружество», – писала впоследствии в своих «Записках» Екатерина II о смерти герцогини Анны в Киле. И, пожалуй, была совершенно права. Крах всех амбициозных планов, жизнь в крохотном городишке, дурак и пьяница муж… Бороться за жизнь не имело никакого смысла.

Перед смертью Анна просила об одном – похоронить ее «подле батюшки». Последнюю волю герцогини могли и не исполнить – в России уже дули другие ветры. Но в Петербурге, жило множество людей, которые не забыли дочь своего царя. В Киль из Петербурга за прахом Анны направились корабль «Рафаил» и фрегат «Крейсер». Под сенью Андреевского флага любимая дочь Петра пустилась в последнее плавание домой.

Ее похоронили в Петропавловском соборе 12 ноября 1728 года рядом с ее державными родителями. Как она и хотела.

Из Москвы, куда переехал двор нового юного императора Петра II Алексеевич на похороны не приехал никто. Не было даже сестры Лизоньки, которая уже успела выплакать свое горе за несколько дней после получения известия о смерти Анны и уже снова беззаботно веселилась на охотах и балах.

Но с Анной Петровной, русской цесаревной и голштинской герцогиней, пришли проститься корабельные мастера, офицеры, моряки – словом, верные товарищи и сослуживцы русского корабельного мастера Петра Михайлова. Им было невесело: Петропавловский собор стоял недостроенный, всюду по городу виднелись следы запустения, великую стройку бросили на произвол судьбы…