История России в занимательных рассказах, притчах и анекдотах IX - XIX вв

2 мая 1613 года Михаил Федорович торжественно въехал в Москву под звон колоколов, all июля произошло его венчание на царство. К чести нового царя следует отметить, что никто не попал в опалу, ни один человек не был казнен, любому была предоставлена возможность показать, на что он способен в деле возрождения России.

А между тем молодому царю следовало подумать и о женитьбе. Во все концы государства Российского поехали гонцы скликать невест, а воеводам и иным начальным людям были отписаны грамоты, в которых строго указывалось «слать в Москву девок пригожих, дородных и собою лепых».

На смотринах 1616 года победительницей оказалась Мария Ивановна Хлопова, девушка из не очень знатной и не очень состоятельной семьи.

Михаила обручили с его избранницей, но невеста вдруг заболела, поэтому дело до свадьбы не довели, а Марию и нескольких ее родственников сослали в Тобольск.

Михаил Федорович не решался затевать новые смотрины, пока в 1619 году не вернулся из польского плена его отец, митрополит Филарет, принявший это имя после пострижения в монахи в 1600 году.

Взяв бразды правления страной в свои руки, Филарет не оставил без внимания и историю с Хлоповой. Беспристрастное следствие показало, что царская невеста стала жертвой оговора двоюродного брата царя, Михаила Салтыкова, который из-за ссоры с близкими невесты и затеял всю эту интригу.

Филарет приказал вернуть Хлопову и ее родичей в Нижний Новгород, а Салтыкова сослать, отобрав имения.

Филарет попытался найти для своего сына иноземную принцессу, но эти попытки успехом не увенчались, и тогда выбор пал на княжну Марию Владимировну Долгорукову, дочь князя Владимира Тимофеевича Долгорукова, воеводы и администратора, чей род по знатности не уступал Романовым. Свадьбу сыграли 19 сентября 1624 года, но, к несчастью, Мария Владимировна вскоре умерла.

На следующий год в Москву на смотрины снова прибыли сотни красавиц. Самые знатные из них поселились в кремлевских теремах, с нетерпением ожидая решения своей участи.

Однажды на кремлевском дворе Михаил увидел шедших рядом двух девушек. Одна из них, набеленная и на-сурмленная сверх всякой меры, плыла лебедью, высоко подняв голову. Другая, на чьем лице не было и следа румян и белил, шла чуть позади, потупив глаза, стараясь не отстать от своей спутницы. Михаил обратил внимание на то, что первая была роскошно одета, как, впрочем, почти все претендентки, вторая же, одетая бедно, по-видимому, к числу царских невест не принадлежала. Она походила на служанку, сопровождавшую свою госпожу на прогулке. Когда царь пригляделся к девушке, то увидел сказочной красоты лицо и удивительно ясные и добрые глаза.

Девушки вошли в церковь. Михаил проскользнул следом и увидел одного из своих слуг — кравчего Никиту Вельяминова. Царь попросил его узнать, кто эти боярышни, особенно же выведать все о той, что беднее одета.

Через час Никита доложил ему, что бедная красавица прозывается Евдокией Лукьяновной Стрешневой, что она то ли служит при боярышне сенной девушкой, то ли живет в доме у ее отца из милости. Боярышню привезли в Москву из Можайска по его, государеву, указу на смотрины, а Евдокию отправили с ней служанкой.

«А кто ее отец?» — спросил Михаил. «Можайский дворянин Стрешнев Лукьян Степанович», — ответил Вельяминов.

Три дня и три ночи пребывал Михаил Федорович словно в бреду: не шла из его памяти прекрасная Евдокия. Царь сумел узнать, что Евдокия еще ребенком осталась сиротой. Когда ее отец уходил на войну с поляками, то упросил дальних родственников ее покойной матери взять девочку в свой дом на воспитание. Вернувшись через несколько лет, он нашел свой дом опустевшим и разоренным, поля — заросшими бурьяном, а деревеньку — вконец обезлюдевшей.

Вздохнул Лукьян Степанович Стрешнев и поехал в Можайск поглядеть на свою дочь. Увидел он юную красавицу, узнал, что Евдокия и грамотна, и умна, и сердцем добра, решил несчастный отец забрать дочь с собой, да тут же передумал. Куда брать-то? Под дырявую соломенную крышу? И осталась Евдокия у богатых родственников, чтобы слезами своими радовать вечно всем недовольную молодую боярышню.

Когда Михаил узнал про это, то попросил отца-патриар-ха и мать-царицу выслушать его по делу великому — о суженой его, и судьбу их решить, как будет угодно им и Господу. Он знал, что разговор легким не будет, но поклялся, что от намерения своего не отступит и скорее примет схиму, чем откажется от бедной сироты.

Вскоре отправился к Можайску царский поезд, и везли в нем подарки будущему тестю — дворянину Лукьяну Степановичу Стрешневу.

Евдокия Лукьяновна и Михаил Федорович любили друг друга всю жизнь. Они прожили вместе двадцать лет, имели десять детей — семь дочерей и трех сыновей. Из мальчиков дожил до совершеннолетия только один — Алексей — будущий русский царь, а из девочек — трое.

Михаил Федорович и Евдокия Лукьяновна умерли друг за другом — в июле и августе 1645 года. Жена пережила мужа всего на три недели и ушла в иной мир, так и не успев сыграть ни одной свадьбы детей. Волею судьбы продолжателем рода Романовых стал их сын — Алексей Михайлович. Когда умерли его родители, ему шел семнадцатый год.

Второй царь из династии Романовых

(З^лексей Михайлович принадлежал двум эпохам — древнерусской, типично средневековой, и уже зарождавшейся эпохе нового времени, глашатаем и поборником которой стал его сын Петр.

Историк Василий Осипович Ключевский (1841 —1911) так писал о царе-реформаторе: «В этом лице отразился первый момент преобразовательного движения, когда вожди его еще не думали разрывать со своим прошлым и ломать существующее. Царь Алексей Михайлович принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую занес уже было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном йереход-ном положении. Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины.

Это было у нас единственное поколение, так думавшее: так не думали прежде и перестали думать потом...

Царь Алексей и его сверстники не менее предков дорожили своей православной стариной, но некоторое время они были уверены, что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, «комедийное действо» и при этом сохранить в неприкосновенности те чувства и понятия, какие необходимы, чтобы с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды».

Другая мысль Ключевского посвящена двойственности помыслов и действий Алексея Михайловича. «Привычка, родственные и другие отношения привязывали его к стародумам. («Стародумами» Ключевский называл консерваторов, ярых приверженцев старины, православия и сохранения в чистоте национального уклада российской жизни.) Нужды государства, отзывчивость на все хорошее, личное сочувствие тянули его на сторону умных и энергических людей, которые во имя народного блага хотели вести дела не по-старому. Царь не мешал этим новаторам, даже поддерживал их, но только до первого раздумья, до первого энергического возражения со стороны стародумов».