История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Чтобы помочь нищему населению, администрация ВСЮР разрешила было обмен 500 рублей «ленинок» на деньги Белого юга на предъявителя один к одному. Деньги повезли возами, и от этого плана пришлось отказаться. Большевицкие деньги были полностью аннулированы, а голодающим первую помощь оказывали продуктами, за работу же, постой и другие услуги сразу же платили белыми деньгами. Благодаря этим мерам уровень жизни стал исправляться на Украине и в великорусском Черноземье на глазах.
Следует заметить, что хотя Белые правительства контролировали 9/10 золотого запаса Императорской России (652 млн. рублей находилось у Омского правительства и 320 млн. – за рубежом, под контролем союзников), большевики сохранили в своих руках 147 млн. рублей золотого запаса, а тотальным ограблением населения и конфискацией ценностей, находившихся в частном владении, существенно увеличили свою казну.
Наконец, на освобожденной территории
И все же практически все очевидцы и участники Белой борьбы подчеркивали невероятный контраст между героизмом и самопожертвованием армии и своекорыстием, алчностью, расхлябанностью тыла. Она сразу же бросалась в глаза – смущала одних, растлевала других, а кое-кого побуждала и вовсе покидать ряды Белых армий. На фронте умирали, в тылу – обогащались и прожигали жизнь, скрываясь от призыва. На фронте проливали кровь за будущую Россию, в тылу, огражденная штыками Белых бойцов, догнивала Россия вчерашняя, та, что породила революцию. «Дело не в правой или левой политике, а в том, что мы совершенно не справились с тылом», – сказал один из видных генералов ВСЮР, член Особого Совещания. Его слова, без указания лица, приводит Деникин.
«В городах шёл разврат, разгул, пьянство и кутежи, в которые очертя голову бросалось и офицерство, приезжавшее с фронта. „Жизни – грош цена. Хоть день, да мой!..“ Шёл пир во время чумы, возбуждая злобу или отвращение в сторонних зрителях, придавленных нуждой, в тех праведниках, которые кормились голодным пайком, ютились в тесноте и холоде реквизированной комнаты, ходили в истрепанном платье, занимая иногда очень высокие должности общественной или государственной службы и неся ее с величайшим бескорыстием. Таких было немало, но не они, к сожалению, давали общий тон жизни Юга. Великие потрясения не проходят без поражения морального облика народа. Русская смута, наряду с примерами высокого самопожертвования, всколыхнула еще в большей степени всю грязную накипь, все низменные стороны, таившиеся в глубинах человеческой души…» – писал генерал Деникин. Следует добавить, что он сам был одним из таких «праведников», не имевшим денег даже на пошив новой формы взамен истрепавшейся или на наём прислуги – жена главнокомандующего сама стирала и готовила обеды.
Свидетельство очевидца
«Опасаюсь, чтобы Тебя не спровоцировали, предложив валюту под видом узаконенного пособия, – пишет главнокомандующий ВСЮР генерал Деникин жене 20 февраля 1920 г. – Боже сохрани! Ни от каких учреждений, министров не принимай ничего. Продавай вещи, победствуй немного, быть может, мне удастся как-нибудь помочь, наконец, лучше в долг от варягов получать (как это ни оскорбительно), чем дать пример тем господам, которые только об обеспечении своих животов и думают».
Спекуляции военным имуществом, дефицитными материалами, услугами транспорта были распространены повсеместно. На счетах в европейских банках некоторых «тыловиков» множились десятки тысяч, а то и миллионы франков и фунтов стерлингов, а в это время Белому воинству не выплачивали месяцами денежного довольствия, не обеспечивали обмундированием и продуктами. Среди прочего, это ослабляло энтузиазм союзников помогать Белым – они видели, как поставляемые ими ресурсы разворовываются тыловым начальством и не достигают ни фронта, ни бедствующих обывателей.
Документ
Торгово-промышленное совещание, проходившее в Ростове-на-Дону в октябре 1919 г., вынуждено было даже принять специальную резолюцию, в которой указывалось: «Совещание считает своим долгом указать на угрожающее падение нравственного уровня во всех профессиях, соприкасающихся с промышленностью и торговлей. Падение это ныне охватило все круги этих профессий и выражается в непомерном росте спекуляции, в общем упадке деловой морали, в страшном падении производительности труда…»
Взятка и связи освобождали от призыва в армию и защищали от сурового наказания за дезертирство. Если крестьяне и казаки, не желавшие сражаться ни за Красных, ни за Белых, уходили в горы и леса, становились «зелеными», то молодежь высших классов освобождалась за взятку и благодаря связям устраивала себе «бронь» от призыва.
Свидетельство очевидца
Вырыпаев вспоминает: «За ноябрь месяц 1918 г., в страшные морозы в Приуралье, Волжская группа несла большие потери обмороженными. На неоднократные требования прислать тёплые вещи из Омска
не было ответа». Каппель попросил поручика съездить в Омск. «Прибыв в Омск вечером, я нашёл все отделы снабжения закрытыми. Через своих приятелей я узнал о несметных количествах тёплых вещей, сданных в интендантство. Это меня окрылило, и я с нетерпением стал ждать завтрашнего дня. А когда сумерки сменились ночью, Омск меня, отвыкшего от тыла, просто ошеломил каким-то исступленным разгулом и почти поголовным пьянством, похожим на пир во время чумы». Вырыпаеву стало не по себе, и он поинтересовался у окружающих, не праздник ли в Омске, но получил ответ, что это – обычная вечерняя жизнь тылового Омска… Перед глазами поручика встали картины боёв и замерзающих соратников… В тылу жизнь текла размеренно – там едва ли было понятно негодование Вырыпаева, вызванное предложением «подождать недельку» в Омске, пока вещи «распределят по частям». Только при помощи знакомого чеха Вырыпаеву удалось получить из их штаба тёплые вещи для каппелевцев…«Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково владел и хозяином и работником, и крестьянином и помещиком, и пролетарием и буржуем. Все требовали от власти защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь… Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась цифрами ничтожными – в полном смысле слова. И в то же время претензии этих классов были весьма велики…» – писал Деникин.
Эгоизм проявляли не только отдельные люди, но и целые государственные образования. Так, Донское казачье правительство продавало уголь-антрацит в Константинополь, в то время как из-за отсутствия топлива Белая Одесса оставалась без воды и света; Кубань вывозила пшеницу в Грузию, а соседняя Новороссийская губерния голодала.
Разгул и безнравственность тыла провоцировали и действующую армию. Чтобы кутить в тылу, надо было иметь деньги. Все чаще Белые войска оказывались замешанными в грабежах. Грабили большей частью не обывательское добро, но награбленное уже большевиками, ими брошенное при отступлении. Трофейное топливо, ценности, иное имущество не сдавали в тыл – «все равно разворуют тыловые крысы», – а тут же продавали или везли домой – на Дон, Кубань, Терек, в родные станицы, в дома и храмы. Но бывали, и не так редко, случаи грабежей среди мирного населения. Эти возмутительные факты начальство старалось пресекать со всей строгостью, но получалось не всегда.
«Каждый день – картины хищений, грабежей, насилий по всей территории вооруженных сил, – писал 29 апреля 1919 г. генерал Деникин жене. – Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. Помощи в этом деле ниоткуда не вижу. В бессильной злобе обещал каторгу и повешенье. Но не могу же я сам, один ловить и вешать мародеров фронта и тыла». Один из участников борьбы на северо-западе России писал: «Конечно, в этой борьбе, когда даже самое необходимое надо добывать самому, трудно провести резкую грань между реквизицией и военной добычей, с одной стороны, и грабежом – с другой. Поэтому человек со слабыми нравственными устоями легко переходит эту границу. Недаром здесь грабёж в шутку называют „партизанством“». Это «партизанство», существовавшее на всех фронтах Белой борьбы, было бедой, которая бросала тень на Белое дело.
Историческая справка
Никакие меры в отношении нарушителей не могли быть безусловно действенными. Много, очень много значил личный нравственный пример командира. Но в обстановке, когда низкие поступки стали обыденностью, каждый человек должен был решать, поступать ли ему «как все», или же несмотря ни на что вести себя благородно, сознавая ответственность перед Богом за каждый свой поступок. Сергей Мамонтов описывает случай, как он, поддавшись общим настроениям, отправился однажды с другими офицерами на грабёж крестьян. С чувством отвращения, но внушая себе, что раз все берут, то должен взять и он, Мамонтов взял себе у испуганных хозяев красивый шёлковый платок. В тот момент он переживал смутные чувства; «с одной стороны, – пишет он, – я был глубоко возмущён и сдерживался, чтобы не вступиться за несчастных. Но появилось и другое, скверное чувство, и оно постепенно усиливалось. Опьянение неограниченной властью». Когда на следующий день брат Мамонтова случайно увидел платок, он спросил, что это. «Я сильно покраснел.
– Понимаю… и тебе не стыдно?
Мне было очень стыдно, но я все же сказал:
– Все же это делают.
– Пусть другие делают, что им нравится, но не ты… Нет не ты…» И Сергей нашёл в себе мужество никогда больше не поступать подобным образом.