История Российская. Часть 4

Царь Василий, видя такую снова над собою беду, и хотя уже сердечно о Скопине стал сожалеть, да поздно, и видя свое против поляков бессилие, послал по городам грамоты, чтоб войско собиралось и деньги везли. Но многие его не послушали и указов не приняли, а особенно на Рязани Липунов многим городам то воспретил.

Вор, слыша, что войска русские при Клушине разбили, вместе с Иоанном Сапегою пошел к Москве. Тогда же по просьбе государевой пришли на помощь из Крыма два сына ханских с войском, к которым послал из Москвы бояр князя Ивана Михайловича Воротынского и князя Бориса Михайловича Лыкова, окольничего Артемия Васильевича Измайлова. И оные, совокупясь в Серпухове, пошли к Калуге. И сошедшись с вором в Боровском уезде, на реке Наре учинили бой, но вор, видя свое изнеможение, вступил в обоз и, укрепясь, отсиживался. Татары же, видя, что он в поле биться не хочет, а на обоз приступать не желая, оставив бояр, пошли назад за Оку. А бояре с великим трудом отступили в Москву.

Яков Делагарди, пойдя от Можайска к Новгороду, с русскими везде неприятельски поступал, многие города, села и деревни грабил и пожег и людей побивал, имея намерение Новгород неожиданно взять. Но поскольку там от царя Василия довольная предосторожность учинена была, князь Иван Никитич Одоевский послал к нему навстречу сказать, чтоб он за 10 верст к Новгороду не подходил, а шел бы прямо в Швецию, взирая на свой договор. И оных посланных Делагарди задержал под караулом и прошел в Финляндию. Только, ведая, что город Ладога не в великом укреплении, послал туда полковника Делявилля, который, придя, без всякого сопротивления оный взяв, укрепился. [43]

43

Petreus. P. 446; Pufendorf. P. 561; [Johannis] Loccenii. Historia rerum suecicarum libri novem. Upsaliae, l. 8, p. 511; Ludolp, t. I, p. 334; Шафиров П. П. Рассуждение, какие законные причины его царского величества Петра Первого… к начатию войны против Карола 12 шведского в 1700 году имел… СПб., 1717, стр. 13.

Государь, видя себя от шведов обманутым, от своих ненавидимым и оставленным, а от поляков и воров утесняемым, просил короля английского Иакова I чрез купцов английских, чтоб ему войска в помощь к городу привели, которые ему английское купечество обещало.

В то же время в Пафнутьеве монастыре сидели князь Михаил Волконский да Яков Змеев. И вор, приступая много раз, ничего учинить не мог и хотел уже прочь идти. Но Яков Змеев да Афанасий Челищев, изменив неожиданно, ему ночью ворота отперли. Воры же, войдя в острог, во оном до 12000 человек мужского и женского пола побили; и совсем разорив, пошел он к Москве и стал на Угрейше. Коломна, так долго пребывая государю в верности, ныне по возмущению головы Михаила Бобынина, презрев сопротивление воевод, всем городом вору крест целовали, чему последовала Кашира, и воевода князь Григорий Петрович Ромодановский под страхом смерти ему же крест целовал. В Зарайске князь Дмитрий Михайлович Пожарский, несмотря на великое от всего города себе к тому принуждение, собрав некоторое количество надежных людей, в среднем городе запершись, держался. Но наконец согласились на том, что кто будет царем в Москве, тому и служить, а ныне ни царя Василия, ни вора, ни королевича не слушать, а стоять за государство.

Обретающиеся при воре воеводы Прокопий Липунов с товарищами, который тогда более все бояр силу имел и от вора был боярством пожалован, прислал письмо в Москву к боярам, требуя их в соединение. На которое бояре согласились с таким основанием, что ежели они от того вора отступят, то и бояре царя Василия ссадят и хотят все вместе новый выбор сделать. Тогда же и от короля Сигизмунда польского для возмущения прибыл тайно с письмами и великими деньгами Михаил Салтыков, якобы с повинною. И сей наиболее всех народ по согласию с князем Голицыным возмутили и с Липуновым о выборе согласились. Однако ж съезжаться прежде не хотели, доколе царя Василия ссадят. Того ради князь Василий Васильевич Голицын, с ним Захарий Липунов и Федор Хомутов, выехав на лобное место, представляли всенародно к возмущению тяжкие беды и разорения, которые от владения Шуйского имели б последовать, и притом объявили им, якобы по согласию всех бояр, свое намерение, чрез которое обещали всему народу совершенную спокойность и тишину приобрести и пр. Народ же, взволновавшись, пошли с ними к дворцу. Царь Василий же Шуйский вышел сам к народу, стал им говорить с угрозами. Но Захарий Липунов, выступив, смело ему намерение объявил. Шуйский же, озлобясь на его противные слова, вынув нож, хотел его зарезать. Но князь Василий Голицын, подхватив руку, удержал, сказал: «Не дерзай, ежели свою жизнь хочешь спасти». И взяв его и патриарха Гермогена, выведя в поле к Серпуховским воротам, там с превеликим шумом его от царства отрекли и объявили вольный выбор государя. И хотя патриарх и некоторые бояре довольно в том противились, но не могши такому множеству возбранить, принуждены были согласиться. После чего свояк царя Василия князь Иван Михайлович Воротынский, июля 25 взяв царя Василия и с царицею, свел их на старый его двор. И с тем послали в Тушино сказать и звать их на съезд. Но Липунов сказал, что прежде, нежели царя Василия постригут, выбору быть невозможно. Того ради на следующий день, сведя царя Василия Иоанновича в Чудов монастырь, постригли и нарекли его. А поскольку он отрицаться не хотел, то вместо его отрицался князь Василий Тюфякин. Сей государь с таким великим несчастьем царствовал 4 года 3 месяца. Он был ростом высок, сух, лице долгое и бледное, волосы прямые, очи черные, глубокие. Он много обещал, а мало исполнял, мог скоро человека приласкать и снова оскорбить, любил более деньги, нежели щедроты, и из-за того мало любви имел. Его слабые поступки и тайные казни наивернейших приводили в опасность и к изменам. Он хотел показанием святости и набожности себя утверждать, но когда о чудесах тех дознались, тогда более его ненавидели и поносили.

МЕЖДУЦАРСТВИЕ

Июля 26 дня, на следующий день после сведения царя Василия, выбрали всем собранием во управление государства 7 человек бояр, между которыми князя Федора Ивановича Мстиславского наместником именовали, в том числе были князь Андрей Васильевич да князь Василий Васильевич Голицыны, князь Юрий Никитич Трубецкий, князь Иван Михайлович Воротынский, князь Борис Михайлович Лыков, а от короля поверенный Михаил Глебович Салтыков, но сей в том ли числе управителей или отдельно был, того точно неведомо, которые все указы от себя посылали и челобитные им подавали так: «Государям боярам Московского государства».

Сии, утишая народ, написали причины сведения царя Василия, в народ объявили, между которыми во многих упреках наибольшее несчастье его правления, что столь великое внутреннее смятение и внешние неприятели ему в вину причитались.

Июля 27 числа патриарх с духовными, а также бояре, дворянство, воинство, купечество и весь народ, выйдя за Серпуховские ворота в поле, стали выбирать государя и в том разделились на три части: 1) патриарх со всеми духовными и несколько бояр говорили, чтоб выбирать из русских, и обещали князю Василию Голицыну; 2) в которой главным был оный Голицын, и Салтыков со множеством людей, представляли королевича польского Владислава, и сия часть была сильнейшая; 3) главный Прокопий Липунов, стояли на том, чтоб вора оного принять.

И после великого спора и противления [44] патриарх, более опасаясь, чтоб больше к вору не пристали, а особенно видя, что Голицын сам принять не хочет, наконец к тому склонились с таким включением: 1) чтоб королевич закон восточной церкви принял и защищать оную обещался; 2) чтоб все войска польские прежде прихода в Москву вывел; 3) никаких городов и земель от государства Русского не отлучать, и которые ныне поляки взяли, все возвратить, и от Смоленска отступить; 4) поляков, которые явно православия не примут, ни в какие русские чины не жаловать и дела б им никакие не доверялись; 5) церкви римской внутри Москвы нигде не иметь. И на том утвердясь, послали к Жолкевскому с известием, который тогда стоял на Вязьме. А Липунов с великою злобою и угрозами со многими людьми отъехал снова к вору на Угрейшу, а на другой день оный вор, придя, стал у Симонова монастыря.

44

[Petri] Petreji De Erlesunda. Historien und Bericht von dero Grossf"urstentumb Muschow. Lipsiae, 1620, p. 17 (далее: Petreus).

Ружинский, в тот же день получив оное известие, 28 июля писал к Мстиславскому с товарищами, что он имеет от короля повеление Москву по крайней возможности защищать и для того, насколько возможно, сам поспешит; Шуйских же чтобы хранили и никоего зла им не допустили, которым назначенный царь Владислав всякую милость показать не оставит. [45] И хотя бояре хотели еще сие далее рассматривать, однако ж облежением и утеснением от вора принуждены от Жолкевского помощи просить. Потому он 4 августа, придя, стал в Хорошевских лугах с 5000 человек, а ближе к Москве не пошел, чтобы бояр принудить к скорейшему договору. После чего тотчас принялись за договоры, и после многих с ним прений вышеобъявленные пункты утвердили, и от обоих сторон в шатрах на Девичьем поле подписали и присягою утвердили. Коберицкий показывает в том договоре еще сии пункты: чтоб жидов в Россию не пускать, прав российских не нарушать, церкви римские строить с позволения патриаршего, духовных и дворянских имений не отнимать, Марине, Расстригиной жене, употребление царского титула запретить, гетману Жолкевскому без позволения бояр ни одного человека в Москву не вводить, а стоять ему на Девичьем поле. Однако ж о принятии веры указано требовать на то от короля соизволения. [46]

45

St. Kobierzycki. Hisloria Vladislai Poloniae et Sueciae principis usque ad excessum Sigismundi III Poloniae Sueciaeque regis. Dantisci, 1655, p. 290 (далее: Kobierzycki).

46

Kobierzycki. P. 301.

Сей удивительный в таком великом деле без довольных оснований учиненный договор привел тогда многих умных людей в недоумение. И многие поляки, как и другие чужеземцы, поставляли русским за вымысел и обман, чрез что б могли от такой тяжкий, а особенно междоусобной войны освободиться. Сие рассуждали из того: 1) что они, римскую веру так жестоко ненавидя и опасаясь, что оная сходством некоторых обрядов, хотя в пункте веры великую разность в себе заключает, и к тому коварствами римских духовных, простые люди легко обмануты могут быть и невидимо в оное, словно в сеть пойматься могли, выбрали в государи противного им закона; 2) что оный королевич был еще тогда малолетним и к правлению государства столь великого и таких жестоких нравов не способен; 3) такие пункты включал, которые поляков оскорбляли, о чем договариваться было противно, а особенно, чтоб ему жениться на русской, в пище и прочих порядках и обычаях поступать по русскому обыкновению; и так разумели, якобы русские имели намерение потом, малую причину сыскав, его ссадить, а выбрать иного. [47] Однако другие рассуждали противное и полагали, что русские такие неосновательные договоры заключив и непорядки устроив, что, не учинив наперед с королем договора и не утвердясь, сразу царя Василия ссадили и постригли от самой глупости и крайней дерзости, а не коварством, что впущением поляков в Москву, отданием короны и прочих инсигний или барм государственных и всех сокровищ царских, а также и вручением Шуйского со всею фамилиею в польские руки довольно истинное, но непорядочное намерение свое утвердили. [48] Но сие с обоими мнениями точно не согласовалось. В то время бояре, видя себя в столь тяжком от вора утеснении, опасаясь, чтоб оный, насилием Москву взяв, на престол не восшел, от чего никакой к избавлению надежды уже не видели, принуждены были негодующему на царя Василия народу что-нибудь в пользу представить и от крайнего смятения удержать. Выбору же других государей краткость времени, а оных отдаление весьма обстоятельствам не соответствовало. Ибо например шведского, который все вышесказанные договоры хотел принять, но за отдалением трудно было о том думать, потому что прежде, нежели бы он с помощью пришел, король польский или вор могли б совсем разорить. К тому ж ведая, что многие шведы королю польскому больше, нежели шведскому, верны были, и видя, как Горн и Делагарди действительно клятву нарушили и войско русское при Клушине полякам предали, верить больше никак не могли. Русского выбрать также был страх, что многие, поскольку равного себе, подобно как Шуйского, почитать и слушать не будут. К тому же Голицын и Салтыков, прельстясь королевскими великими им обещаниями и уловив деньгами великую артель (поруку), сильно на том стояли, которым другие, и не желая, ради избежания более тяжелой беды, согласовали. Что же до введение поляков в Москву и отдание сокровищ, а также и Шуйских в руки польские, оное вовсе было учинено все против воли бояр, как ниже явится.

47

Ludolp. Allgemeine Schau-B"uhne der Well. Frankfurt a/M, 1699, t. I, 335 (далее: Ludolp); Piasecki. P. 318.

48

[Pufendorf S.] Einleitung in die Historie der vornehmsten Europ"aischen Staaten, Th. I. Frankfurt am/M, 1682, p. 349 (далее: Pufendorf).

После учинения с Жолкевским договоров сентября 19 числа выбрали к королю и королевичу послов: 1) митрополит ростовский Филарет Никитич, 2) боярин князь Василий Голицын, 3) окольничий Даниил Иванович Мезецкий, 4) думный дворянин Василий Борисович Сукин, 5) думный дьяк Томила Луговский, 2 дьяка, 10 человек дворян, да гостей и купечества знатного, и голов, всего человек с 40. И оным дав наказ, со всеми объявленными договорами отправили к Смоленску.

Между тем вор с Липуновым и Сапегою, стоя за Яузою, великие пакости делал. А Жолкевский, перейдя по договору к Девичьему монастырю, посылал к Сапеге, чтоб он, вора оставив, с ним соединился или б пошел в Польшу. Однако ж Жолкевский, желая бояр принудить, чтоб его в Москву впустили и крепость в его руки отдали, сказал, что Сапега его не слушает и якобы на него нападение учинить хотят, от чего он, ежели в город не пустят, принужден далее отступить, а ежели впустят, то Сапега, увидев оное, нехотя от вора отстанет. В чем с ним Салтыков вошел в согласие и бояр к исполнению принуждал. С чем патриарх и многие бояре спорили и говорили, ежели гетману крайняя нужда придет, то можно пустить под стену и оборонять его пушками и помощью из города, а внутрь города, пока король договоры не утвердит и королевича не отпустит, поляков не впускать. И говорили, что Жолкевский, подлинно с Сапегою войдя в согласие, обманывают. И на том все утвердясь, послали гетману сказать. Но Салтыков поехал гетмана к городу приводить и без ведома патриарха и бояр ввел его прямо в город. Бояре же, видя сие, придя в великий ужас, видя, что между ними самими никакой надежды нет, принуждены были пустить его в Кремль. И поставили гетмана на старом царя Борисове дворе, во дворце поставили польский караул, а полковники стали в Китае по дворам. И ключи городовые с принуждением взял гетман к себе. И потом он, учинив с Сапегою договор, что все его заслуженное жалованье королевич после воспринятия царства заплатит, сам, выйдя против него, построился. Вор же, уведав сие, что Сапега уже согласился, взяв русских изменников казаков и татар, ушел снова в Калугу. И там укрепившись, писал по городам, чтоб ему помогали, [49] после чего некоторые города ему помогали, а многие не послушали.

49

[Pauli] Piasecii Chronica gestorum in Europa singularium accurate ac fideliter conscripta ad annum Christi 1553. Cracoviae, 1645, p. 317 (далее: Piasecki); Kobierzycki. P. 313.

В Колязине монастыре был тогда в осаде воевода Давыд Жеребцов, и его полковник польский Лисовский да с ним изменник казачий атаман Андрей Просовецкий после многих боев и приступов взяли, и пошли к Ивангороду и Пскову. Но разошедшись с Лисовским, Просовецкий и Григорий Волуев, придя, взяли Великие Луки. Бояре же, уведав сие, что Лисовский и Просовецкий русские города разоряют, говорили гетману, чтоб он от себя к Лисовскому писал и послал бы на Просовецкого войска. Но Михаил Салтыков, опасаясь бояр, умыслив убавить из Москвы русского войска, послал сына своего Ивана да с ним князя Григория Волконского против Просовецкого. И оные Просовецкого нигде не нашли, поскольку оный, уведав о том, ушел к Суздалю.