История русского романа. Том 1

Трагизм судьбы героя, «нрав» которого омертвел, раскрыт особенно глубоко в тех местах романа, где показано, как движения души Онегина сковываются даже в случаях, когда она начинает пробуждаться. Так было при первом впечатлении от письма Татьяны:

…получив посланье Тани, Онегин живо тронут был: Язык девических мечтаний В нем думы роем возмутил; И вспомнил он Татьяны милой И бледный цвет, и вид унылый; И в сладостный, безгрешный сон Душою погрузился он. Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел… (77)

Искренними были и слова Онегина о Татьяне:

Нашед мой прежний идеал, Я верно б вас одну избрал… (78)

«Прежний идеал» — это идеал того времени, когда Онегин еще не был охлажден жестоким опытом, когда еще на нем не сказалось растлевающее влияние света. Отзвуки такого восприятия Онегиным облика Татьяны чувствуются и в обмене репликами с Ленским, влюбившимся в Ольгу:

«Неужто ты влюблен в меньшую?» — — А что? — «Я выбрал бы другую, Когда б я был как ты поэт. В чертах у Ольги жизни нет…» (53)

В монологе Онегина черты облика Татьяны уже отмечены очень точно: простота, чистая, пламенная душа, искренность, доверчивость. Но Онегин мог откликнуться на письмо Татьяны только резонерски, опять-таки потому, что в то время его чувства окаменели, потому, что свет лишил его сердца:

Мечтам и годам нет возврата; Не обновлю души моей. (79)

Характер Онегина в романе вовсе не статичен, а дан в развитии. Прежде всего очевидно, что Онегин не всегда был таким, когда он является впервой главе, «Томясь душевной пустотой» (23). О другом Онегине, с душой поэтической и непосредственной, повествует строфа XLVII первой главы, посвященная воспоминаниям Онегина и его собеседника:

Как часто летнею порою, Когда прозрачно и светло Ночное небо над Невою, И вод веселое стекло Не отражает лик Дианы, Воспомня прежних лет романы, Воспомня прежнюю любовь, Чувствительны, беспечны вновь, Дыханьем ночи благосклонной Безмолвно упивались мы! Как в лес зеленый из тюрьмы Перенесен колодник сонный, Так уносились мы мечтой К началу жизни молодой. (24)

Констраст между мечтами «начала жизни молодой» и наслаждениями уже «охлажденного» Онегина подчеркнут здесь с достаточной резкостью Но с развитием сюжета романа мы узнаем, что характер Онегина и в дальнейшем не остался неизмененным: и здесь проявилась глубина реалистического метода Пушкина, следуя которому он никогда не забывает показать постоянную зависимость характера и изменяющихся обстоятельств, влияние непрерывно изменяющейся жизни на сознание героя.

Новое в облике героя сказалось в том, что его апатия и хандра были прерваны неожиданным для него чувством:

Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест… (170)

Оставив свое селенье, где после дуэли было мучительно жить, где ему каждый день являлась «окровавленная тень» Ленского, Онегин

… начал странствия без цели, Доступный чувству одному… (171)

Сначала путешествие Онегина должно было быть описано в седьмой главе, непосредственно после появления Татьяны в усадьбе Онегина и его кабинете. Онегину посвящалась и следующая глава, восьмая. В девятой он возвращался в Петербург, где происходила его встреча и объяснение с Татьяной. В дальнейшем (судя по дошедшим до нас отрывкам из десятой главы и воспоминаниям современников) Онегин попадал, по — види- мому, в круг декабристов и, вероятно, погибал. Совершенно очевидно, что при таком развитии замысла цензура не пропустила бы роман, и поэтому Пушкин писал 28 ноября 1830 года в предполагавшемся предисловии к двум последним главам (включая «Путешествие»): «Вот еще две главы Евгения Онегина — последние по крайней мере для печати» (541). В 1831 году Пушкин вообще отказался от включения «Путешествия Онегина» в текст, соответственно изменив окончание романа, но считал необходимым подчеркнуть, что глава о путешествии существовала, и приобщил отдельные отрывки из «Путешествия» к изданию последней, восьмой главы, а затем и полного издания романа. При этом мотивировка отказа от печатания главы, посвященной путешествию, была нарочито загадочной для читателя: «Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России… Автор… решился выпустить эту главу по причинам, важным для него, а не для публики» (197). Введение «Путешествия» в роман безусловно расширило бы представление об облике Онегина, так как окончательный итог оценки героя был бы результатом не только впечатлений от новой встречи с Татьяной, но и его наблюдений над разными сторонами русской жизни во время странствий.

Те линии развития образа Онегина, которые намечены в дошедших до нас преимущественно в черновых отрывках «Путешествия», связаны с более близким знакомством со своей страной. Онегин едет: он, деливший свое время между кабинетом, театром и балами, увидит, наконец,

Святую Русь: ее поля, Селенья, грады и моря. (476)

Он увидел «Новгород великий», некогда мятежные площади, пред ним возникают картины героического прошлого:

… тени древних великанов… Законодатель Ярослав С четою грозных Иоаннов, И вкруг поникнувших царей Кипит народ минувших дней… (477)

В черновой рукописи упоминается, что Онегин видит «мятежный Волхов» (477). Среди теней «прошлых поколений» отмечен образ вольнолюбивого Вадима. Далее Онегин мчится «по гордым волжским берегам»:

[Струится] Волга — бурлаки, Опершись на багры стальные, Унылым голосом моют — Про [тот] разбойничий приют — Про те разъезды удалые, Как Стенька Разин в старину Кровавил волжскую волну. (480)

Из черновых рукописей трудно заключить, в какой степени тронули Онегина все эти впечатления. В качестве одного из мотивов, характеризующих мироощущение героя, и здесь звучит знакомый мотив: «Тоска, тоска!..» (480). Но среди причин, вызывающих эту тоску, проявляется нечто новое: противоречие между впервые возникшими картинами героического прошлого и пошлой прозой современности. [196] Строфы о поездке Онегина в Новгород подверглись в рукописи следующей переработке:

196

Это противоречие в мироощущении Онегина отмечено H. Л. Бродским в его книге «Евгений Онегин. Роман А. С. Пушкина» (стр. 322).

Он видит Новгород — великой, Смирились площади — средь них Мятежный колокол утих, Но бродят тени великанов… (496)

В другом месте это противоречие между прошлым и настоящим подчеркнуто с еще большей резкостью. Онегин стремится в Нижний, в «отчизну Минина». Но что же находит он в городе, прославленном именем народного героя?

Сюда жемчуг привез Индеец, Поддельны вины Европеец; Табун бракованных коней Пригнал заводчик из степей, Игрок привез свои колоды И горсть услужливых костей; Помещик — спелых дочерей, А дочки — прошлогодни моды, Всяк суетится, лжет за двух И всюду меркантильный дух. (498)

Следующее затем восклицание «Тоска!» приобретает особую остроту, звучит как противопоставление воспоминаний о героических днях истории, в которые погружается Онегин, «меркантильному духу» современности. И всё же именно в путешествии по России впервые был нарушен равнодушный скептицизм Онегина. Приехав на Кавказ, как отмечается в черновой рукописи, ощутив близость войны, увидев величественные пейзажи гор, «Онегин тронут в первый<раз>» (483).

Не менее характерно, что только в рукописи «Путешествия Онегина» возникают слова о том, что он «Быть чем-нибудь давно хотел…», слова, дважды исправленные далее: «переродиться захотел», «преобразиться захотел» (495). Из желания переродиться и возник его замысел поездки по России. Отсюда же, как мы полагаем, и та возможная декабристская линия развития Онегина, которую Пушкин (как свидетельствует его современник М. В. Юзефович [197] ) думал развить в десятой главе. [198]

197

«Русский архив», 1880, кн. III, стр. 443.

198

Предположение о том, что путешествие идейно готовило Онегина к сближению с декабризмом, было высказано П. А. Поповым («Литературный критик», 1940, № 7–8, стр. 230–245), комментировавшим письмо П. А. Катенина к П. В. Анненкову от 24 апреля 1853 года о нецензурности (с точки зрения политической) восьмой главы. Роль путешествия в идейной эволюции Онегина па пути к декабризму освещалась в книге В. С. Мейлаха «А. С. Пушкин. Очерк жизни и творчества» (Изд. АН СССР, М. —Л., 1949, стр. 113–115). Возражения, которые выдвигались против этой точки зрения И. М. Дегтеревским, основаны на традиционном представлении о том, что характер Онегина статичен, и не представляются нам убедительными. По мнению Дегтеревского, в «Путешествии» Пушкин «разоблачал» Онегина и даже «хотел посмеяться» над ним (Пушкин в школе. Сборник статей, Изд. Академии педагогических наук РСФСР, М., 1951, стр. 290).

Вариант развития образа Онегина, связанный с путешествием, остался в рукописных отрывках и набросках. Однако и в окончательном, напечатанном Пушкиным тексте восьмой, заключительной главы всё же показано, что, вернувшись из путешествия, Онегин не остался тем же, кем был, что в нем появилось кое-что новое.

Прежде всего несравненно резче, чем раньше, ощущается его полное одиночество и чуждость светскому обществу. Попав на светский раут, он

… в толпе избранной Стоит безмолвный и туманный… (168)