История русского романа. Том 2

Факт публикации этого произведения в газете подчеркивал фельетоннозлободневный характер изображенных в романе событий, типичность созданных писателем образов. Это признавали как критики, откликнувшиеся на роман сразу же после выхода его в свет отдельным изданием в августе 1895 года, так и официальные круги, о чем подробнее будет сказано ниже.

В центре произведения находится история трех государственных деятелей, последовательно сменяющих друг друга на министерском посту. Приход каждого из них радостно встречался подхалимствующей перед властью прессой, которая примерно в одних и тех же тонах характеризовала нового министра, надеясь, что он не повторит ошибок предшественника. Показ тщетности подобных надежд, обличение карьеризма сановников, раскрытие закулисной механики смены министров составляют сюжет романа.

Раскрывая внутренний мир высшего чиновничества, правила, которыми здесь руководствуются, автор показывает лживость и лицемерие официальной программы столичной администрации, прикрывающей пышными фразами «о бескорыстной службе отечеству» свои откровенно стяжательские, карьеристские цели. В этом мире нет ничего святого, нет убеждений, совести, подлинного альтруизма. Все три министра готовы отстаивать любую точку зрения на один и тот же вопрос, в зависимости от взглядов на него в данный момент «более высоких сфер». И так происходит всюду, во всех звеньях государственного аппарата. Если же администратор не сумеет вовремя переменить флага, не уловит «новых веяний» и назовет «красным» то, что сегодня уЖе считается «белым», его падение неизбежно. Так происходит с мелким чиновником Бугаевым, «пострадавшим» за свои «патриотические убеждения» — за взяточничество и лихоимство; вынужден уйти в отставку и сам министр, слишком ретиво взявшийся за дело и пренебрегший поддержкой аристократии.

«Несмотря на некоторые длинноты и повторения, — писала о новом произведения Станюковича современная ему критика, — роман читается с интересом, благодаря главным образом тому, что в нем раскрывается многое, неведомое большинству публики, прикрытое внешним лоском и порядочностью, огражденное от взоров общества стенами административных учреждений и канцелярскою тайной, ревниво охраняемою всеми „друзьями прессы“». [568]

Аналогичная оценка романа «Откровенные» была также дана цензурой, предпринявшей попытку исключить его, как и ряд других произведений Станюковича, из первого собрания сочинений писателя, осуществленного в 1896–1898 годах московским книгоиздателем А. А. Карцевым.

568

«Русская мысль», 1895, № 8, стр. 374.

На основании представления цензора Соколова начальник Московского цензурного комитета Назаревский отмечал, что «Станюкович рисует высшие административные сферы Петербурга, куда пробираются на значительные посты различного рода „откровенные“ карьеристы, — люди не только безнравственные, но и прямые мошенники, для коих благо отечества лишь ширма». [569] «Это ни что иное, — писалось о романе, — как изложенная в довольно художественной форме сплетня на высший слой петербургской бюрократии, с ясными намеками на известные лица». [570]

569

ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 21, д. 41, л. И («Об издании собрания сочинений К. М. Станюковича. III отд. Канцелярии Главного управления по делам печати. Начато 4 марта 1897 г.; окончено 21 ноября 1897 г.»).

570

Там же, л. 29.

Уловки писателя, который перенес в прошлое описанные в романе события, не смогли обмануть советника по делам печати, который с полным основанием увидел в «Откровенных» хорошо знакомые ему картины российской действительности. «Хотя автор постоянно повторяет, — отмечалось в отзыве на роман, — что все им рассказываемое в его повести происходило давно, в отдаленные времена, но по некоторым лицам, которые тут фигурируют, ясно, что все это, напротив, — относится ко временам ближайшим, если отчасти и не к нашему». [571]

571

Там же, л. 31.

Направленность творчества Станюковича, названная цензором «тенденцией предосудительного характера», послужила причиной конфиденциального запрещения «в публичных библиотеках и общественных читальнях отпечатанного ныне „Собрания сочинений К. М. Станюковича. Изд. Карцева, Москва, 1897 года“». [572] Этот запрет был позже распространен и на тома, вышедшие в 1898 году. [573]

Социальная заостренность романов Станюковича усиливалась наличием во многих из них образов, противостоящих миру «сытых и довольных». В некоторых из романов выведены революционеры: образ Мирзоева в романе «Два брата», созданный под несомненным влиянием «Что делать?»; образ Василия Вязникова в том же романе, в котором народовольцы признавали правдивое, хотя и схематическое изображение типа пропагандиста — революционера 70–х годов; [574] образы Черемисова и его друзей в романе «Без исхода» и некоторые другие. Однако, в отличие от ряда произведений демократической литературы 70–80–х годов, образы «народных заступников» не являются центральными в творчестве Станюковича и, за некоторыми исключениями, не вырастают в образы активных революционных борцов. Наделенные горячим авторским сочувствием, они обычно предстают жертвами существующего строя, неудачниками в жизни и лишь напоминают читателю о существовании иного, идеального нравственного и духовного мира.

572

Там же, л. 37.

573

ЦГИАЛ, ф. 777, д. 12, л. 59.

574

См.: О. С. Любатович. Воспоминания народоволки. «Былое», 1906, № 6, стр. 128.

В этой связи интересен роман «Омут», где в лице Павла Ивановича Бежецкого намечены черты «одного из тех могикан — идеалистов шестидесятых годов, которые, дожив до седых волос, сохранили свои верования и надежды и, несмотря на житейские невзгоды, не оплевали то, чему раньше поклонялись, не отдались общему течению» (V, 158). В этом же произведении упоминаются «неисправимый фанатик» Никодимов, который «с надеждой на род человеческий» умер в ссылке (V, 43), и безымянная сельская акушерка, «что весной арестовали» (V, 150). Аналогичные образы встречаются и в других романах Станюковича.

Много внимания писатель уделял проблеме преемственности освободительной борьбы и решал ее весьма своеобразно. Говоря о деятелях освободительного движения 60–х годов, Станюкович в ряде случаев отмечал не только их враждебность буржуазно — помещичьему миру, но и отсут ствие у них необходимого контакта с революционной молодежью после дующих лет. Объяснение этому обстоятельству следует искать в объективных условиях развития революционно — освободительного движения в России 70–х годов, которые были хорошо знакомы романисту. Он сам был участником освободительного движения эпохи, хорошо знал состав его деятелей, со многими из них, начиная с героев «Народной воли», находился в дружеских связях. Писатель, в частности, не мог не видеть отхода от активной деятельности таких видных в прошлом представителей освободительного движения, как Елисеев, Плещеев и др. С другой стороны, в сознании романиста были свежи воспоминания о расправе с Чернышевским, Михайловым, Обручевым и другими жертвами правительственной реакции.

Несомненно и то, что методы борьбы, получившие развитие в 70–е годы, не всегда одобрялись деятелями 60–х годов, которые, даже благословляя молодежь на подвиг самоотверженного служения народу, не были уверены в успехе движения. Умудренные опытом прошлой борьбы, они опасались за судьбы передовой молодежи, подхватившей знамя своих отцов и понесших его по неведомым путям.

Все сказанное и объясняет характеристику одного из персонажей «Омута» — Бежецкого: последний, несмотря на свою приверженность прежним «верованиям и стремлениям», был в числе тех «могикан — идеалистов шестидесятых годов», которые «тянули лямку из-за куска хлеба, угрюмые, обойденные жизнью, роковым образом очутившиеся между двух стульев — чужие своим сверстникам и слишком усталые и бессильные, чтобы пристать к следующему поколению» (V, 158).

Положительные персонажи в романах писателя, как и у большинства его современников, очерчены, по сравнению с героями, принадлежащими к господствующим классам, менее полно, зачастую схематично. Причины этого раскрыл сам автор, отмечавший в одной из своих статей трудность создания положительного образа в условиях реакции.

Борцы с общественной неправдой, правдоискатели, по мнению Станюковича, в жизни намного интереснее своего изображения в литературе, где они являются обычно «выразителями миросозерцания самих авторов», а не полноправными художественными образами «новых людей». Отмечая, что в большинстве романов «эти лица обыкновенно бывают бледны, неясны, взгляды их отрывочны и больше намекают, чем высказываются», Станюкович считал, что «робкие и нерешительные штрихи, которыми обыкновенно авторы рисуют подобных людей, конечно, нельзя ставить в вину писателям: во — первых, подробное знакомство с таким типом несколько затруднительно; во — вторых, и самый тип еще не имеет вполне законченных форм», [575] хотя и существует в жизни.

575

«Дело», 1881, № 5, «Журнальные заметки», стр. 78.

Образы «новых людей» в литературе той эпохи, в том числе и у Станюковича, неизбежно были бледнее своих реальных прототипов.

В центре повествования Станюковича находятся обычно один или два персонажа, с которыми судьбы остальных связаны сложным сплетением сюжетных нитей. Поступки героев определяются их взглядами, идеями, мировосприятием; характеры обусловлены эпохой и общественной средой, что свидетельствует об ориентации романиста на творчество писателей гоголевской натуральной школы. Характерным для Станюковича является также стремление к многосторонней характеристике образов, показ сосуществования в человеке различных, порой противоречивых мыслей и чувств. Так, например, Стрекалов (в романе «Без исхода») выведен не только умным и властным хищником, но и нежным, заботливым отцом, примерным супругом. У Черемисова, при несомненной к нему авторской симпатии, не затушевываются вспыльчивость, недоброе чувство к оскорбившему его Крутовскому. В последнем же в свою очередь также подчеркиваются разноречивые черты: озлобленность и смирение, симпатия и ненависть к Черемисову и т. д.