История русского романа. Том 2

Основной проблемой русского романа 80–90–х годов по — прежнему остаются взаимоотношения человека и среды, личности и общества. Но данная проблема теперь решается по — новому и приобретает новый смысл. В той или иной трактовке этот вопрос находил свое отражение и в художественно — публицистическом творчестве Салтыкова — Щедрина, и в «Воскресении» Толстого, и в произведениях наиболее крупных романистов этих лет — Боборыкина и Мамина — Сибиряка, Эртеля и Станюковича, Гарина — Михайловского и многих других менее значительных писателей. Этими романистами на протяжении двух последних десятилетий XIX века была создана — целая галерея художественных типов русской жизни, в которых воплотились наиболее характерные и значительные черты духовного облика русского человека переходного времени.

Социально — психологический анализ приобретал исключительно большое значение. Вот почему наиболее интересными оказывались те романы, в которых этот анализ находил широкое применение.

В решении этой проблемы, имевшем свою богатую традицию, восходившую еще к героическим 60–м годам, принимали участие как писатели «восьмидесятники» и «девятидесятники», так и романисты, начавшие свою творческую деятельность еще в 60–70–е годы, но наиболее полно выявившие свою писательскую индивидуальность в 80–90–е годы.

Среди последних в первую очередь должен быть назван П. Д. Боборыкин — один из самых плодовитых романистов поколения 60–х годов.

1

Боборыкин — виднейший представитель натурализма в русском романе XIX века. Русский натурализм, проявившийся в ряде произведений Ольги Шапир, Виктора Бибикова, князя Голицына (Муравлина) и других писателей, никогда не приобретал того ярко выраженного и программного характера, какой наблюдался во французской литературе 1860–1880–х годов» Вместе с тем оба эти вида натурализма в равной мере исходили из философии позитивизма и в связи с этим стремились к «научности», документи- рованности. Тем самым художественный рассказ о судьбе человека превращался в своего рода клиническое, криминалистическое или социологическое исследование. Особенности русского натурализма сказались не только на творчестве, но и на теоретических построениях Боборыкина, суммировавшего свои взгляды в области литературы и эстетики в двухтомном исследовании об европейском романе XIX века. [501]

501

П. Д. Боборыкин. Европейский роман в XIX столетии, т. I. Роман на Западе за две трети века. СПб., 1900. Второй том не вышел и сохранился в верстке. (Рукописный отдел ИРЛИ).

Высказывания Боборыкина в качестве теоретика натуралистического романа представляют несомненный интерес. Он настойчиво пропаганди ровал в России произведения не только таких писателеи — натуралистов, как Золя и братья Гонкуры, но и создателей французского реалистического романа — Стендаля, Бальзака, Флобера, которых настойчиво старался интерпретировать в духе натурализма.

«Задачи литературного творчества, — писал Боборыкин, — стали теперь так значительны и обширны, что только у истинных ученых, у натуралистов, исследующих жизнь природы, или у социологов, занимающихся развитием человеческих обществ, художник — романист может найти истинные приемы работы, очистить себя от всякой личной примеси, от болезненных порывов воображения, от переиначивания жизни по своему произволу, — словом сказать, от всего того, чем романтизм и всякое формальное символическое и морализующее искусство грешили и грешат до сих пор». [502]

502

П. Д. Боборыкин. Писатель и его творчество. «Наблюдатель», 1883, № 11, стр. 50.

Ранние романы Боборыкина значительно отличаются от его произведений 80–х и 90–х годов. Б них писатель во многом еще являлся ищущим, в связи с чем даже в произведениях, написанных в одни и те же годы, могут быть констатированы очень большие различия.

Первый роман писателя, «В путь — дорогу!» (1862–1864), служит хорошим введением в его идейные и художественные искания. Роман этот сугубо автобиографический, и поэтому для Боборыкина, сознательно шедшего от субъективизма к принципиальному объективизму, он остался единственным в своем роде. Большая часть глав центральных книг романа, начиная с третьей (а их всего шесть), написана почти в жанре воспоминанпй. Мелькающие в них образы студентов никакого развития не получают и в памяти читателя, как правило, не задерживаются. Назначение этого пестрого калейдоскопа событий и лиц только одно: дать суммарное представление о той среде, в которой происходило развитие героя. С характерной для натурализма откровенностью писатель вводил читателя в перипетии любовной связи героя — гимназиста с воспитывавшей его теткой. Работая над своим первым романом, Боборыкин уже формировал в себе будущего натуралиста. Но первые две книги романа посвящены жизни патриархальной дворянской семьи, в освещении которой еще очень мало признаков нового, хоть сколько-нибудь «научного» мировоззрения. Последнее сказывается лишь к концу романа, где не только идеи позитивизма, но и вытекающие из него принципы атеизма соединяются с идеями социального переустройства, служения обществу.

Начиная с этого момента никаких резких идейных переломов в развитии Боборыкина не было. Он всегда был сторонником позитивизма и при всей неопределенности своих политических взглядов защищал идеи демократии и прогресса. Он резко отрицательно относился к буржуазно — дворянской монархии. В октябре 1905 года Боборыкин вел особый дневник революционных событий и под 18–м числом, в частности, записал: «Вечор 17–го октября 1905 года связан будет с памятью о событии, с которого пойдет полное раскрепощение русского государства от ненавистного полицейского режима». [503]

503

Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 29, on. 1, ед. хр. 9, л. 4.

Вскоре после событий 1905–1906 годов писатель создал значительное произведение о первой русской революции, всколыхнувшей всю страну. В романе — хронике «Великая разруха» (1908) были даны положительные образы революционеров, и в их числе большевиков. [504]

Но стремление к «объективности», как высшему типу художественного творчества, толкало Боборыкина к позиции «всеядности», выжидания и примирения. Идейная «промежуточность» молодого Боборыкина наиболее наглядно проявилась в незавершенном романе «Земские силы» (1865). Герой романа, мировой посредник граф Севский, скорее тяготеет к «безумному коммунисту» Бочарову, чем к его ожесточенному врагу Ипполиту Благово — предводителю дворянства, «чистому представителю аристократического элемента». Своеобразие расстановки общественных сил в романе «Земские силы» проявилось преимущественно в позиции представителей правительства. Так, земец Кострикевич принадлежит к наиболее активным демократам, соратникам Бочарова; губернатор Мягков, как глава антидворянской партии, также блокируется с последним. Стремление к позиции «золотой середины» в Севском несомненно. Автор разделяет эту позицию своего героя, хотя он и рисует «красных» в более привлекательном свете, чем представителей партии «сословных предрассудков».

504

Ранее, в 1897 году, Боборыкин неудачно пытался нарисовать образ молодого марксиста, полемизирующего с народниками (роман «По — другому»), Суровый анализ этого произведения был дан в статье В. И. Засулич («Плохая выдумка»), В. И. Ленин солидаризировался с этой оценкой романа в работе «От какого наследства мы отказываемся?».

В «Земских силах» мы находим и другой элемент, тесно связанный с позднейшим романом о петербургской «легкой» жизни — «Жертва вечерняя» (1868). Картина петербургской оргии здесь еще лишена признаков натурализма. [505] Но прошло всего лишь два — три года и Боборыкин в Париже пишет о петербургских оргиях уже целый роман.

«Жертва вечерняя» — значительное и серьезное произведение. Форма романа — дневник «беспутной и больной бабенки» — не помешала автору дать яркую идейную характеристику эпохи. Поэтому никак нельзя упрекнуть писателя в нарочитой концентрации изображения «жизненной грязи». Боборыкин не только поставил вопрос о борьбе с проституцией, но и сопоставил проституцию с деморализацией, возникающей на почве праздности и тунеядства.

505

П. Д. Боборыкин. Земские силы, кн. 1. СПб., 1865, стр. 155.

Демократическая критика, однако, в то время оценила роман Боборыкина отрицательно. В статье «Новаторы особого рода» М. Е. Салтыков- Щедрин писал, что «автор задался целью очень непохвальною: он хотел перенести на русскую почву „Liaisons dangereuses“ и возбудить в нашей публике вкус к подобным произведениям. На этот гнуснейший из всех современных хламов он взглянул даже не как на материал, могущий, в связи с другими материалами, служить для характеристики общества в данный момент; нет, он увидел в нем нечто достолюбезное, обладающее способностью привлекать и притягивать своим собственным содержанием. Быть может, попытка его и будет иметь успех, но во всяком случае этот успех можно и должно назвать прискорбным». [506]

506

Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полное собрание сочинений, т. VIII, Гослитиздат, М., 1937, стр. 80.

Салтыков и в дальнейшем сохранял к «Жертве вечерней» отрицательное отношение, что не мешало ему печатать под своей редакцией на страницах «Отечественных записок» другие произведения Боборыкина. Из этих произведений особенно выделяются романы «Солидные добродетели» (1870) и «Дельцы» (1872–1873).

В «Солидных добродетелях» нет и следов программного натурализма «Жертвы вечерней». Здесь все построено на сложных и тонких нюансах, нет ничего резкого и грубого. Герой романа, кающийся дворянин Крути- цын, робок, слабоволен, но постоянно тянется к демократизму. Конфликт его с героиней романа Ксенией, своим антиподом, приобретает в связи с этим почти комический характер. Ксения представляет собой «пробудившуюся» и сознавшую свою свободу и независимость женщину. Она энергична и деловита, но совершенно лишена столь свойственного Крутицыну лиризма. Образ Ксении, несмотря на присущий ей авантюризм, необходим автору как важный общественный симптом. Весь роман посвящен последним, еще трудно уловимым тенденциям общественного развития, в связи с чем Боборыкин не случайно все время перебрасывает действие своего произведения из России за границу (Париж, Вена) и обратно.

Отсутствие прямолинейности — основная особенность «Солидных добродетелей» как публицистического романа. В этом его важнейшее отличие от произведений Шеллера — Михайлова, Омулевского и др.

К числу особенностей романа «Солидные добродетели» следует отнести и выход автора за пределы собственно русской тематики. Говоря, например, о парижской жизни, писатель не ограничивается русскими эмигрантами, а много, внимания уделяет и французам. Из созданных Боборыкиным образов парижан наиболее значителен образ химика Рике — узника одной из парижских тюрем. Образ Рике вносит в роман философский элемент.