История русского романа. Том 2

Социально — экономическая отсталость России порождала утопии о возвращении вспять — к докапиталистическому прошлому. В романе Мамина — Сибиряка «Три конца» (1890) падение крепостного права вызывает брожение в умах рабочих и порождает одну из патриархальных иллюзий: рабочие делают попытку бросить завод, вернуться к земледельческому труду на «вольных» башкирских землях. Автор, понимавший неизбежность капиталистического развития, показал крушение этой затеи.

Народническая идеализация деревенской общины подчас сочеталась с неприязненным отношением к городу, к фабрике, которая «развращает» рабочих и подрывает устои крестьянской жизни (например, повести Златовратского).

Литература отражала иллюзии, обращенные не только в прошлое, но и в будущее. Так, например, в романе «Шаг за шагом» (1870) Омулевский не говорил о бедственном экономическом положении, об изнуряющем труде фабричных, а вывел рабочих как «естественных людей», процветающих на лоне природы, здоровых, жизнерадостных, обеспеченных. Изобраясение пролетариата здесь окрашено идеализацией в духе просветительных утопий. Коллективная, организованная борьба (заба стовки, демонстрации) здесь направлена против крепостнически — бюрокра- тических пережитков, против чиновников, дурно управляющих казенным заводом. Несмотря на репрессии, применение вооруженной силы, аресты и т. д., столкновение кончается превращением Ельцинских заводов в частное предприятие, и автор приветствует этот переход, возлагая надежды на буржуазное развитие.

Тема проникновения капиталистических веяний, первонакопительских стремлений в рабочую среду, намеченная еще Решетниковым, становится главной в романе Мамина — Сибиряка «Золото» (1892). В после- реформенных условиях золотоискатели, отойдя от завода, объединяются в артель, хотят разбогатеть как частные предприниматели. Разгул стяжательских инстинктов, яростный антагонизм среди старателей определяют трагический финал этой иллюзии — попытки рабочих превратиться в буржуа.

В романе «Горное гнездо» (1884) Мамин — Сибиряк изобразил каторжный труд горнорабочих, а мимоходом зарисовал фигуры замечательных умельцев. В конфликте с предпринимателями рабочие выступают как люди пассивные, полные патриархальных упований, надежд на робкие ходатайства, на барина, который приедет, все увидит и поможет. Сходный образ смиренных, доверчивых тружеников встречается на страницах повести Куприна «Молох» (1896). [645]

645

Черты пассивного и покорного страстотерпца, которыми нередко наделены рабочие Мамина — Сибиряка, раннего Серафимовича, Куприна, доведены до предела в романе «Земля обетованная» (1899) В. Реймонта, представителя критического реализма польской литературы.

Чехов в «Бабьем царстве» (1894) изображает рабочих в духе этой традиции: растерянные, приниженные, измученные люди не являются носителями каких-либо положительных начал; другие же (как мастер Пименов), нравственные, степенные, довольствуются скромной долей, лишены высоких духовных, моральных запросов.

Проблески социально — этического самосознания пролетариата были отражены еще Г. Успенским (повесть «Разорение», 1869) в лице беспокойного рабочего — «смутьяна» Михаила Ивановича, который среди неразвитых, отсталых людей сеет семена возмущения «прижимкой», неравенством, защищает достоинство трудового человека, его права на лучшую жизнь. Однако Михаил Иванович — еще одиночка, не находящий почвы; он действует более в области мелочей быта, не возвышается до политических требований. В нем живут иллюзии, посеянные послереформенной эпохой, хотя ему постоянно приходится испытывать разочарования. Тем не менее произведение Успенского говорило о начатках брожения, пробуждения критической мысли в рабочей среде.

Многочисленные рассказы Серафимовича 90–х — начала 900–х годов были связаны с традициями обличительного реализма 60–70–х годов и говорили о бесправии трудящихся, о «беспощадном давлении капитализма на рабочую жизнь». Писатель сумел при этом отразить бунтарскую настроенность, стихийную ненависть угнетенных к угнетателям. Но это лишь бессознательный протест озлобленных одиночек, который выливается порою в бессмысленных разрушениях, убийствах, а затем сменяется тупой покорностью. Классовое сознание рабочих здесь весьма расплывчатое, жажда лучшей жизни смутная, не порождает еще высоких идеалов.

Последняя фаза рабочего протеста в русской литературе до Горького намечена в «Молохе» Куприна. В конце концов лопается долготерпение смиренных тружеников, их массовое возмущение принимает стихийноразрушительный характер; они поджигают, громят завод. Перспективы этого анархического выступления неизвестны, они никак не намечены автором.

В западноевропейском романе изображение рабочих приобретает существенное значение в эпоху чартистского движения в Англии и революции 1848 года во Франции. В литературу экономически передовых стран пролетариат входит под знаменем бурного массового революционного брожения.

В романе Диккенса «Тяжелые времена» (1854) наметились основные, характерные для западноевропейских реалистов аспекты изображения пролетариата и его борьбы с буржуазией. Писатель сочувственно рисует жизнь обездоленного трудового люда, обличает бесчеловечие буржуазии. Но забастовочное движение ткачей трактуется как роковая ошибка слепой массы, доверившейся демагогии вожаков. Диккенс искал выход из социальных конфликтов не в революционной борьбе, а в моральном очищении господствующих классов и в проводимых сверху реформах.

Как создательница образа рабочего особое место заняла Жорж Санд. В первой половине 40–х годов, когда писательница находилась во власти идей утопического социализма, в ее романах появляется целый ряд положительных героев — крестьян, ремесленников, а также рабочих. Эти образы овеяны демократической настроенностью автора, гуманизмом, романтикой, устремлением в будущее. Особенно выделяется рабочий Арсен (из романа «Орас», 1841) своей нравственной силой, богатством внутреннего мира, жаждой знания, интересом к культуре, творческими способностями. В то же время Арсен — человек действия, революционер, сражающийся в рядах республиканцев.

Из пролетарских персонажей литературы XIX века образ Арсена более других перекликается с образами горьковских рабочих. Однако Санд, но собственному ее признанию, скорее писала своих героев такими, какими они, по ее мнению, «должны быть»; герои же Горького твердо стоят на почве породившей их революционной действительности новой эпохи.

Образы рабочих и картины рабочего движения широко внедряются в западноевропейский роман с 80–х годов. Выдающуюся роль в этом сыграл Золя. В романе «Жерминаль» (1885) автор выходит на простор широкого изображения жизни и борьбы рабочего класса, как отдельных его представителей, так и массы. Углекопы здесь выглядят как люди раздавленные, изуродованные невыносимыми условиями жизни. Заслугой Золя было выдвижение темы труда, описание производственных условий работы шахтеров, [646] которым постоянно угрожают увечья, гибель. С точки зрения писателя, бесчеловечные социально — экономические условия и патологическая наследственность обрекают угнетенный класс на психофизиологическое вырождение (здесь сказалась натуралистическая тенденция Золя).

646

В русской литературе описание заводской производственной обстановки, условий труда было развернуто в романах Мамина — Сибиряка, рассказах Серафимовича, повести Куприна «Молох».

Золя находит вполне обоснованным забастовочное движение, экономическую борьбу пролетариата. Но в его изображении эта борьба не будит социального сознания, высоких идеалов, не усиливает организованности, а, наоборот, выливается в дикий бунт, превращает массу в озверевшую толпу, отдающуюся во власть разрушительных инстинктов.

Показательна в романе «Жерминаль» обрисовка руководителей рабочего движения. По мере того как Этьена Лантье выдвигают вожаком, у него нарождаются карьеристские устремления и мещански — паразитиче- ские вожделения.

В романе Золя «Париж» (1897) поражают картины ужасающего быта рабочих в столичных трущобах, где царят отвратительные нравы, где погибают безработные, инвалиды труда. Роман говорит и о политической борьбе; здесь сталкиваются представители различных течений — от утопического до научного социализма, но на первый план выдвинуты анархисты, подготовляющие и совершающие террористические акты. Через все произведение проходит лейтмотив ожидания последней катастрофы, всеобщей гибели. Автор «Парижа» и «Жерминаля» полагает, что борющийся пролетариат способен разрушить несправедливый старый мир, но не в силах построить новый. Угрожая буржуа перспективой сокрушительного восстания, Золя хотел подтолкнуть их на путь мирных реформ, улучшения жизни рабочих.