История русской церкви (Том 6)

Но, по справедливости, отделять следствия от начал не должно, и, повторяем, Схария и его товарищи проповедовали у нас свою собственную, иудейскую, веру и отвержение христианской, из чего уже неизбежно следовали всевозможные христианские ереси, т. е. отвержение всех христианских догматов и установлений. Прибегать же к предположению, не была ли ересь жидовствующих одною из тогдашних христианских ересей, только близкая к иудейству, или не была ли она смесию разных христианских ересей с рационалистическим направлением, или даже не выработалась ли она в самом Новгороде под влиянием вольномыслия, с одной стороны, жида Схарии, а с другой - новгородских священников, вовсе нет ни нужды, ни основания. Несомненно, что когда жидовствующие излагали свое догматическое учение против христиан и утверждали, что Бог есть един, а не Троичен, что мессия еще не пришел, а Иисус Христос не есть мессия и Сын Божий, что должно держаться иудейского, или Моисеева, закона, тогда они основывались исключительно на Священных книгах Ветхого Завета. Равно и Иосиф, опровергая все эти пункты лжеучения жидовствующих, пользовался также исключительно книгами Ветхого Завета и объяснял: "Жидове и еретицы не приемлют свидетельства апостольскаго и отеческаго, но точию пророческая свидетельства глаголют приимати, аще и неблагочестивым разумом. Сего ради едина пророческая свидетельства зде напишем, к еретиком бо нам слово, жидовьская мудрьствующим". С другой стороны, не надобно забывать, что распространителями и защитниками ереси жидовствующих были у нас не сами жиды, а совращенные ими христианские священники и постоянно носившие личину христиан. Потому неудивительно, если они, чтобы удобнее совращать христиан, в своих возражениях по второстепенным предметам указывали иногда на тексты Нового Завета и на свидетельства святых отцов. Так же естественно, если и преподобный Иосиф Волоколамский, опровергая такого рода возражения, приводит доказательства не из одного Ветхого Завета, но и из Нового и творений святых отцов, тем более что он писал свое сочинение преимущественно для православных христиан, для предохранения их от ереси.

Вообще, преподобный Иосиф в своем сочинении против жидовствующих многократно свидетельствует, что они, собственно, не еретики, а отступники, что они отверглись от Христа и мудрствуют жидовское, учат и других держать жидовство и отвергаться Христа, а в одном месте дает о них такое понятие: "Новгородские еретики сделались отступниками не в младенчестве, не во время плена, не ради нужды, но и родились, и много лет пребывали в христианской православной вере, и самохотением, самопроизвольно отверглись Святой Единосущной Троицы и православной христианской веры, и изрекли многие хулы на Святую Единосущную Троицу, и на Пречистую Богородицу, и на всех святых, и совершили многие сквернения на святую Божественную Церковь, и на святые иконы, и на животворящие кресты, и на священные мощи святых, и многих православных христиан прельстили, и отвели в жидовство, и осквернили всякими сквернами. Они отверглись Христа и всего христианства в лето 1471, и даже доныне ни один не покаялся. Они злейшие из всех еретиков и отступников: таких не было ни в древние времена, ни в средние, ни в новейшие". Заметим, однако ж, что при дальнейшем развитии ереси она привлекала к себе и имела двоякого рода последователей: одни, отвергшись Христа, принимали самое жидовство - это люди простые, необразованные, а другие, образованные и книжные, отвергшись Христа, не принимали самого жидовства, но только усвояли все воззрения жидовствующих на христианство, отвергали все собственно христианские догматы и установления, делались совершенными вольнодумцами. С этими-то последними преимущественно и приходилось бороться преподобному Иосифу, и в этом-то виде ересь жидовствующих, даже после окончательного подавления ее внешними средствами, долго еще существовала у нас между лицами высших классов.

Каким же образом жид Схария мог навязать православным русским свою жидовскую веру, а новгородские священники могли принять ее и отвергнуться от Христа? Разгадка этому заключается в том, что Схария был человек ученый и, главное, искусный в чернокнижии и астрологии, которые пользовались тогда полным доверием и уважением, особенно между людьми малообразованными и необразованными, а наши новгородские священники были не только малообразованны, но и совершенные невежды даже в истинах исповедуемой ими религии. Схария очень хорошо знал, чем иудеи доказывают против христиан истинность своей иудейской веры и чем опровергают или стараются опровергнуть они истинность веры христианской, и умел воспользоваться этими познаниями для своей цели, а новгородские священники не знали даже того, чем подтверждаются самые первые, коренные догматы христианства, каковы догматы о Пресвятой Троице, о Божественности Иисуса Христа, о Его Воплощении и Воскресении. Что ж удивительного, если таких людей в состоянии был увлечь и прельстить Схария как своими познаниями и умною речью, так особенно какими-либо необычайными действиями, которые он мог совершать при пособии темных наук и которые для невежд могли показаться совершенными чудесами? И он действительно прельстил, по свидетельству преподобного Иосифа Волоцкого, сперва попа Дионисия, а затем попа Алексея, которые потом и сами, научившись от жидов жидовству и чернокнижию, начали пользоваться теми же средствами для совращения людей невежественных. Впоследствии ересь приобрела себе сильных покровителей, которые содействовали ее распространению и привлекали многих обаянием вольномыслия и распущенности нравов. В дальнейшей истории ереси мы встретим подтверждение всему нами сказанному.

Прошло уже несколько лет со времени появления ее в Новгороде, а еретики умели скрывать себя под личиною христианства. В 1480 г., когда великий князь Иоанн Васильевич прибыл в Новгород, вожди ереси, Алексей и Дионисий, до того понравились ему, что он взял их в Москву и первого определил протоиереем в Успенский собор, а последнего - священником в Архангельский собор. Здесь они старались казаться святыми, кроткими, воздержными, а тайно сеяли свое лжеучение и многих обратили к жидовству, так что некоторые даже обрезались. Между прочим, они привлекли к своей ереси: в духовенстве - симоновского архимандрита Зосиму и чернеца Захарию, при дворе великого князя - знатного дьяка Феодора Курицына да дьячков крестовых - Истому и Сверчка и из купцов - Семена Кленова, Последние четыре также научили многих жидовствовать. "Протопоп Алексей и Феодор Курицын, замечает при этом преподобный Иосиф Волоцкий, - такое имели тогда дерзновение к Державному, как никто другой, ибо они прилежали звездозаконию, астрологии, чародейству и чернокнижию. Потому-то многие и уклонились к ним и погрязли в глубине вероотступничества". Зять протоиерея Алексея Иван Максимов свел в жидовство даже невестку великого князя Елену, как впоследствии сознавался сам Иоанн преподобному Иосифу Волоцкому. Таким образом ересь утвердилась не только в Новгороде, но и в Москве, а ни церковная, ни гражданская власти не знали о ее существовании или не обращали на нее внимания.

Первым ратоборцем против жидовствующих выступил архиепископ Геннадий, возведенный на Новгородскую кафедру 12 декабря 1484 г. Как ни скрывали себя еретики, но однажды в пьяном виде некоторые из них начали упрекать друг друга. Услышав об этом, Геннадий немедленно дал знать митрополиту и великому князю и, получив приказ не допускать распространения ереси, начал делать обыск. Во время обыска один из виновных, поп Наум, открыл архиепископу все и всех и принес к нему даже псалмы, по которым правили еретики свою жидовскую службу. Геннадий велел брать их и отдавать на поруки до окончания следствия. А как четверо из отданных на поруки бежали в Москву, то он отправил туда к князю и митрополиту все обыскное дело в подлиннике вместе с списком открытых уже еретиков и их псалмами. Это было в августе или сентябре 1487 г. Не получая, однако ж, ответа ни от князя, ни от митрополита, Геннадий к концу того же года обратился с просьбою о содействии к Сарскому епископу Прохору, жившему в Москве на Крутицах, и уведомлял его, что в Новгороде открылись еретики, которые мудрствуют по-жидовски, держат ереси маркианскую и мессалианскую и всячески скрываются, называя себя православными христианами, что обыскное дело об них отослано к князю и митрополиту и что открытию их способствовал поп Наум и пр. А в генваре следующего (1488) года, когда в Москву прибыли епископы Суздальский Нифонт и Пермский Филофей, Геннадий поспешил написать и к ним и, упомянув о своих грамотах и подлиннике, посланных к князю и митрополиту, и о своем письме епископу Прохору, просил обоих этих святителей ходатайствовать пред великим князем и митрополитом, чтобы позаботились "тому делу исправление учинити, занеже ныне, как продлилось то дело, обыск ему некрепок чинится... еретикам ослаба пришла, уже наругаются христианству", и затем изложил, в чем состояли самые ругательства. Дело действительно приняло быстрый ход: оно рассмотрено на Соборе, трое из еретиков найдены виновными, и великий князь "по правилам царским" подверг их торговой казни, а четвертого признали недостаточно обличенным, так как против него было только одно свидетельство попа Наума. В феврале того же (1488) года князь и митрополит уже извещали об этом Геннадия и поручали ему, чтобы он продолжал обыск о еретиках с великим прилежанием и тех, которые покаются, отдавал "по царским правилам" для торговой казни двум боярам, Якову и Юрию Захарьевичам, назначенным от великого князя для участия в обыске. Заметим, что в это время великий князь Иван Васильевич отнюдь не опасался казнить еретиков жидовствующих "по царским правилам", помещенным в действовавшей тогда у нас славянской Кормчей. При производстве обыска над жидовствующими оказалось, что вероотступничество распространилось не только в Новгороде, но и по селам, и все через попов, которые, напившись и наевшись, без страха совершали литургию. Некоторые отступники нарочно ставились в попы, чтобы удобнее совращать своих духовных детей. Если замечали кого-либо твердыми в вере и православии, то таились пред ним и старались казаться православными. А встречая людей простых, слабых и преданных тяжким грехам, увлекали таких в свою прелесть и отпускали им все грехи. Когда же кто из православных начинал обличать их самих в ереси, они отрекались от нее с клятвою, величали себя православными и даже проклинали еретиков, считая и клятву и проклятие за ничто. Потому-то крайне трудно было производить над ними обыск, но при содействии назначенных великим князем бояр Геннадий удачно окончил дело: всех покаявшихся еретиков осудил на церковную епитимию, а непокаявшихся и продолжавших хвалить жидовскую веру передал боярам для торговой казни и все подлинное дело отослал к митрополиту и великому князю, известив о том же архиепископов и епископов. Но в Москве не обратили теперь на донесение Геннадия никакого внимания и "положили то дело ни за что", как сам он вскоре писал к Ростовскому архиепископу Иоасафу (25 февраля 1489 г.). "Митрополит Геронтий, - говорил по этому случаю преподобный Иосиф, - сам мудрствовал по-христиански, но о других, погибавших от еретического учения, нимало не позаботился, по своей ли грубости, или по нерадению, или из боязни пред Державным".

Услышав, что в Москве еретики живут в ослабе, туда же бежали и все новгородские еретики, уже принесшие было покаяние пред Геннадием, и там не только пользовались полною свободою, но имевшие священный сан даже служили в московских церквах вместе с православными архимандритами, игуменами, протоиереями и нагло издевались над христианскою святынею. Покровителем их был сильный при дворе великокняжеском дьяк Феодор Курицын, незадолго пред тем возвратившийся из посольства в Венгрию. К нему собирались еретики и совещались между собою против православия. Особенною дерзостию из них отличался чернец Захария. Прежде он был настоятелем одного монастырька близ Новгорода, в Немчинове. И когда иноки этого монастыря пожаловались Геннадию, что настоятель уже три года ни сам не причащается, ни им не позволяет причащаться, и Геннадий потребовал у него отчета, то Захар отвечал: "А у кого причащаться? Попы по мзде ставлены, митрополит же и владыки тоже по мзде ставлены". Признав Захара за стригольника, Геннадий сослал его в какую-то пустынь, но вскоре по грамоте великого князя должен был возвратить Захара в его обитель, взяв только с него клятвенную подписку, что впредь и сам он будет причащаться и не будет возбранять того своим инокам. Но Захар не захотел исполнять клятвы, бежал в Москву еще в 1487 г. и там нашел себе защиту в кругу жидовствующих. Более всего он действовал лично против Геннадия и уже три года с лишком рассылал на него по всей России и Новгородской епархии многочисленные хульные грамоты, в которых называл его даже прямо еретиком. Государь знал про ереси любимцев своих, Федора Курицына и протопопа Алексея, и, однако ж, продолжал к ним свое благоволение. Геннадия совсем не стали приглашать в Москву для соборных совещаний, несмотря на заявленные им желания и просьбы. И когда по кончине Геронтия нужно было избирать нового митрополита, то сам великий князь прислал Геннадию приказание, чтобы он оставался в Новгороде ради каких-то "великих дел" и не приезжал в Москву. Между тем протопоп Алексий пред своею смертию успел "своим волхованием" склонить государя, чтобы на митрополитскую кафедру избран был не кто другой, а именно симоновский архимандрит Зосима, которого действительно, как мы уже знаем, и избрали и поставили митрополитом. Нет сомнения, что ни государь, ни святители не знали еще о еретичестве Зосимы, да и Геннадий ничего не подозревал, потому и прислал свою повольную грамоту на поставление его. Новый митрополит немедленно потребовал от Геннадия исповедания веры, как бы сомневаясь в его православии. Геннадий отвечал, что он уже дал свое исповедание пред митрополитом Геронтием и Собором владык, когда был рукополагаем в архиерея, что исповедание то хранится в Москве и что он доселе остается в нем тверд и непоколебим. Тогда же митрополит и великий князь предлагали Геннадию, чтобы он прислал свое согласие, или отпись, на поставление нового епископа на Коломну, которого, однакок, не называли. Геннадий отвечал, что не может дать такой отписи, не зная имени избранного кандидата и опасаясь, чтобы выбор не пал случайно на кого-либо из архимандритов и вообще иноков, которые служили и приобщались с жидовствующими еретиками и которые по правилам подлежат за то разным епитимиям, отлучению или даже извержению. Вместе с тем в своем послании к Зосиме (октябрь 1490 г.) Геннадий, кратко изложив весь ход дела о жидовствующих и на чем оно остановилось, умолял первосвятителя рассмотреть это дело на Соборе и между прочим писал: "А стала, господине, та беда, с тех пор как Курицын приехал из Угорской земли да отсюда сбежали в Москву еретики, а в подлиннике писано, что протопоп Алексей, да Истома, да Сверчок, да поп Денис приходили к Курицыну, да иные еретики; да он-то у них начальник, а о государской чести попечения не имеет..." И далее: "Правда, ты сам то ведаешь, господин отец наш, но нам с своею братиею, архиепископами и епископами, прихоже тебе о том напоминать; постой о том накрепко, отец наш, а мы - дети твои - с Богом да с тобою, ибо и без того дело долго протянулось - прошло три года, наступил четвертый. Если же ты, господин наш, тех еретиков накрепко не обыщешь и не велишь их казнить и предать проклятию, то уж какие мы будем владыки и что будет наше пастырство? Да поговори, господине, сыну твоему великому князю накрепко, чтобы и мне велел быть у себя да у тебя, отца нашего, благословиться, ибо какие ни есть здесь великие дела, а больше того дела нет. Да жалуюся тебе, своему отцу, на Захара, чернеца-стригольника: он лает на меня беспрестанно уже три года, настал четвертый, и рассылает на меня грамоты по моей архиепископии и по всем городам земли Московской бесчисленное множество, называя меня еретиком..." Не удовольствовавшись посланием к митрополиту, Геннадий написал еще к Собору владык, находившихся тогда в Москве, именно: к Тихону, архиепископу Ростовскому, и епископам - Нифонту Суздальскому, Вассиану Тверскому, Прохору Сарскому и Филофею Пермскому. Объяснял им, почему не согласился дать отпись на поставление Коломенского владыки, и им советовал не спешить поставлением его, пока не покончится дело о жидовствующих: "Писано ведь в правилах святых апостол, како владыку поставити, а ваши архимандриты, и протопопы, и попы соборные с еретики служили; ино ведь иному отлучение, а иному отвержение писано". Подробно рассказывал о чернеце Захаре, жаловался на него и просил себе обороны от него. Наконец настоятельно требовал, чтобы составился Собор на еретиков, чтобы их предать проклятию, казнить, жечь, вешать, так как они, давши в Новгороде покаяние и приняв епитимию, изменили клятве, бежали в Москву и снова сделались еретиками. "Да не плошите, - прибавлял Геннадий, - станьте крепко, чтобы гнев на нас не пришел, да некако человекоугодници обрящемся и со Иудою Христа продающе: они иконы щепляют, режут, Христу поругаются, а мы их учреждаем да их воле сходим..."

Геннадия и в этот раз не позвали в Москву, но Собор на еретиков состоялся, и состоялся не более как через двадцать дней после возведения Зосимы на митрополитский престол, именно 17 октября 1490 г. На Соборе кроме самого великого князя присутствовали с митрополитом те же самые святители, которые участвовали в его избрании и поставлении, равно многие архимандриты, игумены, протоиереи, иереи, старцы и между ними знаменитые Паисий Ярославов и Нил Сорский. Тут же находились и самые жидовствующие: чернец Захария, Гавриил, протопоп новгородский, Дионисий, поп архангельский (протопоп Алексей умер еще пред избранием Зосимы на митрополию), Максим, поп ивановский, Василий, поп покровский, Макарий, дьякон никольский, Гридя, дьячок борисоглебский, Васюк, зять Дионисиев, Самуха, дьячок никольский, и другие их единомышленники. Еретиков обвиняли пред лицом Собора в том, что они старались развратить чистую и непорочную веру в Бога, в Троице славимого, и погубить православное христианство; отвергали Божество Иисуса Христа, Его Воплощение от Пресвятой Девы и Воскресение; ругались святым иконам, совершали литургию по принятии пищи и пития, считали Тело и Кровь Христовы в таинстве Евхаристии простым хлебом и вином, держались больше Ветхого закона и праздновали пасху по-иудейски; в среды и пятки ели мясо и молоко, и творили многие другие еретические дела, и многих простых людей прельстили своими ересями. Обвиняемые ни в чем не хотели сознаться пред великим князем, митрополитом и всем Собором, упорно запирались в своих ересях и были как бы в исступлении ума. Но благоверный государь Иоанн Васильевич, а с ним митрополит, и прочие святители, и весь Собор, обыскав по подлинникам архиепископа Геннадия и по московским свидетельствам ереси означенных еретиков, предали их проклятию, низвергли всех из сана и осудили на заточение. Таким образом, настоящий Собор поступил с жидовствующими снисходительнее, нежели первый на них Собор, бывший при митрополите Геронтии, и далеко не так строго, как желал Геннадий. Некоторых из осужденных еретиков великий князь велел отослать в Новгород к Геннадию. Геннадий же приказал посадить их еще за сорок поприщ до Новгорода на коней, каждого лицом к хвосту, и в одежде, перевернутой передом назад, надеть на головы их берестовые остроконечные шлемы, в каких изображаются бесы, с мочальными кистями, с венцами из соломы и сена и с надписью на шлемах: "Се есть сатанино воинство". В таком виде осужденные водимы были по городу, и встречающиеся плевали на них и говорили: "Се враги Божии и хульники христианские". Наконец шлемы на их головах были сожжены. Это сделал архиепископ, чтобы устрашить еретиков и предохранить православных.

Торжество ревнителей православия было, однако ж, далеко не полным. Не все еретики были осуждены, и главные между ними - Зосима и Федор Курицын остались неприкосновенными. Зосима сумел выдержать на Соборе пред лицом православных то правило, какого и прежде держались все жидовствующие: он казался православным и даже участвовал в проклятии ереси. Этого мало: скоро ему представился новый случай показаться действующим в пользу православных и против жидовствующих. В то время, как известно, и в Греции, и в России было общераспространенное мнение, что с окончанием седьмой тысячи лет от сотворения мира должен окончиться мир и явится Всемирный Судия. Конец седьмой тысячи падал на 1492 г., до этого же года был доведен у нас и миротворный круг, или наша церковная пасхалия, и далее не продолжен. Между тем роковой год приближался и настал, а кончины мира не последовало. Тогда жидовствующие начали глумиться над православными и говорить: "Семь тысяч лет окончились, и ваша пасхалия прошла, отчего ж Христос не является, вопреки вашим ожиданиям? Значит, ложны писания и ваших апостолов и ваших отцов, в особенности же Ефрема Сирина, (будто бы) возвещавших славное Пришествие Христово по истечении семи тысяч лет". Нужно было успокоить православных и установить для них пасхалию на последующее время. И вот, в самом начале осьмой тысячи лет, в сентябре 1492 сентябрьского (а следовательно, в сентябре 1491 январского) года повелением великого князя и, разумеется, с согласия митрополита Зосимы собрались в Москве все до одного русские святители, в том числе и Геннадий, и вместе со всем освященным Собором определили "написати пасхалию на осмую тысящу лет... по преданию св. отец, иже в Никеи Седмаго Собора". Но осуществить это определение не спешили. Не прежде как через год и почти три месяца (27 ноября 1492 г.) "Зосима митрополит на Москве изложил соборне пасхалию на двадцать лет". Не доверяя, однако ж, себе, он послал эту пасхалию к Пермскому епископу Филофею и Новгородскому архиепископу Геннадию, чтобы они также составили каждый свою пасхалию и представили в Москву. Филофей со своим местным Собором составил пасхалию на 19 лет, а Геннадий - на 70 лет. И когда та и другая по рассмотрении их в Москве оказались во всем сходными с митрополичьею пасхалиею, то Собор разослал эту последнюю пасхалию по всем епархиям и, между прочим, писал: "Смиренный Зосима, митрополит всея Руси, трудолюбно потщався написати пасхалию на осмую тысячу лет, понеже чаемь всемирного Пришествия Христова на всяко время... О летех же и временах несть наше искати... И аще где обрящутся иныя слогы, кроме отеческих преданий и не по благословению нашего смирения и всего освященнаго Събора, сим несогласны и развратны, да отвратятся и не приемлются, и от св. съборныя и апостольския Церкви да отлучатся таковая мудрствующие". Получив эту пасхалию от митрополита и рассылая ее по своей епархии, Геннадий разослал также и свою пасхалию вместе с толкованием на нее, пастырскими наставлениями и окружною грамотою, под общим заглавием: "Начало паскалии преложно на осмую тысящу лет". Здесь он объявляет, что написал свою пасхалию по поручению митрополита и окончил 21 декабря 7001 (т. е. 21 декабря 1492 г.), что она сходна с митрополичьею, по свидетельству самого митрополита, только продолжена на 70 лет; что она не вновь составлена, а выведена из прежней пасхалии; что время Второго пришествия Христова неизвестно и ложно думали некоторые, будто оно настанет с окончанием седьмой тысячи лет. Кроме того, в толковании, или первой части своего сочинения, Геннадий излагает самые начала пасхалии, дает понятие о великом миротворном круге, или 532-летнем периоде, по истечении которого числа Пасхи повторяются в том же точно порядке, в каком они следовали в предшествовавшем периоде, и объясняет, что при помощи этого миротворного круга, этой алфы (как называли греки миротворный круг, потому что ????, если буквы ее принять в значении цифр и сложить, дает ровно 532) можно выводить и продолжать пасхалию на сколько угодно лет, без конца. Далее говорит, что именно при помощи миротворного круга и сам вывел свою пасхалию на 70 лет из прежней, которую нашел "во владычне Василиеве книге" (т. е. Новгородского владыки Василия) и которая доведена там только до 7000 г. Наконец, дает наставления, каким образом, когда истечет эта семидесятилетняя пасхалия, продолжать ее и далее на столько лет, на сколько угодно будет Богу продлить бытие мира.

Но, являясь, по-видимому, поборником православия на Соборах, которые созывал против жидовствующих и по делу составления пасхалии, и прикрываясь подобными действиями пред глазами православных, митрополит Зосима не считал нужным скрываться в кругу своих единомышленников и в частных беседах. Он, по словам преподобного Иосифа, когда обретал людей "простейших", то напоял их ядом жидовским и, провождая самую невоздержную и нечестивую жизнь, предаваясь даже грехам содомским, изрыгал иногда дерзкие хулы на Самого Христа Бога и Богородицу, издевался над святыми крестами и иконами, не признавал ни евангельских, ни апостольских, ни отеческих уставов и в своем лжеучении простирался даже далее, нежели, сколько известно, простирались прочие жидовствующие, именно: будто бы отвергал самое бессмертие души, воскресение тел и будущую жизнь. Вместе с митрополитом действовали Федор Курицын, Сверчок, Иван Максимов, Семен Клеванов и многие другие, тайно державшиеся ереси. Они, когда встречали людей благоразумных и знающих Божественное Писание, то не осмеливались приводить их прямо в жидовство, но старались криво толковать им разные места Ветхого и Нового Завета и таким образом хитро склоняли этих людей к своей ереси, обольщая их, с другой стороны, астрологиею и баснословиями. А людей простейших учили прямо жидовству. Потому если кто и не отступал в жидовство, то многие научились от еретиков укорять Божественное Писание, впали в сомнения и не только в домах, но и на торжищах производили прения о вере. Невольно думается, что в словах Иосифа, вовсе не скрывавшего своей неприязни к Зосиме, есть преувеличения о его поведении и особенно о его лжеумствованиях, тем более что Иосиф судил только по слухам и хотя в одном месте ссылается на достоверных свидетелей, но тут же замечает, как иные говорили: "Мы у него (митрополита) не слыхали ничего". Да и самые преступления и мудрования, приписываемые Зосиме, так чудовищны и почти невероятны в лице первосвятителя Церкви, еще занимающего кафедру! Но нет никакого основания сомневаться, что Зосима держался ереси жидовствующих и вел недостойную жизнь. Когда некоторые из православных, будучи не в силах переносить это, стали его обличать в отступничестве и содомских делах, то он одних из обличителей отлучал от Божественного причастия, а других - священников и диаконов - лишал священства, говоря: "Не должно осуждать ни еретика, ни отступника, и если святитель будет даже еретик и кого-либо отлучит, то за его приговором последует суд Божий". А как некоторые, несмотря на все это, продолжали свои обличения против митрополита, то он жаловался государю и клеветал на них. И по воле государя невинные осуждались на заточение, заключаемы были в оковы и темницы, лишались своих имений. Другие же, не ограничиваясь словесными обличениями ереси, собирали от Божественных книг письменные ответы и посылали против еретиков. В это-то время решился писать и действовать против жидовствующих и преподобный Иосиф Волоколамский, которого пригласил к себе на помощь его епархиальный владыка Геннадий Новгородский и о котором считаем здесь необходимым сообщить несколько биографических сведений.

Прадед его Александр, или Саня, вышел из Литвы при Димитрии Ивановиче Донском и получил от него в отчину село Язвище в осьмнадцати верстах от Волоколамска. В этом-то селе 12 ноября 1440 г. и родился Иосиф и назван Иоанном. На осьмом году, будучи отдан для воспитания старцу Арсению в волоколамский Крестовоздвиженский монастырь, Иоанн весьма скоро не только обучился грамоте и письму, но и почувствовал в себе влечение к благочестивой жизни и часто посещал церковь, где читал и пел. Чрез несколько времени он поступил в другую волоколамскую обитель - Пречистой Богородицы на Возмище и как самый ревностный послушник прожил в ней до двадцатилетнего возраста, приготовляясь к иночеству. Оттуда, чтобы найти себе надежного руководителя, отправился он к знаменитому тогда подвижнику Варсонофию, жившему в пустыне близ Саввина тверского монастыря. Варсонофий дал юноше совет - идти в Боровск к преподобному Пафнутию. Прозорливый старец с любовию принял прибывшего и постриг его (13 февраля 1460 г.), назвав его Иосифом. С величайшею ревностию и терпением проходил молодой инок одно за другим тяжкие послушания: в поварне, хлебопекарне, при больнице. Потом, как уже испытанного, взял его Пафнутий к себе в келью под свое непосредственное руководство, а в церкви сделал екклесиархом. Достойно замечания то, что, сделавшись иноком сам, Иосиф вскоре убедил и родителей своих последовать его примеру: отец его Иоанн, больной и расслабленный руками и ногами, принял пострижение в Пафнутиевом монастыре с именем Иоанникия, поселился в одной келье с сыном и в продолжение 15 лет до самой своей смерти пользовался его услугами, а мать, Марина, постриглась под именем Марии в волоколамской женской обители святого Власия и прожила еще тридцать лет в строгом подвижничестве. За родителем поступили в Пафнутиев монастырь и братья Иосифа - Вассиан и Акакий, из которых первый был впоследствии архиепископом Ростовским (1506-1516), а последний - епископом Тверским (1525-1546). Когда преподобный Пафнутий приближался к могиле и братия просили его назначить себе преемника, старец прямо указал им на Иосифа, который уже семнадцать лет трудился в обители и превосходил всех своим разумом, добродетелями и другими совершенствами, а Иосифу завещал, чтобы он не поддержал только, а улучшил в монастыре некоторые обычаи. Ревнуя исполнить эту священную волю своего наставника, Иосиф, посвященный в сан пресвитера и игумена митрополитом Геронтием (1477), немедленно думал ввести в своей обители самое строгое общежитие, которое дотоле не вполне в ней соблюдалось. Но, встретив несогласие со стороны старцев, за исключением семерых, он, едва прошел год его игуменства, решился оставить свой монастырь, облекся в худые, нищенские одежды и в качестве послушника ученика одного из единомысленных ему старцев, Герасима Черного, отправился обозреть и изучить устройство других общежительных монастырей. Протекло около года в таком путешествии, и Иосиф, которому более всех монастырей понравился Кирилло-Белозерский по своему строгому общежитию, возвратился домой еще с сильнейшим желанием ввести у себя такое же общежитие. Но как и теперь в среде братии он не нашел себе сочувствия, то признал за лучшее оставить навсегда Пафнутиев монастырь и удалился с семью преданными ему иноками (в том числе были и его братья) на свою родину, в пределы Волоколамска.

В Волоколамске княжил тогда родной брат великого князя Иоанна III Борис Васильевич. Он с любовию принял Иосифа, подарил ему избранное им место для обители в 13 верстах от города и сам исходатайствовал благословение епархиального владыки Новгородского на построение здесь деревянной церкви, которая 6 июля 1479 г. и была заложена, а 15 августа уже освящена в честь Успения Божией Матери. На первых порах новая обитель терпела нужду. Но скоро нашлись благотворители. Местный князь и княгиня со своими детьми, сам великий князь и его супруга, Новгородский владыка Геннадий и некоторые другие богатые люди наделяли обитель кто деньгами, кто селами, землями и угодьями. Скоро также начала и населяться она частию иноками, переходившими сюда из Пафнутиева монастыря, а более мирянами всякого звания, искавшими здесь пострижения. В числе последних немало было бояр, детей боярских и торговых людей, которые при поступлении своем в обитель жертвовали на нее не только по двадцати, тридцати и пятидесяти рублей, но и по сту, и по двести и тем увеличивали средства для ее благоустроения.