История русской Церкви. Том 9

Мы уже упоминали, что он оттеснил православное Троицкое братство в Вильне от Троицкого монастыря, сделал монастырь униатским, учредил при нем униатское училище. Теперь Потею захотелось основать еще при Троицком монастыре вместо православного униатское братство, чтобы присвоить последнему все грамоты и привилегии, какие даны были королем именно братству при Троицком монастыре, и все имущества этого братства и таким образом лишить православное братство не только средств к жизни, но и самого права на существование. Православное братство, едва прошло шесть дней с основания униатского, занесло чрез одного из своих членов, Петра Ильича, в земские виленские книги свой протест (26 января 1608 г.), в котором говорило, что Потей, отступивший от послушания Цареградскому патриарху, низложенный экзархом патриарха, отлученный от Церкви, несправедливо величает себя митрополитом Киевским и Галицким, насильно принуждает православных к унии, препятствует им иметь своего законного митрополита и владык и, недавно приехав в Вильну, заложил здесь какое-то братство с целию нарушить все права и вольности стародавнего Троицкого братства. В ответ на это спустя месяц и братство униатское внесло свой протест в городские виленские книги. И кто же был предъявителем его? Не кто другой, как новогродский воевода Федор Скумин-Тышкевич, столько прежде ревновавший о православии. Он говорил, что митрополит Потей не новое учредил братство, но только обновил старое, издавна существовавшее при Троицком монастыре, то самое, которому король пожаловал права и привилегии, а протестующие братчики, находящиеся теперь при новой церкви Святого Духа, суть отступники, что они сами удалились от Троицкого монастыря, сами отказались чрез то от дарованных братству привилегий и фундушей и несправедливо называются теперь церковным братством Святой Троицы. "Мы, - присовокупил Тышкевич, - составляем Троицкое братство, потому что состоим при Троицком монастыре; нам принадлежат права и вольности, наданные на то св. место; сам пастырь наш митрополит Потей вписался в наше братство, в котором прежде не был".

Не довольствуясь тем, чтобы вместо православия насаждать в своей митрополии унию и преследовать православных, Потей захотел, чтобы самую унию, если не заменить мало-помалу латинством, по крайней мере еще более сблизить с ним, более проникнуть латинским духом и подчинить своих униатов влиянию, в особенности иезуитов. В июле (21) 1608 г. он издал окружную грамоту, в которой объявлял, что назначает своим наместником иеромонаха виленского Троицкого монастыря Иосифа Велямина Рутского, да таким наместником, какого прежде никогда не бывало в Западнорусской митрополии, наместником не в одном каком-либо городе епархии, Вильне, Новогрудке и пр., а наместником по всей епархии. Ему должны быть послушны, как самому митрополиту, все архимандриты, игумены и монахи, все протопопы-наместники, крилошане и все прочие духовные лица. Он уполномочен, нося образ митрополита, наблюдать за всем и наказывать виновных по своему усмотрению по всей епархии, а особенно в Вильне. В его властные руки, в его распоряжение должны поступать всякие доходы, какие только принадлежат виленскому Троицкому монастырю. Кто же такой был этот Велямин Рутский, облеченный столь необычайною властию? Он был сын одного из тех двух Вельяминовых, московских воевод, которые в 1568 г., во время сражения с литовцами при крепости Уле, передались на сторону польского короля Сигизмунда Августа и получили от него наделы в Литве, а Рутским прозывался по имению своему Руте, находившемуся в Новогрудском воеводстве. В молодости изменил православию и увлекся кальвинством, но вскоре попал в сети иезуитов и обращен ими в латинство. Заметив способности Рутского, иезуиты отправили его в Рим, в Греческую коллегию, и по окончании им курса наук убедили его, как знающего русский язык, сделаться униатом и принять монашество, чтобы под образом униатского инока он удобнее мог действовать между русскими в видах католицизма. Когда Рутский возвратился на родину, иезуиты рекомендовали его Потею, который охотно принял его и сам в 1606 г. постриг в виленском Троицком монастыре. Здесь уже находился другой воспитанник иезуитов, который и сделался другом и сотрудником Рутского, именно Иоасаф Кунцевич, столько прославившийся впоследствии своею фанатическою ненавистию к православным. Он родился в 1580 г. от православных родителей во Владимире Волынском и назван был Иваном. Отец его, ремеслом сапожник, обучив сына русской и польской грамоте, отдал его в Вильну на служение одному богатому купцу. Но Иван мало занимался своим делом, а больше читал книги и, сделавшись униатом, ходил в Троицкий монастырь, нередко пел там на крылосе, звонил на колокольне, любил также ходить на уроки в иезуитскую Академию, где особенное влияние на него имели два иезуита - Валентин Фабрицкий и Гавриил Грушевский. Приняв в 1604 г. пострижение в Троицком монастыре от самого Потея вместе с новым именем Иоасафа, Кунцевич с ревностию предался монашеским подвигам и чтению книг, делая из них выписки в защиту унии, которые впоследствии и напечатал под заглавием "Obrona wiary", еще с большею ревностию старался своими убеждениями совращать православных повсюду: в церкви, на улицах, площадях и в частных домах, за что и прозван был "душехватом", и не прекращал сношений с своими наставниками иезуитами, которые до того овладели его душою и совестию, что он открывал им все свои помыслы и ничего не предпринимал без их совета. Таковы были друг Рутского и сам Рутский, которого назначил Потей своим епархиальным наместником.

Можно судить, как должно было подействовать это назначение на униатов и униатское духовенство, особенно в Вильне. Виленское духовенство прежде всего было оскорблено, и наиболее оскорблены были архимандрит Троицкого монастыря Самуил Сенчило и виленский протопоп Варфоломей Жашковский, которых сам же Потей недавно возвысил в эти достоинства. Сенчило, родом из виленских мещан, принял монашество в Супрасльском монастыре. Здесь он провинился тем, что вместе с настоятелем князем Масальским восстал против унии, за что и подвергся изгнанию. Но Потей, к которому он обратился с своим раскаянием, принял его в виленский Троицкий монастырь, где Сенчило в продолжение трех лет своим смирением, своею покорностию, своими разумными поступками до того расположил к себе всех, особенно самого Потея, что последний возвел его в сан архимандрита и (в 1605 г.) выпросил ему у короля в управление Троицкий монастырь со всеми его фольварками, подданными и пожитками. И теперь этот архимандрит должен был покоряться проживающему в его же монастыре молодому иеромонаху как наместнику митрополита, должен был уступать этому иеромонаху в полное распоряжение все доходы своего монастыря, а сам оставаться ни при чем, с одним именем настоятеля. Жашковский, родившийся в Галиче от бедных родителей, был сначала учителем в разных русских школах, потом сделался безженным православным священником в городе Ярославле Перемышльской епархии. Но, будучи обличен в беззаконной связи с одною женщиною, принужден был бежать, и, явившись к Потею, принял унию и дал (1605) письменное обязательство никогда ему не изменять. И Потей не только принял беглеца, но и сделал протопопом в Вильне и своим наместником над виленским духовенством, потому что он был, по словам самого Потея, "хорошим проповедником, а за унию готов был положить голову и сильно защищал унию и в частных беседах и в проповедях". И этот протопоп и наместник митрополичий не мог не чувствовать теперь себя глубоко огорченным, когда его подчинили иеромонаху, только два года назад принявшему монашество. Да и все виленские священники, которые были членами крылоса, или капитулы, участвовавшей в делах епархиального управления, и издавна имели привилегию, чтобы наместник над ними избирался из среды их самих, а отнюдь не из троицких монахов, не могли спокойно перенести, когда над ними поставили высшим наместником троицкого иеромонаха. Одних этих, так сказать, личных побуждений было совершенно достаточно, чтобы все виленское униатское духовенство восстало против назначения, данного Рутскому митрополитом Потеем. Но еще более возмущалось духовенство и обеспокоивалось тем, что в таком высоком назначении Рутского оно подозревало замыслы Потея исказить унию и совсем подавить ее латинством. Все знали, кто был Рутский, где воспитывался и как из латинянина сделался униатом, знали его друга Кунцевича и их сношения с иезуитами. Волнения в виленском униатском духовенстве были неизбежны, и они скоро обнаружились.

В письме к митрополиту крилошане виленского Собора (от 1 сентября) были еще сдержанны. Они говорили только, что наместничество Велямина Рутского нарушает их право, данное им прежними королями и митрополитами, по которому наместничество в Вильне принадлежит им одним, крилошанам, а троицкие архимандриты и чернецы не могут иметь над ними никакой власти, и потому смиренно просили освободить их от подчинения Рутскому и подтвердить за ними их стародавнее право, обещаясь и впредь оставаться в унии и в покорности своему архипастырю, как были доселе. Но в Вильне недовольство униатского духовенства выражалось гораздо резче. Еще 23 августа Сенчило и Жашковский вместе со всеми священниками явились в собрание бурмистров, радцев и лавников русской веры и заявили, что Потей назначением Рутского нарушает их стародавние права и привилегии и права всех униатов. Сенчило уверял, что Рутский и его единомышленники в монастыре, руководимые Потеем, замышляли уничтожить все обряды святой Восточной Церкви, превратить унию в латинство, поселить в Троицком монастыре иезуитов, для которых теперь и строятся там новые кельи. Бурмистры с своими товарищами написали к Потею и просили, чтобы он не нарушал прав как их, так и виленского духовенства. В своем ответе бурмистрам (от 18 сентября) Потей, называя их сынами своего смирения, говорил, что вовсе не нарушал ничьих прав, что слова Сенчилы клевета, что он, митрополит, скорее потерпит самую позорную смерть, чем допустит малейшую перемену в порядках святой Восточной Церкви, что Рутский готов присягнуть в том же и что хотя в городах епархии его, митрополита, Вильне, Новогрудке, Минске и других, есть протопопы, наместники его над местным духовенством, но он вправе иметь у себя и общего наместника над всею епархиею, подобно тому как в Римской Церкви хотя существуют в каждой епархии деканы вроде наших протопопов, но существует еще официал, простирающий свою власть на всю епархию. Гнев Потея прежде всего устремился на Сенчилу. Рутский поспешил сделать на него один за другим четыре доноса, в которых жаловался, что Сенчило а) оклеветал его пред бурмистрами; б) вовсе не повинуется ему как главному наместнику митрополита и своевольно отнял у Иоасафа Кунцевича церковные ключи; в) ведет совсем не монашескую жизнь и попускает распущенность братии; г) злоупотребляет монастырскими доходами. Потей потребовал Сенчилу на суд во владимирскую капитулу (которой виленский Троицкий монастырь как иноепархиальный вовсе не был подчинен), и, когда Сенчило не явился, осудил его (22 октября) в присутствии той капитулы, и предал проклятию как клеветника и возмутителя Церкви, дав ему только шесть дней сроку для покаяния. А чтобы разрознить Сенчилу с протопопом Жашковским и привлечь последнего на свою сторону, известил его, что освобождает его от подчинения Рутскому и по-прежнему оставляет своим самостоятельным наместником в Вильне. Но Жашковский не поддался. Осуждение Сенчилы и торжество Рутского до того возмутили виленское униатское духовенство, что оно решилось на крайнюю меру: архимандрит, протопоп и все священники вписались в православное братство церкви Святого Духа и в ночь с 29 на 30 число ноября, собравшись вместе с прежними свято-духовскими братчиками, духовными и светскими, в доме одного мещанина, постановили торжественно отречься от повиновения митрополиту Потею и изъять из-под его власти виленские церкви, а на другой день явились в виленский городской суд и подали следующее заявление: "Митрополит Ипатий Потей неоднократно уверял нас своею совестию и самою присягою, что не будет вносить в нашу Церковь ничего нового, противного нашей старожитной греческой вере и обрядам, и потому мы, не видя ничего нового, с покорностию сносили его верховную власть. Но теперь, презрев свою присягу, он стал вводить такие новости, никогда не бывалые, которые не только противны св. Восточной Церкви, но подрывают самые основания нашей старожитной религии, и употребляет разные способы, чтобы поддать нас под управление духовных Римского Костела: сперва открытым своим листом, с печатью и подписом руки своей, отдавал нас под какую-то власть и суд Николая Паца, бискупа Литовского, суфрагана виленского, а потом поставил ксендза Велямина Рутского, под одеждою чернеца, главным наместником всей Киевской митрополии, уполномочив его судить и рядить все над нами, священниками, по своему разумению. Этот Рутский, по воле митрополита сносясь тайно с духовными Римского Костела, всячески старается, чтобы подчинить им все наши церкви - так как и сам он есть истинный последователь веры и Церкви Римской, - а нас всех из церквей наших выгнать и предать проклятию.

Начало тому уже сделано: согласившись с чернецами, своими помощниками, Рутский захотел вытеснить из Троицкого монастыря настоятеля-архимандрита и оклеветал его пред митрополитом, а митрополит, не дождавшись срока, означенного в позвах на суд, осудил архимандрита заочно, и притом в чужой епархии, т. е. не в митрополитской, а Владимирской, и предал его проклятию и низложению. Протестуя против такого явного оскорбления и стеснения наших прав и самой нашей совести, мы не хочем более иметь отца Ипатия нашим пастырем, а ксендза Велямина Рутского не признаем его наместником и признавать не будем". Вслед за тем протопоп Жашковский вместе с священниками изъял Пречистенский собор, митрополичий дом и все виленские церкви из-под власти Потея и принял в свое ведение. Оставалось отнять у Рутского Троицкий собор, и для этого придумали будто бы такой план: на утреню под воскресенье (4 декабря) в Троицкий монастырь соберутся православные братчики как можно в большом числе, во время великого славословия архимандрит выйдет в полном облачении, со всем Собором и с Рутским на средину церкви и здесь толкнет Рутского в толпу и скажет: "Иди вон, еретик", а толпа схватит его и, выпроводив за дверь, распорядится с ним по своему усмотрению, и тогда Троицкий монастырь перейдет во власть православных. Так по крайней мере рассказывал сам Рутский в своем донесении митрополиту Потею от 4 (14) декабря, присовокупляя, что план этот не удался, потому что он, Рутский, узнал о нем за два дня до воскресенья и известил и виленского воеводу, и бискупа-суфрагана, и магистрат, по распоряжению которых всю ночь под воскресенье ходила по улицам Вильны, особенно вокруг Троицкого и Свято-Духовского монастырей, вооруженная стража и не дала православным исполнить их намерение, хотя само православное братство Святого Духа чрез своих старост протестовало (9 декабря) против Рутского и говорило, что все это его собственная выдумка и клевета на братство и что он напрасно поднимал такую тревогу.

Как бы то ни было, только в Вильне происходило тогда большое волнение. Рутский вновь извещал от 13 (23) декабря бурмистров и радцев, что мещане, вписавшиеся в Свято-Духовское братство, сговорившись с отступниками от унии - Сенчилою, Жашковским и виленскими попами, хотят насильственно овладеть Троицким монастырем и выгнать оттуда его, Рутского, и всех его сторонников. Бурмистры писали к Потею, чтобы он успокоил волнение, произведенное в Вильне столкновением Сенчилы с Рутским. Потей отвечал бурмистрам 14 (24) декабря жалобами и упреками, что его, невинного, так обидели пред глазами бурмистров виленские архимандрит, протопоп и священники, взбунтовавшись против него и отнявши у него все виленские церкви, и просил настоятельно, чтобы бурмистры сжалились над ним в виду такой сделанной ему неправды и не позволяли отпавшим в схизму попам служить в виленских церквах, как находящихся в их подаванье; наконец, извещал, что настоятелем Троицкого монастыря отселе назначает отца Рутского. Секретарь Потея, в "филозофии и в богословии искусный", Гелиаш (Илия) Мороховский, находившийся тогда в Вильне, протестовал 16 (26) декабря в виленском городском суде от имени самого Потея против Сенчилы и Жашковского, священника перенесенского, бывшего протопопа, что они несправедливо обвиняют Потея, будто он вводит какие-то новины, противные вере святой Восточной Церкви, и насильно заставляет принимать унию, несправедливо выкинули его имя из поминаний на святой литургии, несправедливо называют отца Рутского ксендзом римским. А Сенчило, Жашковский и все виленские клирошане вновь протестовали 19 (29) декабря в том же суде против Потея и Рутского за их стремление подавить унию латинством и указывали, между прочим, на то, что еще недавно Потей, приехав в Вильну, издал здесь на польском и русском языке книжку под названием "Гармония", в которой восхваляет все, что только содержит Римский Костел, и порицает все, что содержит Восточная Церковь, а потом издал и другую книжку для принятия в униатские церкви следующих двенадцати артикулов: а) об исхождении Святого Духа и от Сына; б) принимать Соборы Флорентийский и Тридентайский; в) равно принимать и признавать за таинство: Евхаристию на опресноках под одним видом и на квасном хлебе под двумя видами; г) признавать огнь чистилищный по смерти для грешных душ; д) папу Римского признавать старшим князем всего света, наместником Христовым и главою Церкви; е) Священное Писание содержать и проповедовать по толкованию пап; ж) седмь церковных таинств признавать в Костеле Римском, а не в соборной Церкви; з) праздники содержать и святить по установлению Римского Костела; и) принимать все распоряжения Римского Костела и все, что прикажет папа; и) считать наравне нашу церковную литургию и папежскую мшу; к) принимать индульгенции, даваемые папою для избавления от грехов; л) признавать Римский Костел материю и учительницею всех Церквей, без которой никто не может спастись. Из этого протеста можем заключать, что виленские священники доселе не знали, в чем состояла та уния, которая была принята Потеем и Терлецким в Риме и другими владыками на Брестском Соборе; не знали, что униатские владыки в своем исповедании обязались принимать и Флорентийский и Тридентийский Соборы со всеми их постановлениями и вообще принимать все, что содержит и преподает Римская Церковь. Потому-то священникам этим и показались новостию те двенадцать артикулов, которые старался теперь Потей ввести в униатские церкви. Потей и его товарищи, очевидно, доселе обманывали русское духовенство и народ, уверяя, что уния не навязывает им ничего нового, что они остаются при своей прежней вере и обрядах святой Восточной Церкви, а только вместо Цареградского патриарха должны считать своим верховным пастырем папу, - этим-то обманом и увлекались многие в унию, увлекались и виленские пастыри, пока не узнали правду.

С наступлением 1609 г. Потей вновь писал (2 января) виленским бурмистрам, называя их своими послушными сынами, и просил, чтобы они как "благочестивые ктиторы и дозорцы" виленских церквей взяли эти церкви вместе с собором от виленского протопопа и попов, которые, сделавшись изменниками и отступниками и отказавшись повиноваться своему митрополиту, не могут уже без его благословения держать тех церквей и в них священнодействовать, а Сенчилу считали за проклятого и низверженного, не признавали архимандритом и в Троицкий монастырь не допускали. Но послушные сыны не послушались духовного пастыря, не исполнили его воли, да и не до того было. В Варшаве собирался генеральный сейм, от которого и ожидали решения спора, возбужденного тогда в Вильне. С первых чисел января отправились туда послы из Вильны: от всего духовенства - архимандрит Сенчило, иеромонах Павел, воскресенский священник Леонтий и иеродиакон Макарий, а от светских королевский дворянин Вириковский, староста церковного братства, пан Порошко, пан Воронец и немало других панов. На пути они остановились в местечке Заблудове (ныне Белостокского уезда) у протопопа Нестора Козменича, и остановились не без намерения. Этот отец Нестор был не только протопопом подляшским, т. е. над духовенством Подляшского округа, обнимавшего приблизительно уезды Вольский и Гродненский, но вместе и патриаршим экзархом митрополии Киевской, как сам называл себя и в своих подписях и на своей печати. Когда удостоился он получить от патриарха такое высокое звание, неизвестно, но оно давало отцу Нестору особенное значение и силу в глазах всех православных в Литве и Польше. Виленские послы рассказали ему, как недавно приезжал в Вильну Потей, хотел примириться с своими противниками и предлагал им на письме условия (в известных нам двенадцати артикулах) для принятия в униатские церкви и как, прочитав это писание и увидев в нем явную хулу на святое православие, все виленское духовенство решилось отречься от Потея и не признавать его более своим архипастырем. Козменич немедленно написал окружную грамоту (от 4 января), в которой, изложив, что слышал от виленских послов, именем их и "благословенною ревностию" йот самого себя, как "старый православник", приглашал все литовско-русское духовенство последовать примеру виленского, восстать против Потея, возбуждать против него своих прихожан и отправить на сейм своих послов, чтобы совокупленными силами прогнать "губителя". Голос патриаршего экзарха скоро был услышан. Новогродский протопоп с попами церквей новогродских, также гродненский протопоп с попами гродненскими восстали против Потея и, снесшись с виленскими попами и братчиками новой церкви виленской (т. е. Святого Духа), отказались от повиновения ему, изъяли из-под власти его свои церкви и начали сами ими распоряжаться. То же повторилось отчасти в Минске, Троках, Жировицах и других местах. Потею угрожала страшная опасность: от него могло отпасть все униатское духовенство, и он разом мог потерять все, что доселе было приобретено им с такими трудами. Все это ясно сознавал сам Потей и выразил в своем послании к каким-то своим покровителям и сотрудникам, как можно догадываться по содержанию послания, иезуитам и латинским бискупам. "Мы дожили, - писал он именно в то время, когда противники его собирались на сейм, - до такого несчастного времени, что едва можно найти человека, кому бы довериться, и то со страхом. Настало это и для меня, бедного и со всех сторон окруженного опасностями. Если восстали грозные войны и на св. католический Костел и вселенских пастырей, то тем более на нас и на нашу бедную Церковь, которая, как молодая леторосль, еще так недавно привита к стволу Римского Костела. Вот теперь враги Божия Костела силятся вывернуть ее с корнем, готовятся и вооружаются всеми силами и во вред нам собираются на этот несчастный сейм. Недивно, что так поступают они, но ведь и некоторые католики присоединились к ним единственно для того, чтобы, оставив всех в покое, меня одного лишить всего славного и полезного душе и телу. Кого еще не коснулся бунт, а меня уже сильно обдирают и грабят, злоумышляют и на здоровье мое и на честь. Недавно один схизматик отрубил за эту унию руку моему архимандриту, теперь и другой, некто Летинский, во Львове разрубил руку моему священнику, которого я отправил к католикам по их просьбе в Подгорье, и так ранил ее, что она едва висит. Посему я насилу, и то со страхом, мог отыскать человека, чтобы чрез него донести о моих несчастиях моему милостивому государю. И как они решились теперь устремить на меня все свои силы в надежде исторгнуть у короля повеление к лишению меня всего, то мне не остается ничего, как только прибегнуть к вам, которые обязаны оказывать мне защиту и помощь. Помните ваши обещания, помните мои преклонные лета, помните мои смиренные заслуги и труды на пользу Божьего Костела, помните о вашем и моем пастыре, по милости и воле которого я сижу на этой плачевной кафедре. Помните, прошу вас ради Бога, и об этой унии, для которой с помазанником Божиим так долго вы трудились, и как ваши труды и усилия по всему миру прогремели и были большим утешением для всех католиков; вспомните и о душах этих людей, окутанных схизматическим заблуждением. Им легко меня, бедного, побороть и уничтожить, но что последует за тем, вы сами лучше знаете. Ратуйте же во имя Божие, да пошлет Бог лучшие времена, когда вы не будете сожалеть о своих трудах. Мне уже немного остается жить, я уже дожил до таких лет, когда смерть неизбежно и постоянно находится пред моими глазами, и желал бы спокойно окончить жизнь, не потеряв того, что мне было вверено. И маловажные дела вы представляли св. отцу, так почему же бы не довести до его сведения о таком, от которого зависит все? Я сам отправился бы к нему, но едва живу среди таких смут и трудов, притом же мой старший сын на смертном одре. Умоляю, именем Божиим умоляю, благоволите, милостивые государи, походатайствовать о мне у его королевского величества, в милости которого ко мне я нимало не сомневаюсь. Предлагайте ему такие советы, которые споспешествовали бы благу св. Божия Костела и предохранили бы нас от посмеяния наших врагов, и чтоб не лишились мы всех благ, духовных и телесных, для чего теперь враги наши так устремили на меня все силы свои, что трудно и описать".

Отправив это послание к своим покровителям. Потей сам отправился вместе с Рутским на сейм в Варшаву. Здесь он действительно увидел то, чего опасался. На сейме преобладающею партиею оказалась антииезуитская, и следовательно, антиуниатская. Сенчило с своими товарищами находил себе сочувствие и среди послов, особенно русских, и даже среди сенаторов. За него стояли не только все православные, во множестве съехавшиеся на сейм, но и протестанты, и многие из католиков. На Потея послышались обвинения со всех сторон, что он нарушает сеймовое постановление 1607 г., данное в защиту неуниатов, теснит их, преследует и насильно принуждает к унии. Король несколько раз назначал комиссии для разбора спорного дела, но буря не унималась. Потей защищался своими обычными фразами, что уния не новость, что она издавна существовала между русскими, что права и привилегии наданы прежними королями русскому униатскому духовенству, а не схизматикам, но не убедил своих противников. И сейм определил: "Сохраняя в целости конституцию прошлого (1607 г.) сейма, постановляем, чтобы те духовные власти, которые приняли унию с Римом, равно и те, которые с ними пребывать не хотят и не находятся в унии, никаким образом не причиняли одни другим утеснения и раздражения, но жили смирно в своих епархиях, монастырях, при церквах и в маетностях церковных как в Польше, так и в великом княжестве Литовском; а если бы кто поступил противно этому, тот будет подлежать штрафу в десять тысяч злотых польских". Такое решение сейма было крайне невыгодно Потею: он мог потерять в Вильне не только Троицкий монастырь, но и все церкви, потому что все они построены были православными и теперь им принадлежали, мог потерять и все церкви в Новогродке и Гродне по той же самой причине. Но не напрасно надеялся Потей на короля, не напрасно просил своих покровителей постоять за него пред королем. При помощи последнего Потей успел повернуть все в свою пользу.

Еще до окончания сейма он выпросил у Сигизмунда привилегию Рутскому на архимандритство в Троицком монастыре и две грамоты (от 20 февраля) к виленскому магистрату, с которыми новый архимандрит тотчас и отправился в Вильну: одною грамотою король извещал бурмистров о назначении Рутского архимандритом и повелевал им признавать его и отдавать ему надлежащую честь, а другою приказывал тем же бурмистрам отобрать виленские церкви у прежних священников, возмутившихся против Потея, и передать новым, которых он назначит. По первой грамоте русские бурмистры и радцы оказали сопротивление. Ввести Рутского в управление Троицким монастырем король поручил декретом от 2Q февраля дворянину своему Яну Буйвилу. Прибыв в Вильну (7 марта) и взяв с собою четырех свидетелей, Буйвил отправился прямо в Троицкий монастырь, объявил монахам королевский лист и передал Рутскому монастырь со всеми его имениями. Но, выходя из монастырской церкви, он встретил множество православных и между ними Ивана Тупеку и других русских членов магистрата, которые объявили, что присланы своими бурмистрами воспрепятствовать передаче монастыря Рутскому, так как право подаванья этого монастыря принадлежит бурмистрам. Буйвил отвечал, что он свое дело уже окончил и отъезжает, а они, если угодно, могут отстаивать свое право судебным порядком. Радцы действительно и внесли (9 марта) свою жалобу на Буйвила в виленские городские книги. А один член грозил даже застрелить Рутского, о чем тот и принес жалобу. Еще более сопротивления оказали русские бурмистры и радцы по второй грамоте короля. Рутский не прежде передал ее в магистрат, как уже вступив в действительное управление Троицким монастырем, и требовал немедленного по ней исполнения. Русские очередные радцы Иван Тупека и Исаак Кононович отнеслись к грамоте без надлежащего уважения, помыкали ею по столу, клали на нее какие-то свои привилегии, потом читали ее пред народом и порицали короля за его великие неправды. В тот день, когда бурмистры и радцы собирались отвечать Рутскому на эту грамоту, огромная толпа вторглась в магистрат, выломав двери, и кричала, чтобы никто не смел отнимать церкви у православных и отдавать изменнику митрополиту. И члены магистрата не только не приняли никаких мер к обузданию толпы и к отобранию церквей, но не согласились даже вписать королевскую грамоту в свои магистратские книги. Вскоре за тем возвратился с сейма в Вильну Сенчило, его в монастырь Троицкий не впустили, он отправился в ратушу и протестовал; бурмистры также протестовали 19 марта. И в тот же день Сенчило явился в Троицкий монастырь с чернецами Свято-Духовской церкви (при которой, следовательно, продолжал существовать монастырь) и множеством членов Свято-Духовского братства разных сословий, вошел в Троицкий храм, где совершалась литургия, заявил свой протест против Рутского и хотел насильно отнять монастырь и поселить в нем свято-духовских монахов. Рутский на другой же день принес жалобу на Сенчилу королевскому наместнику в Вильне, а Свято-Духовское братство, Сенчило и русские члены виленского магистрата подали (21 марта) свои жалобы на Потея и Рутского за незаконное овладение ими Троицким монастырем в главный трибунальный суд, так как по сеймовому постановлению 1609 г. все споры между православными и униатами о церквах, монастырях, имениях и взаимных обидах должны были решаться этим судом. Наконец, и сам Потей подал жалобу в тот же суд на виленских священников за то, что они отняли у него виленские церкви.

Но прежде нежели трибунальный суд приступил к рассмотрению всех ограждая этих жалоб, Рутский и Потей не бездействовали. Рутский, ограждая свои права, внес (7 апреля) в виленский городской суд ту королевскую грамоту, по которой введен был Буйвилом в управление Троицким монастырем. А к концу того же месяца пожаловался королю, что некоторые знатные мещане Вильны - Иван Тупека, Исаак Кононович, Семен Красовский и другие похваляются против него, угрожают ему самою смертию, и просил себе защиты, и король прислал строгий приказ (от 28 апреля) названным мещанам, чтобы они не делали никаких покушений и похвальбы против Рутского, ни сами, ни чрез своих слуг, и грозил штрафом в несколько тысяч польских грошей. Потей уведомил короля (10 апреля), что Сенчило, хотя еще в октябре прошлого года предан духовным судом проклятию и лишен духовного сана, продолжает, однако ж, своевольно священнодействовать и дерзает еще тягаться с своим архипастырем, и просил короля подвергнуть виновного преследованию светской власти. И король осудил Сенчило своим декретом (22 апреля) на баницию и вытребовал от него (28 апреля) самую грамоту свою, которою некогда пожаловал ему в управление Троицкий монастырь "до его живота". Не упускал Потей из виду и того, что от него отпали с своими церквами и все униатские священники в городах Новогрудке и Гродне по примеру виленских, и просил себе защиты у короля. И король грамотою от 25 апреля приказал новогрудскому воеводе Федору Скумину-Тышкевичу, чтобы он усмирил в обоих названных городах своевольное духовенство, прекратил возмущение его против своего архипастыря и всячески помогал Потею наказывать непокорных и назначать на места их новых священников.

Когда, наконец, открылся главный трибунальный суд и приступил 20 мая к разбирательству жалоб, поданных православными виленцами на Потея и Рутского, то уполномоченный Потея пан Мартин Пядевский и отец Рутский заявили, что жалобы эти должны разбираться не самим трибунальным судом, состоящим из одних светских лиц, а судом смешанным - из нескольких членов трибунального суда и из такого же числа духовных депутатов. Трибунальный суд не согласился, ссылаясь на то, что ему именно предоставлены такого рода дела сеймовою конституциею 1609 г., а противная сторона ссылалась на добавление к означенной конституции, отдававшее эти дела суду смешанному. Потому состоялись два совершенно отдельные разбирательства и два противоположные решения. Трибунальный суд обвинил Потея и Рутского в том, что они совершенно незаконно отняли у православных Троицкий монастырь, и приговорил виновных к уплате десяти тысяч злотых. А духовные депутаты, которые все были из латинского духовенства (чего можно было ожидать от них православным?), действуя в качестве смешанного суда, хотя на нем не было ни одного светского члена, совершенно оправдали Потея и Рутского и обвинили самих жалобщиков, т. е. Свято-Духовское братство, Сенчилу и виленских бурмистров русской лавицы, и, кроме того, положили отослать свое решение на усмотрение самого короля. Король тотчас же отменил решение трибунального суда и передал дело на рассмотрение задворного суда. Ровно через полмесяца, т. е. 5 июня, трибунальный суд приступил к рассмотрению жалобы митрополита Потея на виленских священников, будто бы незаконно отнявших у него виленские церкви. Но и теперь тот же уполномоченный Потея заявил, что дело должно разбираться не на трибунальном, а на смешанном суде, и теперь трибунальный суд не уважил этого заявления, и сам рассмотрел дело во всех подробностях, и решил, что Потей не имеет никакого права на виленские православные церкви, во-первых, потому, что он несправедливо называет себя митрополитом, будучи лишен сана Цареградским патриархом за отпадение в унию, а во-вторых, потому, что право подаванья виленских церквей принадлежит вовсе не митрополиту, а виленским бурмистрам русской веры. Вместе с тем суд признал виленского протопопа Жашковского и священников совершенно оправданными и оставил при их правах и обязанностях. Духовные судьи протестовали, а Потей принес на такое решение трибунального суда жалобу королю, в его задворный, или асессорский, суд. Задворный королевский суд из нескольких сенаторов, под председательством канцлера Льва Сапеги открыл свои заседания в Вильне, куда прибыл король к концу июня; суд этот, во-первых, по жалобе Потея на протопопа Жашковского и виленских священников осудил (8 июля) протопопа как бунтовщика и определил возвратить Потею Пречистенский собор с митрополичьим домом и все виленские церкви; во-вторых, по жалобам Сенчилы и других православных Вильны на Потея и Рутского отменил и кассировал (10 июля) решение трибунального суда и утвердил во всем решение суда смешанного или, вернее, духовного; наконец, признал виновными в бунте и оскорблении величества и присудил к смертной казни двух русских радцев - Ивана Тупеку и Исаака Кононовича, отнесшихся в марте с таким неуважением к королевской грамоте об отобрании виленских церквей и бывших главными виновниками тогдашних беспорядков. Впрочем, король смягчил наказание обвиненным и приказал, чтобы они были только лишены своих должностей и обязаны что-либо соорудить для укрепления или украшения Вильны.