История Сьерра-Леоне в новое и новейшее время
Шрифт:
Ал-Канеми даже разрешал путешественникам сопровождать его армию в военных походах. Делалось это с единственной целью — использовать имевшееся у них европейское оружие, особенно зажигательные снаряды. В результате Денэм, совершая рейды вместе с войском шейха, смог обследовать области Мандара, Логгун[43] и юго-восточное побережье Чада. Хотя, как показали события в Мандаре, это было далеко не безопасным занятием, даже при наличии и самого совершенного по тем временам вооружения.
Особенно тщательно за время пребывания в Борну были обследованы озеро Чад и прилегающие к нему юго-западные районы. В феврале 1823 года путешественники подошли к реке Комадугу Иобе, которую они называли Яу. После выхода на берега Чада это було второе важное открытие экспедиции. Денэм описывает Комадугу[44] в дневнике как «довольно значительную реку, ширина которой в отдельных местах достигала 50 ярдов… Как я и ожидал, все арабы говорят, что это Нил и что река несет свои воды в озеро
К этому времени члены экспедиции окончательно рассорились. Последним толчком послужили «подвиги» Денэма, который принял участие в рейде за рабами в грану Мандара. Жители гористых, труднодоступных районов, которых суданские мусульмане называют кирдu, объединяя этим словом всех немусульман, долгое время отстаивали свою независимость, успешно отражая нападения как царей Борну, так и фульбских завоевателей. На этот раз правителю Мандары удалось даже использовать отдельные отряды фульбе для отражения набега трехтысячного отряда конницы шейха ал-Канеми. В битве канури были разбиты и обращены в бегство, причем понесли большие потери. Плачевными оказались результаты похода и для лихого майора: Бу Халум, его переводчик, был убит, а сам Денэм попал в плен, где пережил малоприятные дни, едва избежав гибели.
В результате течение реки Шари Аудни и Клаппертон наносили на карту уже без майора. «Мы установили, что река впадает в великое озеро Чад… — докладывал доктор консулу Уоррингтону, — и обследовали ее на протяжении 50 миль к югу и северу от города Шау… Как утверждают, ее большой приток Багир ми впадает в Нил».
В этом же письме Аудни высказал ошибочное предположение, что «если такая большая река, как Шари, теряет свои воды путем испарения в озере Чад, то и Нигер может исчезать таким же образом в озере Нуффе (Нупе)». Однако одновременно путешественник совершенно определенно утверждал: «Ни одна река с Запада не может пересечь страну Мандара»; тем самым Аудни, по существу, отвергал гипотезу «Нигер — Нил».
Так практика географических исследований подтверждала (хотя самому Аудни и не суждено было это узнать) точку зрения Рейхардта и Лэнга, построенную первоначально на чисто теоретических посылках.
«Миссии в Борну» как единого целого к середине 1823 года по сути дела уже не существовало: путешественники окончательно разделились и вели исследования двумя группами. Аудни и Клаппертон намеревались после обследования низовья Шари отправиться в страны хауса. В отношении выбора этого направления у Аудни были свои соображения. С самого начала экспедиции он очень сомневался, что великую западноафриканскую реку следует искать там, где предполагал Барроу и куда намеревался двинуться Денэм. Эти сомнения со временем все усиливались. «Предпочтительнее отправиться в Судан («Хауса»), — писал Аудни в Лондон тому же Уилмоту Хортону. — При этом, разумеется, поиски в восточных районах не должны остаться незавершенны ми. Как только майор Денэм пойдет в этом направлении, я отправлюсь в Судан».
«Где Нигер? — вновь задает он вопрос в письме к неизвестному корреспонденту. — Яу — единственная обнаруженная река, текущая из Судана, и она слишком мала. Если существует другая река, то она должна находиться далеко к северу от Борну, и даже тогда она, скорее всего, оканчивается в озере Чад».
К лету 1823 года Аудни окончательно укрепился во мнении, что Нигер не протекает по территории Борну. Теперь он был твердо уверен, что реку следует искать где-то в стороне Нупе. Об этом он писал Хортону 14 июля 1823 года, сообщая о своем и Клаппертона намерении двинуться на запад.
Так и было сделано, хотя нельзя сказать, что обошлось без затруднений. Шейх ал-Канеми отпускал путешественников с явной неохотой. Безусловно, он опасался прежде всего, что выгоды, которые он намеревайся извлечь из контактов с англичанами, могут достаться султану Сокото. Разумеется, вслух ал-Канеми этого не говорил, а ссылался на то, что за пределами своей страны он не сможет гарантировать безопасность миссии. Но в конечном счете шейх все-таки снабдил Аудни и Клаппертона рекомендательными письмами. Они были адресованы эмирам[45] Кано и Катагума (которых путешественники называют «губернаторами»), «деловому поверенному» шейха в Кано — Хат Салаху и даже самому султану Мухаммеду Белло, сыну Османа дан Фодио, основателя фульбской державы на территории нынешней Нигерии.
Проводником служил торговец из Феццана — Мухаммед ал-Ворди. С его помощью Аудни и Клаппертон без особых трудностей добрались до Катагума и намеревались отсюда отправиться в Кано. Аудни к этому примени был уже очень болен. Тем не менее 10 декабря и так писал в Лондон о своих дальнейших планах: «Мое намерение — проникнуть, если позволят обстоятельства, вплоть до Нупе, увидеть в той стране реку или озеро Кворра[46]
и вернуться в Кано до наступления дождей».Очевидно, Аудни был склонен обратить внимание именно на земли, лежавшие к западу и. югу от Борну, «место того чтобы заниматься исследованием восточных областей. В связи с этим лорд Батерст довольно язвительно писал ему: «Я должен вновь напомнить Вам, что великой задачей, возложенной на вашу миссию, является определение пути реки не к югу от Борну, то есть к ее истокам, а, напротив — к ее устью. Когда этот вопрос будет установлен с предельной точностью, только тогда (но никак не ранее!) Вы сможете считать себя сводными и отправиться в Судан». Иначе говоря, Батерст в это время вполне допускал, что Нигер все-таки завершает свой путь в восточной части континента. Однако еще до того, как была получена эта депеша от 1 октября 1823 года, Аудни и Клаппертон были уже на пути к Кано. До сих пор Европе были известны, как мы уже говорили, одни только названия наиболее крупных хаусанских городов. Теперь британским путешественникам предстояло самим обследовать крупнейший торговый центр на территории между Нигером и озером Чад, — Кано, а также Сокото — столицу «империи» фульбе.
К сожалению, Аудни не довелось туда попасть. Он умер от лихорадки 12 января 1824 года, несмотря на все усилия Клаппертона спасти его.
Теперь ответственность за исследования и, что особенно радовало майора, обязанность докладывать об их результатах начальству перешли к нему. Не обладая ни критическим умом, ни научной подготовкой Аудни, Денэм был склонен к скороспелым, необоснованным заключениям. «Яу, или Нигер, если эта река Нигер, — писал он Батерсту в мае 1824 года, — вытекает из озера Нуффе в Яури, течет оттуда до Сокото и, огибая Кано с севера, прокладывает свой путь к свежим водам озера Чад, приблизительно в 35 милях от Куки. У меня есть знакомый негр, который видел реку на протяжении всего этого расстояния». Впрочем, в Лондоне, как только были получены первые известия об открытии в феврале 1823 года Комадугу-Йобе, решительно (хотя, как до вольно быстро выяснилось, и несколько преждевременно) отбросили все сомнения относительно идентичности этой реки и Нигера. Непроверенное предположение было тем не менее тотчас же поддержано научным авторитетом Барроу. Ссылаясь на сообщение членов «миссии в Борну», а также на Хорнемана, он писал в журнале «Quarterly Review»: «Не осталось никаких сомнений, что Яу и есть Нигер, который, по Реннелу, течет до болот Вангара[47], или, что, может быть, одно и то же, до озера Борну. Что с ним происходит потом и заканчивает ли он свой путь в озере — вопрос, на который, как мы видим, смогут ответить наши путешественники».
Вполне логичные, на первый взгляд, но, увы, не со ответствовавшие действительности построения Барроу еще один пример того, как новым знаниям приходилось пробивать себе дорогу через устоявшуюся систему взглядов, в плену которой оставались даже такие крупные ученые, как он или Реннел, подгонявшие результаты новых исследований под старую теорию. Открытие двух впадающих в Чад рек, любая из которых могла быть Нигером, и то обстоятельство, что Нигер в верховьях и в нижнем течении носит разные названия Джолиба и Кворра, — подтолкнули Барроу к выдвижению новой гипотезы: Западную Африку с запада на восток пересекают две реки, и обе они впадают в Чад. Далее, основываясь на том, что восточное побережье озера еще не исследовано, Барроу утверждал, что оно не может не иметь стока для получаемых вод. Исходя из мнимого уклона берегов озера к востоку и свежести вод Чада, он делал вывод о неизбежности существования реки, текущей из озера в восточном направлении. «Если можно спорить о вероятности, то нет никаких оснований исключать возможность идентичности Нигера и Нила». Так вновь и вновь приходил Барроу к прежнему заключению.
Денэму не удалось обойти Чад, чтобы сообщить миру, что из озера на восток не течет ни одна река, которая могла бы соединиться с Нилом. Но в этой неудаче нельзя было обвинять путешественника: слишком сложна была в те годы политическая обстановка в государствах на берегах великого озера. Несмотря на предоставленную членам «миссии в Борну» возможность более или менее свободно обследовать области, лежащие к западу от Чада, ал-Канеми наотрез отказал им и разрешении отправиться на восток — в Канем и на юг — в Дарфур. Шейх мотивировал свой отказ все той же причиной — он-де не сможет в этих странах обеспечить безопасность европейцев.
Действительно, в то время Борну вело войну против Багирми, своего грозного восточного соседа. Довольно значительную помощь ал-Канеми получал от паши Триполи. Этим также отчасти объяснялся хороший прием, оказанный в Борну путешественникам, которых сопровождал эскорт из воинов паши. К тому же ал-Канеми полагал, и не без некоторого основания, что смог одержать победу в битве против армии Багирми в апреле. 1824 года только благодаря оружию, полученному от «миссии в Борну». Все это было так.
Но что касается проезда по территории Канема (находившегося номинально еще в зависимости от Борну), то здесь дело обстояло сложнее. Канем в 20-х годах XIX века все больше подпадал под влияние Вадаи, сильного государства Центральной Африки. Жители страны только что отказались платить подати правителю Борну. Население было возбуждено, и проезд по этой земле мог стоить жизни европейцу, к тому же известному своей дружбой с ал-Канеми; никакой эскорт его бы не спас.