История Шотландии с древнейших времен до флодденского сражения 1513 года.
Шрифт:
Наконец, в июне или июле 1513 года, Генрих VIII отплыл во Францию с отборным войском и предпринял там осаду Турэнна. Теперь и Яков IV сделал решительный шаг. Он отправил своего главного герольда в лагерь короля Генриха возле Турэнна, высокомерно потребовав, чтоб тот оставил в покое его союзника, французского короля, и одновременно обвинил англичанина в смерти Бартона, наглости Ублюдка Херона и еще в том, что тот присвоил наследство Генриха VII, причитавшееся шотландской королеве, а также во всех прочих проступках, послуживших поводом для ссор после смерти этого монарха.
Генрих VIII ответил на это письмо, которое справедливо счел объявлением войны, и с не меньшей горечью назвал шотландского короля человеком бесчестным, ибо тот готов был нарушить мир, который торжественно
Яков, не дожидаясь возвращения своего посла, начал военные действия. Лорд Хоум, занимавший должность лорда камердинера, вторгся в Англию с тремя-четырьмя тысячами воинов; они собрали немало трофеев, но продвигаясь вперед беспорядочно и неосторожно, угодили в засаду, устроенную у границы англичанами, укрывшимися за высокими кустами ракитника, которым в ту пору была густо покрыта Милфилдская долина возле Вулера. Шотландцы были разбиты наголову, потеряли около трети своих воинов убитыми и ранеными. Это было неудачное начало войны.
Тем временем Яков, не прислушавшись к мудрейшим из своих советников, решил перебросить в Англию королевскую армию. Парламент не хотел давать своего согласия. Спокойствие, воцарившееся в стране с тех пор, как с Англией был установлен мир и ее притязания на главенство прекратились, висело на волоске, а тлевшая вражда между государствами готова была разгореться вновь.
Между тем, король, который пользовался всеобщей любовью, все же убедил парламент согласиться на эту самоубийственную и несправедливую войну. Был отдан приказ собрать все военные силы королевства Шотландии на Боро-Мур. Неподалеку от Эдинбурга, на обширных общинных землях находилась огромная каменная глыба, носившая название Заячий Камень, на которую водрузили королевский штандарт.
Даже в этих крайних обстоятельствах были приняты разные меры для предотвращения войны. Одна или две из них были связаны с тем, что король, а это было известно, был суеверен и страдал меланхолией, свойственной ему от природы и отчасти связанной с раскаянием, что он испытывал из-за своей причастности к гибели отца. Чтобы воздействовать на эти его чувства, была разыграна следующая сцена:
Однажды, когда король молился в церкви, перед ним возник некий человек в одеянии лазоревого цвета, перепоясанном льняным поясом, обутый в сандалии, с длинными соломенными волосами, говоривший громким, решительным голосом. Необычного вида незнакомец вел себя так, словно перед ним вовсе не король: облокотившись о скамью, на которой тот сидел, он склонился над ним и без особого почтения сказал, что его мать наложила на Якова заклятье, которое запрещает ему предпринимать задуманное путешествие, так как увидела, что и он, и те, кто отправятся вместе с ним, потерпят неудачу. Еще он предостерег короля от женского общества и от советов женщин. «Если вы осуществите свой замысел, — предупредил незнакомец, — то натерпитесь позору и испытаете стыд».
После этого он затерялся среди придворных так стремительно, будто испарился. Можно не сомневаться, что этот человек был наряжен святым Иоанном, названным в Писании приемным сыном Девы Марии. Католики верили в возможность явления душ умерших святых, и в истории известны многие самозванцы, подобные тому, о котором я тебе только что рассказал.
Еще один рассказ, хотя и менее достоверный, повествует о том, что на рыночной площади в Эдинбурге глухой ночью слышали прокламацию, где говорилось, что король собственной персоной, а так же многие из его вельмож и первейших помощников предстанут по прошествии сорока дней перед Плутоновым судом. Этот эпизод тоже похож на уловку, придуманную, чтобы удержать короля от похода.
Но ни эти ухищрения, ни советы и мольбы Маргариты, королевы Шотландии, не смогли удержать Якова от злосчастного похода. Любовь к нему, все же, была настолько велика, что он в кратчайший срок собрал огромное войско и, возглавив его, вторгся в Англию неподалеку от замка
Туиселл 22 августа 1513 года. Стремительно завладев приграничными крепостями Норем, Уорк, Атол, Форд и другими менее значительными бастионами, Яков собрал много трофеев. Однако вместо того чтобы продвигаться дальше по открывавшейся перед ним беззащитной английской земле, король, говорят, проводил время, любезничая с леди Херон из Форда, красавицей, которая убеждала его не продолжать поход, до тех пор пока не нагрянули англичане.Итак, Яков бездействовал у границы, а тем временем граф Суррейский, тот самый благородный и храбрый рыцарь, что некогда сопровождал королеву Маргариту в Шотландию, встал во главе армии, насчитывавшей двадцать шесть тысяч воинов. Вместе с графом был и его сын Томас, Лорд адмиралтейства, со своими моряками, которые высадились у Ньюкасла. Воинственные обитатели северных английских графств собрались под штандартом Суррея в одночасье, а немало шотландцев побрели домой, поскольку в соответствии с феодальным законом каждый солдат брал с собой провизии на сорок дней, и оскудение запасов ощущалось в войске Якова. Кое-кто же просто отправился восвояси от греха подальше.
Суррей, почувствовав, что преимущество на его стороне, решил вызвать шотландского короля на бой и послал ему соответствующее письмо, а лорд Томас Говард одновременно отправил свое, где говорилось, что поскольку король Яков так часто сожалел о смерти Эндрю Бартона, а он, лорд Томас, тот, кто в ней виновен, он готов теперь ответить за все с мечом в руках. Яков сообщил англичанину, что не просто мечтает сразиться, но сгорает от нетерпения, и если бы послание графа застало его в Эдинбурге, он бы отложил все прочие дела, дабы встретиться с ним в решающем бою.
Шотландские вельможи держались иного мнения, чем их король. Они собрали совет, назначив его главой, или канцлером, лорда Патрика Линдсея. Это был тот самый юрист, который в начале царствования Якова защищал своего брата, чьи титулы и владения впоследствии унаследовал. Начал он с того, что рассказал совету притчу о богатом купце, который отправился играть в кости с мошенником и поставил золотой против фальшивого пенни. «Вы, милорды, — сказал он, — проявите ту же недальновидность, что и тот купец, если станете рисковать вашим королем: ведь он — та самая монета из чистого золота в сравнении с неотесанным английским генералом. И если англичане потерпят поражение, они не потеряют ничего, кроме этого старого вояки да груды железа, а наш простой люд разошелся по домам, с нами же остались те, кого можно назвать цветом нации».
Далее сэр Патрик сказал, что королю не следует принимать участия в военных действиях, ради его собственной безопасности, а совет должен назвать имена тех храбрых вельмож, что возглавят войско. Совет дал согласие рекомендовать этот план королю.
Но Яков, жаждавший прославиться своим военным искусством и доблестью, гневно обрушился на членов совета и с большой горячностью заявил, что они не в праве подвергать его позору. «Я буду драться с англичанами, — сказал он, — хоть вы все и против. Если вы лишены стыда — бегите, но меня вам не опозорить, что ж до лорда Патрика Линдсея, чей голос решающий, клянусь, что вернувшись в Шотландию, я прикажу повесить этого человека его на воротах его дома».
Поспешное и необдуманное решение короля драться во что бы то ни стало поддержал французский посол де ла Мотт. И тут один наш старый знакомый, граф Ангус по прозванью Привесь Кошке Колокольчик (несмотря на преклонные годы он отправился воевать со своим сюзереном), обвинил французов в том, что они хотят пожертвовать интересами Шотландии во имя интересов своей страны и поскорее стравить англичан с французами. И еще, Ангус, как и лорд Линдсей, обратил внимание собравшихся на разницу в составе армий противников: у англичан большинство составляли простолюдины, у шотландцев — лучшие из дворян. Недовольный тем, что ему возражают, Яков обиженно ответил: «Ангус, если ты трусишь, можешь отправляться домой». Граф, не стерпев такого оскорбления, покинул той же ночью лагерь, но два его сына остались и пали в роковом сражении вместе с двумя сотнями воинов, стоявших за Дугласов.