История США от глубокой древности до 1918 года
Шрифт:
Государства неизменно давали слишком мало. Континентальная армия постоянно нуждалась в продовольствии, одежде и боеприпасах, тогда как у британцев, конечно же, всегда всего хватало. На самом деле американские фермеры предпочитали продавать свою продукция британцам, которые имели достаточное количество наличных средств, а не оборванцам из Континентальной армии, у которых были только кусочки бумаги, представлявшие собой обещание заплатить золотом когда-то в будущем, если мятеж окажется успешным. (У нас все еще сохранилось выражение «not worth a continental» — «не стоит и континенталки», то есть гроша ломаного не стоит, — которое связано с бумажными деньгами, которые Континентальный конгресс начал печатать уже в июне 1775 года.)
В такой ситуации американцы могли бы долго вести партизанскую войну, но не имели бы ни малейшей
Американцы могли обратиться только к одному государству — к Франции. Это решение было нелегким, так как в течение почти века Франция была для них врагом. Обращаться теперь к французам в борьбе с британцами было отвратительно — однако это необходимо было сделать. Только у Франции были ресурсы для оказания необходимой помощи, только Франция могла бы пожелать оказать эту помощь — и только у Франции было достаточно сил, чтобы бросить вызов Великобритании.
Однако Франция не рвалась на помощь. Желание помочь у нее было — не бескорыстное, а из-за стремления ослабить Великобританию. Франция не забыла о том, что всего за двадцать лет до этого лишилась своих владений в Северной Америке, и очень желала сделать нечто такое, что ослабило бы британские позиции, поскольку это, вероятно, дало бы ей шанс вернуть потерянное или хотя бы помешать Великобритании стать опасно мощной.
Но, с другой стороны, французская власть при Людовике XVI (который воссел на престол в 1774 году, после смерти своего деда, Людовика XV) представляла собой абсолютную монархию и без всякой симпатии относилась к такому репрезентативному правлению, к какому привыкли британцы и американцы. По правде говоря, французская власть стояла перед банкротством и все возрастающей оппозиции со стороны собственного народа, и вместо того чтобы заниматься иностранными авантюрами, ей следовало бы, имей она хоть сколько-то ума (чего у нее как раз и не было), проводить глубокие и решительные внутренние реформы. Также имелось и еще одно соображение: независимая Америка могла бы (если бы стала слишком сильной) оказаться столь же опасной для французских имперских планов, как и сильная Великобритания, а если бы Америка проиграла эту войну, то разъяренная Великобритания могла бы наброситься на Францию.
И потому Франция медлила.
В пользу американцев работало то, что министр иностранных дел Франции, Шарль Гравье де Вержен, яростно ненавидел Великобританию и всегда был склонен лишний раз рискнуть, помогая мятежным американцам. Французский драматург Пьер Огюст Карон де Бомарше, прославившийся к тому времени пьесой «Севильский цирюльник», был горячим сторонником американцев [48] и прилагал все усилия к тому, чтобы убедить Вержена пойти на такой риск. 10 июня 1776 года, еще до подписания Декларации независимости, Бомарше убедил Вержена тайно дать американцам заем. Испания, также стремившаяся ослабить Великобританию в Северной Америке, предоставила такой же заем.
48
Хотя во Франции была абсолютная монархия и теоретически страна была противником демократии, многие французские интеллектуалы имели высокие демократические идеалы и придерживались взглядов, которые мы сегодня назвали бы левацкими. В то время Американскую революцию везде поддерживали приверженцы левых взглядов.
Естественно, американцы хотели получать все большую помощь от Франции — по сути, им желательна была бы неограниченная помощь. 3 марта 1776 года — за четыре месяца до принятия Декларации независимости — конгресс отправил своего представителя во Францию, чтобы он действовал в его пользу. Этим представителем, первым американским дипломатом, стал Сайлас Дин (род. в Гротоне, Коннектикут, 24 декабря 1737 года). К сожалению, он оказался некомпетентным. Его лучший друг был британским шпионом, а Дин об этом не подозревал. Обо всех его действиях моментально докладывалось британскому правительству.
Тем не менее, несмотря на просьбы Дина и симпатии Вержена, Франция продолжала придерживаться политики наименьшего
риска. Возник порочный круг. Французы не готовы были оказывать реальную помощь, не убедившись в том, что американцы победят. Американцы же, напротив, не могли двигаться к победе без французской помощи.Как это ни странно, британцам также нужна была иностранная помощь, но другого рода.
Война в Великобритании была непопулярна. У Георга III существовала сильная оппозиция внутри страны. Хотя у него хватало власти на то, чтобы держать на постах тех министров, которые ему нравились, даже когда им не хватало национальной поддержки, этой власти не было достаточно, чтобы сделать войну популярной. Британцы не стремились пополнить собой ряды армии, чтобы их отправили за тысячи километров убивать тех, кого многие жители Великобритании по-прежнему считали британскими подданными. По правде говоря, было даже мнение, что если Георг III сумеет победить американцев, то он установит в Америке такой абсолютизм, который затем будет использоваться в метрополии в качестве прецедента.
Вследствие этого Георг III вынужден был набирать иностранных наемников, чтобы пополнить свою армию. Он начал это делать сразу же после битвы при Банкер-хилле и нашел их по большей части в двух маленьких германских государствах: Гессене Кассельском и Гессене Дармштадтском. Правители этих крохотных земель имели абсолютную власть. Так как они испытывали финансовые затруднения, то просто отправляли тысячи своих подданных служить в Британии взамен щедрой платы, которую, конечно, получали правители, а не солдаты (хотя во время службы эти солдаты получали регулярную плату от британцев).
В целом около 30 000 гессенских наемников служили в британской армии. Американцы использовали их присутствие в британских войсках как способ раздуть негодование среди своих соотечественников. Например, это было одной из претензий к Георгу III, упомянутых в Декларации независимости. И действительно: набор в американскую армию увеличился, так как американцы возмущенно рвались воевать с иностранными наемниками.
Надо признать, что гессенцы были хорошими солдатами и не устраивали особых зверств, а в случае пленения с ними обращались неплохо. На самом деле многие из них остались в стране после окончания войны и стали гражданами Америки.
Генералу Вашингтону в Нью-Йорке было некогда обсуждать такие вопросы, как иностранная помощь или независимость. Он ждал британскую армию, не сомневаясь в том, что она должна прийти.
И она пришла. Через три месяца после ухода из Бостона Хау привел свою армию к Нью-Йорку, где он мог рассчитывать на то, что антибританские настроения среди населения будут гораздо менее сильными, чем в Бостоне.
2 июля 1776 года, как раз когда конгресс принимал Декларацию независимости, Хау высадил 10 000 солдат на Стейтен-Айленде, не встретив никакого противодействия. Брат генерала Хау, адмирал Ричард Хау, прибыл спустя десять дней с сильным отрядом военных кораблей. Дополнительные подкрепления под командованием Генри Клинтона и Чарльза Корнуоллиса прибыли от Чарлстона (который они безуспешно атаковали) 1 августа.
Итак, к августу под командованием Хау находилось 32 000 обученных солдат, в том числе 9000 гессенцев. У Вашингтона было всего 18 000 человек, да и те были плохо обученными временными солдатами. (Американцы, не привыкшие к длительным военным действиям и постоянно думающие о своих фермах и оставленных дома семьях, записывались в армию всего на несколько месяцев. К тому времени, когда их удавалось хоть как-то вымуштровать, срок их службы заканчивался. Текучесть была ужасающей, и под командованием Вашингтона в реальности никогда не было столько человек, сколько значилось в бумагах.)
Вашингтон понимал, что Нью-Йорк придется сдать, если Хау захватит высоты Бруклин-хайтс, расположенные на противоположном берегу Ист-Ривер. Поэтому он оставил треть своих сил на том берегу реки в попытке остановить британцев.
Между 22 и 25 августа Хау переправил 20 000 человек через пролив Нэрроуз в тот район, который сейчас называется Бруклином. (То, что последовало за этим, обычно называют Битвой при Лонг-Айленде, и, строго говоря, она проходила действительно на Лонг-Айленде. Однако бои шли на западной части острова, где сейчас находится Бруклин, так что современникам было бы понятнее, если бы ее называли Битвой при Бруклине.)