История Трейси Бикер
Шрифт:
– Ой, не мешай, я крашусь! – ответила Адель.
Выглядела она потрясающе: подведенные глаза, перламутровый блеск на губах, румяна с блестками – прямо фотомодель.
– Ух ты, здорово как! А можно я тоже немножко накрашусь? Пожалуйста-пожалуйста, разреши! – канючила я, хоть и слышала, как Майк внизу орет, что пора отправляться.
– Тебе нельзя краситься, маленькая еще, – сказала Адель.
– Хоть чуточку блеска на губы!
– Лучше давай красным нос покрашу, как у клоуна! Будет в цвет ленточки на шее.
И она мазнула красной помадой мне по носу. Я взвизгнула – но Адель сразу все начисто стерла салфеткой.
– Пошли
Я пожала плечами и скорее потащила ее вниз. Дженни с малышами помахали нам на прощание и пожелали удачи. Мы загрузились в микроавтобус и поехали.
Минут пять выясняли, кто где будет сидеть. Всем хотелось подальше от Макси, хоть Дженни и обтерла его перед выходом – целый пакет влажных салфеток извела. Майк, чтобы нас отвлечь, затянул песню, и мы хором подхватили. Надо же потренироваться для моего караоке! Питер пел не очень громко. Пищал точно мышка.
Когда мы подъехали к телестудии, у меня от волнения живот подвело. Сердце стучало: тум-тум, тум-тум. Сейчас я увижу Барни и буду выступать по телевизору: ой, как интересно, только стра-ашно! Вдруг Барни на меня не обратит внимания? Вдруг я не смогу придумать что сказать? Я зашептала Майку на ухо о своих страхах.
– Трейси, тебя нельзя не заметить. И я еще не помню случая, чтобы тебе не хватило слов.
Тут мы приехали. Майк сказал швейцару у дверей, что мы – Трейси Бикер с сопровождающими.
Мне очень понравилось.
– Я Трейси Бикер, а вы сопровождающие! – пропела я.
– Ты Трейси Бикер, тупая вонючка, – высказалась Жюстина Вульгарная-Грубиянка-Литтлвуд.
Нас всех – то есть меня с сопровождающими – записали в специальную книгу, а потом отвели в гримуборную! Вот бы еще на двери было написано «Трейси Бикер, суперзвезда»… Но нет, там были просто цифры. Ну все равно, комната была шикарная, с большим зеркалом и двумя стильными диванами.
– Конечно, по сравнению с маминой гримеркой эта средненькая, – сказала я. – У мамы белый бархатный диван. Ей каждую неделю ставят новый, чистенький. И хрустальная люстра, и белый ковер, такой пушистый, что ноги в него по щиколотку уходят.
Никто меня не слушал, даже Питер. Он стоял, низко опустив голову и засунув в рот большой палец.
– Пит, прекрати! Если ты с таким кислым видом явишься в студию, все телекамеры перегорят!
Я его пихнула локтем. Думала, он меня пихнет в ответ, а он только еще ниже согнулся.
– Веселей, дружок! – сказал Майк и обнял Питера. – Не горюй, Дженни найдет твой платочек. В крайнем случае купим тебе другой красивый платок.
– Другого такого нет. Он был бабушкин, – промямлил Питер, не вынимая пальца изо рта. – Больше у меня ничего на память о ней не осталось.
Майк посмотрел на меня поверх головы – Питера:
– Слышала, Трейси?
Я не хотела слышать. Сердце у меня все так же колотилось: тум-тум, тум-тум. Вдруг в дверь постучали, и вошел Барни!
Я ахнула:
– Барни, это правда ты?!
– Нет, это моя картонная копия, – засмеялся он. – Привет! Ты, наверное, Трейси?
Он меня сразу узнал!
– Как ты догадался, что Трейси – это я?
– А я точно такой тебя и представлял. Ну, и еще медальончик на шее – хорошая подсказка. Слушай, Трейси, какой красивый
медальон! Даже не знаю, можем ли мы позволить тебе обменивать такую ценную вещь.– Да нет, Барни, это только позолота. На самом деле он не так уж дорого стоит. Правда, Питер?
Питер только головой помотал, все еще держа палец во рту точно пробку.
– А нам так хочется караоке… Да, Питер?
На этот раз он молча кивнул.
– Ну, попробуем устроить для вас этот обмен, – сказал Барни. – Я думаю, пора в студию. Идем, познакомитесь с Мелвином и Бэзилом.
Мы все гуськом пошли за ним. Я вприпрыжку догнала Барни, улыбаясь ему изо всех сил.
– Ты рада, что выступишь по телевизору? – спросил Барни.
– Еще бы! – ответила я и похлопала ресницами.
– Тебе что-то в глаз попало? – спросил Барни. – Поморгай сильнее.
Какое там «поморгай», я от него глаз не могла отвести. Все любовалась его растрепанными волосами, большими карими глазами и пушком над верхней губой. Заныло сердце, пробитое – стрелой.
Мы переступили через кабели, змеящиеся по полу, и очутились в студии среди разноцветных декораций. Там было полно народу – артисты, одетые львами, тиграми и медведями, большущий снеговик и целая толпа детей, а посреди студии стоял громадный аквариум с какой-то зеленой жижей.
– Бассейн! – радостно завопил Макси и бросился к аквариуму.
Он чуть туда не нырнул – Майк в последнюю секунду перехватил.
– Молодец, спортивный парень! – засмеялся Барни. – А ты, малыш, что нос повесил? – Он наклонился к Питеру. – Что такой скучный? Разве ты не хочешь выступить по телевизору?
– Трейси хочет, – прошептал Питер.
– А ты всегда ее слушаешься? – спросил Барни. – Разве Трейси твой начальник?
– Мне она не начальник! – заявила Жюстина Обязательно-Надо-Выпендриться-Литтлвуд.
– Трейси иногда немножко командует, – сказал Питер. – Но это ничего. У нас любовь.
– А-а! – сказал Барни.
– Это у него ко мне любовь, а у меня к нему нет, – шепнула я на ухо Барни.
Он кивнул, хотя, по-моему, не очень понял. Некогда было объяснять – нас уже рассаживали по местам. Меня посадили на особый стул рядом с Барни, и тут около нас появился лисенок Бэзил.
– Ой! Собачка! – завопил Макси.
– Я не собачка, мальчик! – Бэзил потыкал его острой мордочкой. – Вот скажи, почему говорят «кот-лета», а не «собака-зимы», а? Тяф-тяф!
– Глупая собака, – скривился Макси.
– Макси, прекрати! – прикрикнула на него Жюстина Вечно-Лезет-Не-В-Свое-Дело-Литтлвуд.
Она стояла прямо за моим стулом. Я оглянулась – вижу, она губки бантиком сложила и умильно смотрит в объектив телекамеры. Прямо противно. Луиз тоже сладенько улыбалась, а Адель приосанилась.
Питер стоял в сторонке и вытирал нос полой свитера. Ну не мог он без бабушкиного платочка. Это была последняя память о ней… Если не считать медальона.
Сердце у меня опять застучало: тум-тум, тум-тум.