История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ

Кабинет Кизингера, состоящий из блестящих умов эпохи, уважительно называли «Кабинетом голов». В него входили такие разные политики, как Вилли Брандт, Герберт Венер, и Карл Шиллер, и Франц Иосиф Штраус, и Герхард Шрёдер. Список громких имен венчали председатели фракций — Гельмут Шмидт и Райнер Барцель. Кизингер в этом кругу выглядел сфинксом, полным достоинства председателем и третейским судьей между ссорящимися сторонами. Конрад Алерс как-то назвал Кизингера «ходячим комитетом по урегулированию». Это прозвище делало честь канцлеру огромной коалиции: ему было важно наладить диалог, столкнуть друга и врага в разговоре с глазу на глаз. Символом его руководства стала картина уютного заседания кабинета министров под зелеными платанами. Однако стиль его правления обеспечивал ему упреки в нерешительности и откладывании решений «на потом». При Кизингере развитие и стагнация шли рука об руку. С помощью объединенных сил Штрауса и Шиллера спад экономики вскоре стал прошлогодним снегом, законы чрезвычайного положения были приняты, а отношения с западными партнерами — США и Францией — нормализованы. Обернувшись лицом к Востоку, Кизингер все никак не отваживался забить «священных коров доктрины Хальштайна».

Кизингер, высокий, стройный мужчина элегантного вида с серебристыми волосами, короче говоря, «самый красивый канцлер, который когда-либо правил Германией», нес бремя власти с достоинством «князя Георга I» и был «вымирающим видом» в бурную эпоху перемен. То было время рождения «поколения 1968-го», время сидячих, стоячих и лежачих забастовок, время прорыва, когда идеалы родителей высмеивали и стало модно поклоняться идолам вроде Че Гевары и Хо Ши Мина. Дух времени требовал, чтобы уже наступило «завтра», а Кизингер символизировал собой «вчера». Бывший член НСДАП и сотрудник риббентроповского Министерства иностранных дел, Кизингер для большей части молодежи был типичным нацистом, которого следовало поставить на место. Беата Кларсфельд предпочла сделать это при помощи оплеухи, превратившейся в своего рода сенсацию для прессы. Являясь канцлером коалиционных сил, Кизингер стал для критиков представителем авторитарного государства, угрожавшего демократии. «Внепарламентская оппозиция» (Ausserparlamentopposition, AP) предприняла попытку выразить это мнение вслух. Через три года Кизингер выиграл выборы, но потерял правительство. После некоторого ожидания, он вернулся к себе в Швабию и таким образом дистанцировался от Бонна географически, но эмоционально и интеллектуально он сделал это гораздо раньше.

В 1969 году республика выдержала свой первый экзамен на пути к парламентской демократии мирно и без проблем. Через 20 лет СДПГ сменила у руля ХДС. Эти перемены обеспечили глоток свежего воздуха. С одной стороны, он помог новому правительству идти вперед, с другой стороны, свежий воздух превратился в сильный ветер, бьющий в лицо. Проблемы, занимавшие Вилли Брандта, мало касались политики. Поддерживая связь с такими городами, как Москва, Варшава и Эрфурт, он помог Федеративной республике включиться в диалог с ГДР, в итоге официально признанной как самостоятельное государство. Заграница отблагодарила его за старания Нобелевской премией мира. В своей собственной стране пророк нашел признание гораздо позднее. Взгляд на Восток стоил Брандту его небольшого преимущества в 12 голосов в бундестаге. Основной упрек в его адрес звучал так: «Он зацементировал разделение Германий». Ход истории дал преимущество его «восточной политике», хотя это и не было предусмотрено. Восточная политика Брандта была не просто противопоставлена интеграции с Западом, проведенной Аденауэром, она расширила поле деятельности Федеративной республики Германия, превратив ее в одну из действующих политических сил Центральной Европы. Оба канцлера, чье правление называют эпохой, формировали внешнюю политику Германии самым решительным образом.

Канцлерство Брандта осталось в воспоминаниях целым рядом ярких кадров и эмоциональных сцен, как, например, коленопреклонение перед Варшавой или взгляд из окна отеля «Эрфуртер Хоф». Сам Брандт скрывал свои чувства. Молчаливый, замкнутый, далекий от всех настолько, что мечтательность, приписанная ему почитателями, казалось, мешала ему. Это была именно та черта его характера, которая во время второго срока на посту канцлера довела Брандта до неспособности исполнять правительственные функции. Конец правления Брандта был банален. Шпион ГДР в приемной канцлерского ведомства, пикантные любовные истории на задворках канцлерской резиденции были названы главными причинами его отставки в 1974 году. Настоящие мотивы отставки Брандта лежали глубже. Он был человеком призрачных миражей, которые ему удалось воплотить в жизнь. Изможденный морально и физически, он перестал быть канцлером, который мог решать срочные внутриполитические и более всего экономические проблемы. На пятки ему наступал тот, кто умел делать все это лучше.

«Комбинатор, фуражка, Могадишу» [2] — гласил заголовок одной из газет того времени. Точнее и короче нельзя выразить целый образ. И все же, каким бы расхожим ни стало это выражение, оно не отражает полностью человека и политика Гельмута Шмидта. Заглянув за фасад из трех «М», можно понять, что комбинатор в фуражке славен не только своим успехом в Могадишу.

Гельмут Шмидт появился в 1974 году, и как раз вовремя. Когда он взял на себя обязанности канцлера, граждане охотно доверили ему, компетентному экономисту; вызволять страну из нефтяного кризиса 1973 года. Его опыт был несравним с опытом прежних канцлеров: он был сенатором по внутренним делам в Гамбурге во время катастрофического наводнения, председателем фракции, министром обороны, экономики и финансов в кабинете Брандта. Он был незаменим во времена всеобщего кризиса: внутри страны нарастала угроза террора «Фракции Красной Армии» [3] , во внешней политике на подходе была гонка вооружений, поставившая тему мира во главу угла. Сам Шмидт видел центральными пунктами своей политики вооружение и обеспечение мира, что в результате отдалило его от собственной партии. Прагматику, сформировавшемуся и получившему опыт военного поколения, оставались чужды идеалистические рецепты его левых товарищей по партии и «игры в ангелов мира».

2

По-немецки выражение звучит как «Macher, Muetze, Mogadischu» — отсюда и упомянутые в этом абзаце «три М». — Прим. пер.

3

Rote Armee Fraktion, RAF. — Прим. пер.

Но именно длительный экономический кризис стоил, в конце концов, «мировому эконому» Шмидту поста канцлера — партнер по коалиции вышел из игры. При этом рецепты Шмидта предотвратили самое худшее. Ведь лоцман государственного корабля не был приверженцем одиночных решений, напротив, он боролся за нахождение консенсуса в диалогах с предпринимателями и ремесленниками. Он умел хорошо слушать и также хорошо убеждать благодаря своей компетентности. Но консенсус, которого Шмидт достигал, был консенсусом большинства. Он мало понимал в проблемах защиты окружающей среды или в критике использования атомной энергии, которые ставились и дебатировались не центральными партиями. Однако «зеленые» со своим движением протеста смогли получить немалое число голосов избирателей.

Менеджмент в условиях кризиса почти не оставлял «ведущему служащему республики» времени на глобальные политические начинания, поэтому критики часто вменяли ему в вину неспособность смотреть в будущее. Шмидт совместил успешную прозападную политику Аденауэра и «восточную политику предвидения» Брандта и использовал их в интересах федеративного государства. Он защищал республику от всевозможных проявлений враждебности. Представители партий почти всего политического спектра уважали его, и, таким образом, он стал выше любой партии и одновременно с этим превратился в центральную политическую фигуру своего времени: «канцлерская демократия» перестала быть выражением личной полноты власти и стала синонимом широкого консенсуса.

Центральной политической фигурой ему также помимо стать его независимое обхождение с таким средством массовой информации, как телевидение. «Актер на подмостках государства», не вполне свободный от тщеславия, Шмидт умел показать себя. При этом едва ли играло большую роль то, что в личном общении с людьми он часто выставлял противника в невыгодном свете. Или то, что его нетерпеливость часто придавала ему грубоватый фельдфебельский шарм. Этому уроженцу ганзейского города редко удавалось достучаться до человеческих сердец, зато он вполне владел их умами, и этого прагматику Шмидту хватало целиком и полностью.

Шестой канцлер пережил конец эпохи, оставившей отпечаток на пятерых его предшественниках. «Холодная война» подошла к концу, старый порядок вещей исчерпал себя. После долгих лет стагнации политика получила наконец возможность развиваться. И Гельмут Кольухватился за эту возможность. Коль — канцлер единства. Когда в 1982 году после вотума недоверия к власти пришел этот уроженец Пфальца, его популярность была невелика, он находился в тени предшественника. Хватало остроумцев, считавших его халифом на час. На самом деле Коль стал главным действующим лицом перемен мирового масштаба. Выходец из народа и патриот, на посту канцлера Коль получил возможность объединить Германию. То, что он задолго до объединения Германий заговорил о «едином отечестве», сделало его всеобщим посмешищем, но вскоре зубоскалы замолчали.

Три американских и два французских президента, два британских премьера и два советских главы государства оказали Колю должное уважение. «Канцлер переходного периода» отправил в отставку четырех глав оппозиции и правил дольше всех остальных канцлеров.

За шестнадцать лет все прошедшее сконцентрировалось в одно целое. В 1976 году Йоханнес Гросс пророчески писал: «Аденауэр был отцом республики, Эрхард — ее кормильцем. Брандт хотел спасти ее, Шмидт сохранить, а Коль стал канцлером нового типа, не желающим определять себя самостоятельно и предвещающим будущее, зародившееся в начале этого круга». На пути к единству Коль взял что-то от каждого своего предшественника: он придерживался «политики силы» Аденауэра, веря в то, что только решительный Запад сможет подвигнуть Москву на уступки. Он получил в наследство политику ослабления напряженности Вилли Брандта, которая ставила целью облегчить людям жизнь. Символом этой политики стал визит Хонеккера. Инициированное Шмидтом «двойное решение» НАТО Коль воплотил в жизнь, что в конечном итоге повлияло на решение Москвы относительно разоружения.

В конце концов Федеративная республика устала от Коля. Его наследник на посту канцлера, Герхард Шрёдер, почувствовал эту усталость. Он не обещал построить новую республику, но пообещал улучшить ту, что уже имелась — радикальные перемены не были никому нужны, требовалось просто не допустить застоя.

«Мы готовы», — в полный голос заявляла СДПГ в своей предвыборной кампании, но это не соответствовало действительности. После 16 лет пребывания в оппозиции партия, казалось, полностью утратила способность реально управлять. Да еще к тому же на ее стороне оказались «зеленые», которым их внезапная власть казалась чуть ли не подозрительной. «Канцлер хаоса» смеялся над средствами массовой информации, судя по быстро меняющемуся курсу нового правительства; в каждый только что принятый закон тут же вносили поправки.