История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ

Теперь утверждают, что все это было инсценировано. Один из аргументов такой: «да» в ответ на вопрос о членстве объединенной Германии в НАТО получил первым не Коль, а Буш. Вправду, советско-американские отношения играли если не решающую, то «очень важную» роль, как подчеркивает Горбачев. Без обещаний Вашингтона, что от членства Германии в НАТО не исходит никакой опасности, кремлевский лидер не мог бы согласиться с этим. Многое говорит о том, что кости были брошены уже в конце мая, во время визита Горбачева в Лондон.

В московском разговоре Коля, еще перед отъездом на Кавказ, это было четко отражено: «Михаил Горбачев затронул основной вопрос: членство Германии в НАТО. К моему удивлению, он сказал: “Ну, это вопрос решенный”».

Потребность в разговоре сохранялась теперь не из-за основного решения, но из-за не менее важных проблем практического воплощения этого решения в жизнь. «Хотя Германия формально и будет целиком принадлежать НАТО, фактически же это будет только область Федеративной республики. Это может измениться в будущем, когда мы успешно договоримся об отзыве советских войск. А значит, несмотря на обещания Горбачева, мы не были суверенны», — говорил Коль.

Все еще существовали барьеры, которые нужно было преодолеть. Тогда Горбачев предложил продолжить встречу на Кавказе. «Мы уже поднялись с наших мест, когда я спросил его, чтобы быть полностью уверенным, имеет ли поездка… вообще смысл. Я сказал, что поеду только в том случае, если результатом наших переговоров будет ничем не ограниченная суверенность объединенной Германии и неограниченное членство в НАТО. В другом случае я предпочел бы полет домой… Он сказал только: “Нам нужно полететь”. В этот момент я знал, что мы справимся».

То есть легенда права лишь наполовину: членство в НАТО было делом, решенным Москвой, но то, каким образом это должно было случиться, оставалось обсудить. Здесь свою роль сыграли миллиарды, которые Горбачев получил для обширного финансирования отвода своих войск и своих реформ. Так что было достаточно материала отпраздновать еще один прорыв. Таким образом, были открыты как внутренний, так и внешний пут и к единству. Министр внутренних дел Шойбле и министр иностранных дел Геншер вместе со своими коллегами из ГДР должны были одолеть грандиозную задачу формулирования договоров о немецком единстве — титаническая задача, при которой засчитывались все заслуги за объединение Германий.

Фотографии 3 октября 1990 года, дня немецкого единства, обошли весь мир. Почти два миллиона человек собрались вокруг рейхстага, чтобы отпраздновать час объединения. Коль собственноручно местом действия выбрал рейхстаг — символическое место для немецкой истории. Факелы, флаги, ансамбли, лазерные лучи и огромные экраны. «Гельмут, Гельмут!» — раздавались крики из толпы. Вершина его карьеры наступила, когда в полночь был запущен фейерверк, зазвучал национальный гимн и взвилось море черно-красно-желтых флагов.

Коль теперь стал официальным канцлером единства — руководителем правительства в только что объединенной Германии. Широкое признание, которое он заработал в своей стране и за ее пределами, позволило ему великодушно приписать заслуги в деле единения двух Германий в первую очередь другим: Горбачеву, Бушу, венграм и полякам, которые помогали сглаживать путь к единству, и не в последнюю очередь «любимому Господу Богу». «Иногда мне кажется, что я стоял перед огромным болотом, в тумане, зная лишь, что путь где-то есть, и кто-то провел меня по нему».

Это еще не конец истории о единстве и власти. Вскоре после эйфории встали весьма практические вопросы: «хватит ли популярности» канцлера единства на то, чтобы выиграть и первые общенемецкие выборы два месяца спустя? Начало гонки было неудачным. Во время визита на озеро Вольфгангзее 1 августа 1990 года Лотар де Мезьер посоветовал канцлеру перенести выборы на более раннее время, поскольку экономическое положение в ГДР больше не терпит отсрочки. Но это значило бы досрочный роспуск бундестага — как в 1982 году. Коль согласился, более ранняя дата соответствовала его интересам, пока еще держалась эйфория 3 октября. Но СДПГ, чье согласие было необходимо, отказалась. Федеральный президент Рихард фон Вайцзекер тоже не хотел давать согласие. Колю пришлось отступить.

Да и общее настроение скоро испортилось. Несмотря на многие предупреждения, Коль снова и снова поддерживал впечатление, что воссоединение практически ничего не стоит, что повышения налогов не будет. Создавалась иллюзия, что экономический и валютный союз приведут, как когда-то экономическая и валютная реформы Людвига Эрхарда, к грандиозному экономическому подъему.

Уже 3 октября в филармонии Колю приходилось выслушивать тонкие намеки. Федеральный президент Рихард фон Вайцзекер, которого канцлер позже будет упрекать в одержимости властью, полагал, что единство должно быть оплачено дополнительными пошлинами. «В ранний период воссоединения большинство немцев на Западе были готовы на настоящие жертвы», — замечал Вайцзекер в своих мемуарах.

Бывший канцлер Шмидт был того мнения, что Коль должен потребовать от немцев напряжения всех сил, как когда-то Черчилль потребован от британцев свершений через «кровь, пот и слезы». В реальности все было ровно наоборот и имело свои последствия: годы после речи про «цветущие края» Колю пришлось расплачиваться критикой.

Коль признает свои упущения в вопросах экономики. Уже в 1991 году произошел поворот в направлении кризисного управления. «Потенциал Коля в государственном повелении был исчерпан», — замечает британская женщина-биограф Клау: «Он шагнул назад, к роли политика, чья первоочередная задача — выиграть выборы». Газета «Вельт ам Зонтаг» видела происходящее скорее с высоты птичьего полета: «Осенью 1989 года Коль схватился за проскальзывающий меж пальцами покров истории, был вознесен, а потом снова жестко сброшен на землю». И все же Коль выиграл общенемецкие выборы, хотя и не так сенсационно, как мог бы это сделай, канцлер объединенной Германии. Приз за исполненное был мал. Стать канцлером внутреннего единства оказывалось сложнее и скучнее, чем принимать участие в празднествах.

К фотографиям ликующих людей 3 октября 1990 года добавились и снимки, содержащие противоположные сцены. Печально известными стали картины «яичного дождя» в Галле — недовольство в регионах росло вместе с безработицей. Казалось, Колем были недовольны как внутри страны, так и за рубежом. Для одних строительство новой Германии шло недостаточно быстро, для других оно было слишком быстрым и дорогим. Все меньше восторгов оставалось о поводу общенемецкой солидарности, особенно когда «повышение налогов» за единство стало называться «доплатой за солидарность».

Возможно, канцлер был слишком поспешен, но было ли так много альтернатив дальнейшего развития событий? Существовала ли альтернатива быстрому экономическому, валютному и социальному союзу, который предоставил немцам на территории ГДР достаточно причин остаться на родине? Можно ли было остановить отмирание многих предприятий и фирм на Востоке после 40 лет социалистической экономики? Конечно, многие предприятия могли быть спасены, а с ними и рабочие места, но тот, кто делает вид, что Коль, а не СЕПГ, должен единолично отвечать за банкротства в бывших землях ГДР, должен быть слепцом с точки зрения истории.