История великих путешествий. Том 1. Открытие Земли
Шрифт:
Бесконечные ссоры и распри с королевским наместником и «Аудиенсией» так надоели «маркизу дель Валье-Оахака», что он уехал в свои обширные поместья и начал там заниматься земледелием. Он впервые ввел в Мексике сахарный тростник, шелковицу, коноплю и лен и стал заниматься разведением мериносовых овец.)*
Но мирная жизнь, лишенная приключений, была чужда предприимчивому духу Кортеса. В 1532 и в 1533 гг. конкистадор снарядил одну за другой две экспедиции, которые отправились к северо-западу вдоль берегов «Южного моря» (Тихого океана): Одному из кораблей удалось достигнуть южной оконечности полуострова Калифорния, но пролив из Тихого океана в Атлантический, который так упорно искал Кортес, и на этот раз не был найден.
Таков был печальный результат
(Так как вернувшиеся из экспедиции испанцы «восхваляли богатства новооткрытой земли», Кортес в 1536 г. сам отправился в Багряное море (Калифорнийский залив), но, кроме ужасающей жары, ничего там не нашел и вернулся разочарованный. Тем не менее в 1539 г. он послал туда еще одну экспедицию под начальством Франсиско Ульоа, который проник в глубину Калифорнийского залива, а затем, продолжив плавание вдоль западного берега полуострова, поднялся до двадцать девятого градуса северной широты. Отсюда Ульоа послал на одном из своих кораблей донесение Кортесу, а сам отправился дальше к северу и сгинул без следа.)*
[136] Дукат — золотая монета некоторых западноевропейских стран. Вес венецианского дуката составлял 3,5 г почти чистого золота.
Все эти экспедиции стоили Кортесу огромных затрат (он снаряжал их на свои средства), но не принесли ни одного дуката. Однако для истории географических открытий они оказались безусловно ценными. Испанцы исследовали побережье Тихого океана от Панамского залива до реки Колорадо; прошли вокруг Калифорнии и выяснили, что этот воображаемый остров в действительности является полуостровом, а Багряное море — вовсе не море, а залив, глубоко врезавшийся в континент.
Снаряжая экспедиции, Кортес должен был преодолевать сопротивление нового вице-короля Мексики Антонио Мендосы, которому Карл V дал это назначение, не посчитавшись с претензиями «маркиза дель Валье-Оахака», полагавшего, что этот пост по праву должен принадлежать ему. Измученный беспрестанными придирками, оскорбленный игнорированием его наместнических прав, Кортес вновь отправился в Испанию искать справедливости у монарха. Но этот его приезд не походил на первый. Счастье окончательно отвернулось от постаревшего, утомленного конкистадора. Ему нечего уже было ждать от правительства, и он это скоро понял. Однажды, пробившись через толпу, окружавшую королевский выезд, он вскочил на подножку кареты Карла V. Сделав вид, что не узнает его, король спросил у своих сановников, кто этот человек. «Тот самый, — ответил гордо Кортес, — кто подарил вам больше владений, чем ваши предки оставили вам городов».
Интерес испанцев к Мексике начал остывать. Она не принесла сказочных богатств, обманув возлагавшиеся на нее надежды. Все внимание королевского двора было обращено теперь к перуанским сокровищам. Перу затмило Мексику. (Вот почему незаурядная личность Кортеса утратила ореол, которым еще недавно окружало его общественное мнение Испании.)* Правда, Кортеса с почетом приняли в Совете по делам Индий, выслушали его претензии и обещали вынести справедливое решение, но разбор дела все откладывался и затягивался до бесконечности.
В 1541 г. Кортес принимал участие в качестве добровольца в алжирском походе Карла V. Страшная буря уничтожила почти весь испанский флот. Погиб и корабль Кортеса. Сам он со своими оруженосцами и слугами с трудом спасся, но потерял три огромных изумруда, стоившие, по его словам, целого царства. Карл V решил прервать злополучный поход, но Кортес был иного мнения. Он сказал королю, что берется с оставшимися немногими силами атаковать и взять Алжир, если ему будет передано командование. Однако его предложение не было принято.
Вернувшись в Испанию, Кортес возобновил свои хлопоты, но так же безуспешно. Все эти неудачи окончательно
подорвали его здоровье, и силы его стали угасать. Последние годы своей жизни он провел в Испании, больной и забытый, и 10 ноября 1547 г. умер в Кастильехо-де-ла-Куэста (под Севильей).«Это был странствующий рыцарь, — говорит о нем Прескотт. — Из всей плеяды испанских конкистадоров XVI в., прославившихся на поприще открытий и завоеваний, не было ни одного человека, так глубоко проникнутого романтикой авантюрных предприятий, как Эрнандо Кортес. Борьба воодушевляла его, и он любил приступать ко всякому делу с труднейшей стороны…»
Страсть к романтическому могла бы принизить завоевателя Мексики до уровня обычного авантюриста; но Кортес был, без сомнения, проницательным политиком и великим военачальником, если можно так называть человека, совершавшего великие поступки с помощью одного лишь таланта. В истории нет другого такого примера, чтобы столь крупное начинание было доведено до удачного конца при столь недостаточных средствах. Можно даже утверждать, что Кортес покорил Мексику на свои собственные деньги.
Его влияние на умы солдат было естественным результатом их веры в его способности, но это можно приписать равным образом и его простой манере общения, что делало Кортеса в высшей степени подходящим для командования шайкой авантюристов. Когда конкистадору удалось достичь самых высоких должностей, он стал вести себя высокомерно, но его ветераны по меньшей мере продолжали оставаться с ним в очень близких отношениях.
Заканчивая характеристику этого конкистадора, повторим слова простодушного историка завоевания Мексики Берналя Диаса: «Кортес предпочитал свое имя всем титулам, на которые мог претендовать, и в этом отношении он был прав, потому что имя Кортеса значит для испанцев не меньше, чем для римлян имя Цезаря или имя Ганнибала для карфагенян».
Старый хронист заканчивает штрихом, хорошо отражающим религиозное сознание XVI в.: «Видимо, компенсацию он должен был получить в лучшем мире, и я в это полностью верю; ибо это был порядочный человек, очень искренний в своем благоговении перед Пресвятой Девой, святым апостолом Петром и перед всеми святыми».
III
Едва собранные Бальбоа сведения о богатстве расположенных к югу от Панамы стран стали известны испанцам, как были организованы многочисленные экспедиции, дабы покорить эти края. Но все они кончались неудачно — то ли оттого, что их руководители оказывались не на высоте своих задач, то ли вследствие недостаточности средств. К тому же надо признать, что земли, исследованные этими первыми авантюристами (пионерами, как сказали бы в наши дни), никоим образом не соответствовали тому, чего ждала от этих территорий жадность испанцев.
Испанцы, пытавшиеся проникнуть в глубь материка, сталкивались с огромными трудностями. Высокие горы, непроходимые болота, густые тропические леса создавали для завоевателей серьезные препятствия, к которым прибавлялось еще упорное сопротивление воинственных туземцев. Вследствие этого продвижение испанцев к югу на некоторое время приостановилось. Если и вспоминали теперь о чудесных рассказах Бальбоа, то разве только ради шутки.
Между тем в Панаме жил один испанец, которому суждено было доказать, насколько достоверны все эти слухи о баснословных богатствах стран, омываемых Тихим океаном. Это был Франсиско Писарро, предприимчивый искатель приключений, сопровождавший Васко Нуньеса де Бальбоа в его плавании по Южному морю.