История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века

После краткой остановки на Канарских островах Крузенштерн тщетно искал, как это делал до него Лаперуз, мифический остров Ассенцао, о существовании которого шел спор в течение трехсот лет. Затем Крузенштерн направился к Южной Америке и занялся поисками мыса Фриу, но при всем желании не мог установить его местоположение, так как самые новейшие описания и карты давали различные определения, колебавшиеся от 23°06' до 22°34' южной широты. Очутившись в виду берегов Бразилии, он прошел между островами Гал и Альваредо [455] (Лаперуз ошибочно указал, что этот пролив опасен для плавания) и 21 декабря 1803 года пристал к острову Санта-Катарина. Необходимость сменить на «Неве» грот-мачту и фок-мачту вынудила Крузенштерна задержаться здесь на пять недель. Португальские власти оказали ему очень радушный прием.

[455]Так у И. Ф. Крузенштерна; на современных картах остров называется Арворадо.

Четвертого февраля оба корабля возобновили свой путь. Они были готовы к тому, чтобы встретить опасности Южного моря и обогнуть мыс Горн — ужас мореплавателей.

До широты Земли Штатов (остров Эстадос) погода все время стояла хорошая, но затем налетели жестокие шквалы с градом и снегом, которые сменились густыми туманами, сопровождавшимися крупной зыбью. Все это сильно затрудняло ход кораблей. 24 марта неподалеку от западного входа в Магелланов пролив корабли в густом тумане потеряли друг друга из виду. Им удалось снова встретиться лишь на острове Нукухива.

Отказавшись от мысли пристать к острову Пасхи, Крузенштерн достиг Маркизских, или Мендосовых, островов [456] и определил положение островов Фату-Хуку и Уа-Хука, которые были названы островами Вашингтона открывшим их в 1791 году американским капитаном Инграмом [457] . Инграм открыл их на несколько недель раньше капитана Маршана [458] , давшего им название островов Революции. Крузенштерн посетил остров Хива-Оа (Доминика) я встретил на острове Нукухива двух европейцев — англичанина, по фамилии Робертс, и француза Кабри, которые оказали ему большую помощь благодаря знанию местного языка.

[456]Маркизские острова были открыты в 1595 году испанской экспедицией, которой командовал Альваро Менданья де Нейра, но фактическим руководителем был португальский мореплаватель на испанской службе Педро Эрнандес де Кирос (Кирош). Названы они в честь вице-короля Перу маркиза Мендосы (см. том «Открытие Земли» в нашем собрании сочинений). И. Ф. Крузенштерн называет Маркизские острова Мендосовыми.

[457]Инграм был капитаном торгового судна «Надежда» из Бостона.

[458]Маршан командовал корветом «Солид».

Во время этой стоянки не произошло никаких сколько-нибудь примечательных событий. В своем описании островов Крузенштерн во многом повторил то, что уже было сообщено Куком — те же подробности о нравах и поведении островитян, их познаниях в сельском хозяйстве, жадности к изделиям из железа и т. п.

Из наблюдений, сделанных Крузенштерном, следует привести описание многочисленных групп, во главе которых стояли вожди или их родственники, жрецы и выдающиеся военачальники, обязанные кормить своих подданных в голодные времена.

«Сочлены сих сообществ, — рассказывает Крузенштерн, — различаются одни от других разными знаками, насеченными на их теле. Так, например, принадлежащие к сообществу короля, коих числом двадцать шесть, имеют на груди четырехугольник, длиною в 6, а шириною в 4 дюйма. Англичанин Робертс есть член сего сообщества… Робертс уверял меня, что он никогда бы не вступил в такое сообщество, если бы не принудил его к тому крайний голод. Сие уверение, по-видимому, столь противоречащее существу вещи (ибо принадлежащие к таким сообществам не только обеспечены в рассуждении их пропитания, но и, по признанию самого Робертса, пользуются отличием, о приобретении коего стараются многие), возбудило во мне подозрение и заставило думать, не сопряжено ли такое отличие с некоторой потерею естественной свободы?»* [459]

[459]Выдержки из отчетов русских путешественников приводятся по первым Изданиям. (Ред.) [Примечания, помеченные *, даны редактором детгизовского издания.]

Ознакомление с окрестностями порта Анна-Мария [460] , где бросили якорь русские корабли, повело к открытию бухты Чичагова; вход в нее, правда, труден, но она так хорошо защищен сушей, что самая сильная буря не вызывает в ней никакого волнения.

Во время посещения Крузенштерном Нукухивы там еще процветало людоедство. Однако путешественник нигде не упоминает о том, что он сам являлся очевидцем каннибальских пиршеств.

В общем Крузенштерну был оказан ласковый прием местным вождем, который, по-видимому, не обладал большой властью над туземцами.

[460]Порт Анна-Мария (у Крузенштерна: порт Анны Марии), на туземном наречии Тайо-Гоа, располагался на южном побережье Нукухивы. Назван так в 1792 году капитаном английского торгового судна «Дедал» Хергестом, который был убит на Гавайских островах. В его честь британцы некоторое время называли Маркизские острова Хергестовыми. Позднее о путешественнике напоминал маленький остров, теперь это — Моту-Ити.

Русский мореплаватель признается, что вынес бы об островитянах благоприятное впечатление, если бы не встретил двух европейцев, чьи компетентные и объективные свидетельства полностью совпадали.

«В обращении с нами, — рассказывает он, — оказывали они [нукухивцы] всегда добросердечие. При мне были столько честны, что отдавали нам каждый раз кокосовые орехи прежде получения за оные по условию кусков железа. К рубке дров и налитию бочек водой предлагали всегда свои услуги… Общее всем островитянам сего океана воровство примечали мы редко. Они казались всегда довольными и веселыми. Открытые черты лица их изображали добродушие… Англичанин и француз, обращавшиеся с ними многие годы, согласно утверждали, что нукухивцы имеют жестокие обычаи; что веселый нрав их и лицо, изъявляющее добродушие, не соответствуют нимало действительным их свойствам, что один страх наказания и надежда на получение выгод удерживают их страсти, которые, впрочем, свирепы и необузданны. Европейцы сии, как очевидные тому свидетели, рассказывали нам со всеми подробностями, с каким остервенением нападают они во время войны на свою добычу, с какой поспешностью отделяют от трупа голову, с какой жадностью высасывают кровь из черепа и совершают, наконец, мерзкий свой пир… Долго не хотел я тому верить, все желал еще сомневаться в истине сих рассказов. Но, во-первых, известия сии единообразно сообщены нам от двух, не согласных между собой и разных земель, иностранцев, которые долго между ними живут и всему были не только очевидцы, но даже участники… Во-вторых, рассказы их согласовывались с теми признаками, которые сами мы во время краткого пребывания своего приметить могли, ибо нукухивцы ежедневно предлагали нам в мену человечьи головы, также оружие, украшенное человечьими волосами, и домашнюю посуду, убранную людскими костями; сверх сего движениями и знаками часто изъявляли нам, что человеческое мясо почитают они вкуснейшим яством».

Эти рассказы следует считать преувеличенными. Истина должна находиться где-то посередине между оптимистическими описаниями Кука и Форстера и утверждениями двух упомянутых европейцев, из которых, во всяком случае, один, бывший дезертиром, заслуживал мало доверия.

А сами мы до того, как достигли высокого уровня цивилизации, на котором теперь находимся, не прошли ли мы все ступени той же лестницы? В эпоху каменного века отличались ли наши нравы от нравов первобытных жителей Океании?

Не станем же упрекать этих представителей человечества за то, что они не могли достичь более высокой ступени развития. Они никогда не представляли собой единого народа. Рассеянные среди безбрежного океана, разделенные на мелкие племена, не зная ни земледелия [461] , ни полезных ископаемых, не имея связи с окружающим миром, ни в чем не нуждаясь — благодаря климату, в котором они жили, — они неизбежно должны были остановиться в своем развитии, совершенствуя только отдельные второстепенные области искусства и ремесел. И все же сколько раз их ткани, инструменты, лодки, сети приводили в восхищение путешественников!

[461]Ж. Верн несправедлив к островитянам. Земледелие на Нукухиве существовало, хотя и на очень низкой ступени развития. Это было мотыжное земледелие. Судя по записям И. Ф. Крузенштерна, островитяне выращивали таро (корнеплоды из семейства однодольных растений семейства ароидных), ямс (он — иньям; из семейства диоскорейных), сахарный тростник, бананы, кокосовую пальму и хлебное дерево.

Восемнадцатого мая 1804 года «Надежда» и «Нева» покинули Нукухиву и направились к Сандвичевым (Гавайским) островам, где Крузенштерн решил остановиться, чтобы запастись свежей провизией. Сделать это на Нукухиве он не мог, так как достал там только семь свиней.

Но его надежды были обмануты. Когда корабли легли в дрейф у юго-западного берега острова Гавайи, туземцы привезли очень мало продуктов. К тому же в обмен они не хотели ничего другого, кроме сукна, которым Крузенштерн не мог их снабдить. Он сразу же пустился в дальнейший путь к Камчатке и Японии, оставив «Неву» у деревни Кеалакекуа, где капитан Лисянский рассчитывал раздобыть продовольствие.

Четырнадцатого июля «Надежда» входила в порт Петропавловска, главного города Камчатки; команду ожидали там свежая провизия и заслуженный отдых. 30 августа «Надежда» снова вышла в море и направилась в японский порт Нагасаки.

Встреченный густыми туманами и штормами, Крузенштерн вновь безуспешно пытался разыскать несколько островов, которые были обозначены на карте, найденной на борту захваченного Ансоном испанского галиона [462] ; существование этих островов картографами то признавалось, то отвергалось.

[462]Галион — торговое судно, применявшееся испанцами для сообщения с Америкой, в частности для перевозки золота и серебра с рудников Нового Света. Галионы были остойчивее других типов океанских кораблей, но зато отличались неуклюжестью при маневрировании и невысокой скоростью.

Затем «Надежда» миновала плохо изученный пролив Вандимена (Осуми) между островами Кюсю и Танегасима. Уточнив положение Ликейских островов (Рюкю), которые, по мнению англичан, находились к северу от пролива Вандимена, а по мнению французов — гораздо южнее, Крузенштерн занялся гидрографической съемкой берегов провинции Сацумо, вдоль которой он теперь шел.

«Сия часть берега, — рассказывает Крузенштерн, — весьма приятна. Мы, плыв от оного в недалеком расстоянии, могли видеть все совершенно ясно и любовались прекраснейшими видами… Частая и скорая перемена в положении корабля представляла взору нашему беспрерывные новые картины. Весь берег состоит из высоких холмов, имеющих вид то купола, то пирамиды, то обелиска, и охраняемых, так сказать, тремя облежащими высокими горами. Роскошная природа украсила великолепно сию страну, но трудолюбие японцев превзошло, кажется, и самую природу. Возделывание земли, виденное нами повсюду, чрезвычайно и бесподобно. Обработанные неутомимыми руками долины не могли бы одни возбудить удивление в людях, знающих европейское настоящее земледелие, но, увидев не только горы до их остроконечных вершин, но и вершины каменных холмов, составляющих край берега, покрытые прекраснейшими нивами и растениями, нельзя было не удивляться… Темно-серый мрачный цвет каменистого вещества, служащего оным основанием, в противоположность с плодоносными вершинами, представлял такой вид, который был бы для нас совершенно новым. Другой предмет, обративший на себя наше внимание, была аллея, состоявшая из высоких дерев и простирающаяся вдоль берега через горы и долины, пока досягало зрение. В некотором между собою расстоянии видны были беседки, вероятно служащие местами для отдохновения пешеходцев. Нельзя, кажется, иметь более попечения об удобности прохожих. Аллеи должны быть в Японии необыкновенны. Мы видели одну подобную сей в близости Нагасаки, также и на острове Меак-Сима».