История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации
Шрифт:
§ 273. Шиизм и эзотерическая герменевтика
Подобно иудаизму и христианству, ислам — это "религия Книги". Бог открыл себя в Коране через своего посланца, Ангела, продиктовавшего пророку слово Божье. С точки зрения закона и социального порядка, пять "Столпов Веры" (ср. § 264) составляют основу религиозной жизни. Однако идеал мусульманина заключается в том, чтобы понять «истинный» смысл Корана, т. е. истину онтологического порядка (обозначенную словом haq^iqai). Пророки, и особенно последний из них, Магомет, выразили в своих боговдохновенных текстах Закон Божий, шариат. Но тексты могут быть истолкованы по-разному, начиная с самого очевидного, буквального толкования. Согласно утверждению зятя Магомета, первого имама Али, "в Коране нет ни одного стиха, который не имел бы четырех смыслов: экзотерического (z^ahir), эзотерического (b^atin), предельного (hadd), промыслительного (motalla'). Экзотерический — для чтения вслух, эзотерический — для внутреннего понимания; предельный — это высказывания относительно разрешенного и запрещенного; промыслительный — это то, что Бог предполагает реализовать в человеке данным стихом". [302] Концепция специфически шиитская, но ее разделяют многие мусульманские мистики и теософы.
302
Histoire de la philosophie islamique, p. 30, в переводе Корбена. ср.: теорию четырех смыслов в христианском средневековом богословии (смысл буквальный, аллегорический, нравственный и аналогический).
303
Corbin, ibid., p. 17. Согласно одному хадису, приписываемому самому пророку, "у Корана есть внешняя видимость и скрытая глубина, экзотерический и эзотерический смысл, эзотерический смысл, в свою очередь, содержит следующий эзотерический смысл", и так до семи уровней эзотерического смысла, ср.: Corbin, p. 21.
"Идея", haq^iqat, нуждается в учителях-наставниках, дабы сделаться доступной правоверным. Для шиитов учители-наставники, т. е. духовные пастыри — это имамы. [304] По сути дела, одна из наидревнейших духовных экзегез Корана содержится в эзотерическом учении, преподанном имамами своим ученикам. Это учение было со скрупулезной тщательностью переведено и опубликовано в 26 внушительных томах in folio (издательство "Majlis^i"). Экзегеза, которой следуют имамы и авторы-шииты, основана на комплиментарности двух ключевых терминов: tanz^il и ta'w^il. Первый означает положительную религию, букву Откровения, снизошедшую из горнего мира и продиктованную Ангелом. Ta'w^il же, напротив, заставляет вернуться к истокам, т. е. к подлинному и изначальному смыслу священного текста. Согласно одному исмаилитскому труду (ср. § 274), это значит "заставить вещь дойти до своего начала. Следовательно, тот, кто практикует ta'w^il, есть тот, кто отводит высказанное от его внешней стороны (экзотерической, zah^ir,) и заставляет его обратиться к своей собственной истине, своей haq^iqat". [305]
304
Напомним, что арабское слово имам вначале служило для определения лица, управляющего общественной молитвой, т. е. халифа. У шиитов имамы, помимо исполнения роли духовного главы, занимают самое высокое политико-религиозное положение.
305
Kal^am-e Pir в переводе Корбена. Ibid., p. 27.
Вопреки мнениям ортодоксов, шииты считают, что после Магомета начинается новый цикл — wal^ayat ("дружба, покровительство"). «Дружба» Бога открывает пророкам и имамам тайные значения Книги и предания и, следовательно, делает их способными посвятить правоверных в божественные тайны. "С этой точки зрения, шиизм представляет собой исламский гнозис. Цикл валайят, таким образом, является циклом имама, наследующего пророку, то есть циклом z^ahir, наследующего b^atin, haq^iqat, наследующей шариат" (Corbin. Op. cit., р. 46). Фактически, первые имамы стремились поддержать равновесие между положительной религией и Идеей, не разделяя b^atin и z^ahir. Но сохранить это равновесие, а, значит, и единство шиизма, помешали обстоятельства.
Вспомним вкратце драматическую историю этого движения. Вдобавок к политическим преследованиям халифов Омейядов и враждебному отношению законодателей, шиизм испытал на себе губительные последствия собственных внутренних разногласий, породивших многочисленные секты и вызвавших расколы. После смерти Шестого имама, Джафара аль-Садика (ум. 148/765) разразился кризис, так как главой религиозной общины должен был быть имам, т. е. прямой потомок Али, а сын Джафара, Исмаил, уже назначенный отцом, внезапно умер. Часть правоверных, исмаилиты, или шииты-семеричники, примкнули к сыну последнего, Мухаммаду ибн Исмаилу, которого они считали Седьмым имамом. Другие мусульмане-шииты признавали Седьмым имамом брата Исмаила Мусу аль-Казима, также назначенного Джафаром. Его род продолжался вплоть до Двенадцатого имама, Мухаммада аль-Махдика, исчезнувшего таинственным образом в 260/874 г. в пятилетнем возрасте в день смерти его юного отца, предпоследнего имама. [306] В этом случае речь идет о довольно многочисленных шиитах-дюжинниках, или имамитах. По поводу чисел 7 и 12 теософами этих двух ветвей шиизма были написаны многочисленные комментарии. [307]
306
Об исчезновении Двенадцатого имама и его последствиях (особенно духовного порядка) см.: Henry Corbin. En Islam iranien, vol. IV, pp. 303–389. Это исчезновение означало "малое сокрытие", которое продолжалось десять лет и в течение которого скрытый имам неоднократно вступал в контакт с некоторыми посланниками. Так как он не назначил себе преемника, в 329/940 г. начинается Великое сокрытие, или тайная история Двенадцатого имама.
307
Следует упомянуть о третьей ветви, зайдитах, названных так по имени Пятого имама, Зайда (ум. 734). Приверженцы этого течения не столь многочисленны и ближе к суннизму, они не приписывают имамам сверхприродные свойства, что характерно для исмаилитов (ср. § 274).
С точки зрения закона, наиболее значительные расхождения шиизма с суннитской ортодоксией суть: 1) временный брак и 2) пережиток эпохи гонений — разрешение скрывать свои религиозные убеждения. Новизна обеих ветвей шиизма особенно заметна в области богословия. Мы видим возросшее значение эзотерики и гнозиса. Согласно учению некоторых богословов-суннитов и западных авторов, лишь благодаря тайному учению имамов в шиитский ислам проникли многие концепции иноверцев (в основном, гностического и иранского толка), например, идея поступенной божественной
эманации и включение в этот процесс имамов, метемпсихоз, некоторые космологические и антропологические теории и т. д. Напомним, тем не менее, что подобные явления встречаются в суфизме (§ 275), в каббале (§ 289) и в истории христианства. Во всех этих случаях следует обратить внимание не столько на сам факт заимствования чужеродных духовных идей и методов, сколько на их новое толкование и на то, как они формулируются в ассимилировавших их системах.Кроме того, само положение имама вызывало критику ортодоксального большинства, особенно с тех пор, как шииты приравняли своего учителя к пророку. Выше приводилось (§ 259, прим. 2) несколько примеров неизбежной мифологизации биографии Магомета. Их можно легко умножить. Так, свет излучала голова его отца (перекличка со "светом славы Магомета"); Магомет был Совершенный Человек (ins^an k^amil), ставший посредником между Богом и людьми. В одном хадисе говорится, что Бог сказал Магомету: "Если бы тебя не было, я бы не создал небесных сфер!" Добавим, что для некоторых мистических братств конечной целью адепта было соединение с пророком.
Однако для суннитов имам не мог быть поставлен в один ряд с Магометом. Они признавали превосходство и благородное происхождение Али, но отвергали идею, что вне его и его рода не существует законных наследников. Сунниты, главным образом, отрицали веру в боговдохновенность имама — в том смысле, что он есть манифестация Бога. [308]
Шииты же признавали, что Али и его потомки несут в себе частицу божественного света или даже божественную субстанцию — пусть идеи воплощения это и не предполагало. Более точно было бы сказать, что имам — это божественная эпифания, или теофания (сходное верование, но безотносительно к имаму, встречается у некоторых мистиков; ср. § 276). Следовательно, для шиитов-дюжинников и для исмаилитов имам становится посредником между Богом и правоверными. Он не занимает места пророка, но дополняет его дело и разделяет его славу — смелая и оригинальная концепция, оставляющая открытым путь для будущего религиозного опыта. Благодаря валайяту, "дружбе Бога", имам может раскрыть и передать в откровении своим приверженцам новые, еще не изведанные горизонты исламской духовности.
308
Сирийские нусайриты «осколки» исмаилитов — считали, что Али превыше пророка, некоторые его даже обожествляли. Но шиитами такая концепция была отвергнута.
§ 274. Исмаилизм и прославление имама; Великое Воскресенье; Махди
Сегодня мы едва начинаем постигать исмаилизм благодаря трудам В. Иванова. От эпохи его возникновения текстов осталось мало. Предание говорит о периоде трех скрытых имамов, наступившем после смерти имама Исмаила. В 487/1094 г. исмаилитская община разделилась на две ветви: «восточных» (т. е. пришедших из Персии) с центром в "командном пункте" Аламут, укрепленном замке на юго-восточном побережье Каспийского моря) и «западных», т. е. мусульман, живущих в Египте и Йемене. Рамки данного исследования не позволяют дать анализ или даже краткое изложение всего комплекса исмаилитской космологии, антропологии и эсхатологии. [309] Уточним лишь, что, согласно исмаилитским авторам, телом имама является не его плотское тело; как и в случае Заратустры (ср. § 101), оно образовалось из небесной росы, поглощенной его родителями. Исмаилитский гнозис понимает под «божественностью» имама (l^ahit) его "духовное рождение", преображающее его в столп "Храма Света", храма чисто духовной природы. "Его имамат, его «божественность» — это corpus mysticum, составленный из всех форм света его адептов" (Corbin. Op. cit., р. 134).
309
Речь идет о первопричине или первопринципе, тайне тайн, эманации сущего из первого разума и духовного Адама, о двух иерархиях — небесной и земной, — которые, по выражению Корбена, "символизируют одно через другое", и т. д. ср.: H. Corbin Histoire, pp. 110–136, где кратко изложены труды, указанные в нашей библиографии (к § 274). История исмаилизма представлена в H. Laoust. Les schisms dans l'Islam, pp. 140 sq., 184 sq.
Еще более смелым является учение аламутского реформированного исмаилизма. [310] Семнадцатого дня месяца рамадана 559 г. (8 апреля 1164 г.) имам провозгласил перед своими приверженцами Великое Воскресение. "Речь шла не более и не менее, как о наступлении эры духовного ислама, полностью освобожденного от духа законничества, от рабства перед Законом, — религии личной, позволяющей человеку открыть и оживить для себя духовный смысл пророческих Откровений" (ibid., p. 139). Захват и разрушение крепости Аламут монголами (654/1256) не положили конец движению; духовный ислам продолжал жить, в ином обличье, под покровом суфийских братств.
310
Укрепленный замок в Аламуте и связанное с ним реформированное исмаилитство породили на Западе многочисленные легенды и толки вокруг «ассасинов» (по мнению Сильвестра де Саси, этот термин происходит от hashsh^ash^in, так как, предположительно, правоверные употребляли гашиш, hashish). Об этих легендах см.: L. Olschki Marco Polo's Asia, p. 368 sq., и др. труды, отмеченные в нашей библиографии к § 274.
В реформированном исмаилизме персона имама иерархически выше персоны пророка. "То, что шиизм дюжинников рассматривает в эсхатологической перспективе, исмаилизм Аламута осуществляет сейчас, предвосхищая эсхатологию, которая есть восстание Духа против любого рабства" (Corbin. Op. cit., p. 142). Если имам считается совершенным человеком, или "ликом Божьим", тогда знание имама есть "единственно возможное для человека знание Бога". По Корбену, следующая фраза принадлежит Вечному имаму: "Пророки приходят и уходят. Они меняются. Мы же сущие от века… Божьи люди не суть сам Бог; но они неотделимы от Бога" (op. cit., p. 144). Следовательно, "лишь вечный имам как теофания делает возможной онтологию: будучи данным в "откровении", он есть само бытие. Он абсолютная личность, вечный лик Божий, высший божественный атрибут, высочайшее имя Божье. В своем земном обличье он есть эпифания высочайшего Слова, истинные врата всех времен, он образ Вечного Человека, в котором виден лик Божий" (ibid., pp. 144–145).
Столь же знаменательно убеждение, что самопознание человека предполагает познание имама (речь идет, разумеется, о духовном познании, о «встрече» в mundus imaginalis [воображаемом мире] с сокровенным имамом, невидимым, непостижимым в чувственном плане). Как утверждает один исмаилитский текст, "тот, кто умирает, не познав своего имама, умирает смертью бессознательных". Корбен прав, видя в последующих строках, возможно, наивысшую идею исмаилитской философии: "Имам сказал: Я нахожусь с друзьями моими в любом месте, где они меня ищут, на горе ли, на равнине ли или в пустыне. Тот, кому я открыл свою Сущность, то есть мистическое знание меня, не нуждается более в физическом общении. Это и есть Великое Воскресение" (ibid., p. 149).