История Византии. Том III

Петрарка, учившийся у Варлаама греческому, характеризовал его как человека, обладавшего даром греческого словесного искусства, богатством идей, острым умом, но лишенного хорошего знания латинского языка. Наиболее известным из его учеников в Византии был Леонтий Пилат — учитель греческого языка Боккаччо и автор впервые сделанного в средние века, хотя и несовершенного, перевода Гомера на латинский язык.

Тяга к науке и образованию в Константинополе в XIV в. сказывалась не только в оживлении интереса к забытым отраслям науки, но и в появлении значительной прослойки образованных людей. Византия вступила в тесное соприкосновение с Западом. Византийцы знакомились и с методами преподавания, практиковавшимися в университетах Италии, Франции и Англии. В то же время большоечисло итальянцев (Кириак из Анконы, Гуарино, Барбаро, Николо Николли, Филельфо и др.) направлялись в Константинополь для изучения классиков под руководством византийских ученых и для скупки кодексов сочинений греческих авторов. Из Византии вывозились целые библиотеки.

Акафист Богоматери. Миниатюра. Рукопись синодальной библиотеки. XV в. ГИМ

В Константинополе во время правления императора Мануила II Палеолога как известные профессора славились Мануил Хрисолор и Иоанн — его племянник и преемник. Они читали со своими учениками (среди которых были итальянцы Гуарино и Франческо Филельфо) сочинения греческих авторов, вели занятия по естественным наукам и агрикультуре. Посещение Константинополя рассматривалось в те времена, по словам Энея Сильвио Пикколомини, как свидетельство о завершении образования.

В Константинополе продолжали существовать школы, в которых работали видные профессора. Однако, как правило, все выдающиеся ученые заканчивали свою деятельность в Италии. Уже Мануил Хрисолор, оказавший громадное влияние на итальянских гуманистов, прославился своей преподавательской деятельностью во Флоренции. Там его учениками были Леонардо Бруни, Палла Строцци и многие другие²⁴. Тесно связана с Италией была деятельность и другого видного византийского ученого того времени — Иоанна Аргиропула. После 1444 г., по возвращении из Италии, где он стал инициатором изучения греческой филологии, он открыл школу в Константинополе. Аргиропул носил звание «императорского учителя» (дидаскала). После падения Византии он перенес свою деятельность во Флоренцию, где был приглашен Козимо Медичи в число профессоров Флорентийской Академии. Последний этап своей жизни он провел в Риме, продолжая преподавать. Его лекции слушал там Рейхлин²⁵.

В Константинополе главным помощником и учеником Иоанна Аргиропула был Михаил Апостолис (Апостолий). В своих описаниях преподавательской деятельности, которую он вел в Константинополе, Апостолис сообщает интересные сведения о распорядке дня слушателей, об учебном плане и т. п.

В те же времена в Константинополе протекала преподавательская деятельность выдающегося византийского богослова, полемиста и «вселенского судьи» Геннадия Схолария (1405—1472). Уроженец Константинополя и ученик Марка Евгеника Эфесского, он был, подобно своим ученым предшественникам, широко образованным богословом, хорошо знакомым с латинскими теологическими сочинениями, которые сам неоднократно переводил. Как и многие другие деятели того времени, Схоларий имел возможность лично посетить Италию, принимал участие на соборе в Ферраре и Флоренции, став после некоторых колебаний решительным противником унии.

Геннадий Схоларий весьма пессимистически оценивал уровень тогдашней византийской науки в Константинополе, несмотря на обилие имевшихся там ученых. Он сетовал, что итальянцы не только овладели греческим, но не останавливаются на достигнутом и открывают новое. С огорчением он констатировал, что большое число византийских книг уходит в страны Западной Европы, так что если бы и пробудились вновь стремления к занятию науками, то пришлось бы доставать книги на Западе²⁶.

Действительно, на закате Византии слава Константинополя как центра науки стала меркнуть. С Константинополем на территории Византии с успехом конкурировал в это время новый центр — столица Морей Мистра. Именно в Мистре протекала деятельность крупнейшего ученого этой эпохи Георгия Гемиста Плифона (ок. 1355—10. VI1452), которого наряду с Димитрием Кидонисом, Мануилом Хрисолором и Виссарионом Никейским можно причислить к наиболее передовым деятелям науки того времени²⁷. Георгий Гемист Плифон был уроженцем Константинополя. Там он получил свое первоначальное образование. Большую часть своей жизни он прожил в Мистре, где при дворе деспота Феодора занимал видный, вероятно,судейский пост. Плифон был ученым с широким кругозором и разнообразными научными интересами. Его труды, по-видимому, связанные с преподаванием, свидетельствуют о том, что он включал в свой курс не только философию, но и риторику, грамматику, историю, астрономию, астрологию, географию и музыку. Преподавательская деятельность создала ему широкую известность. Под его руководством изучал философию будущий кардинал Виссарион — виднейший сторонник унии и глава итальянских гуманистов. Учеником Плифона был и Георгий Схоларий — его будущий решительный противник, а также Димитрий Кавака и др.

Георгий Гемист Плифон присутствовал на Ферраро-Флореитийском соборе 1438—1439 гг. Увлечение философией Платона, которого он решительно предпочитал Аристотелю, побудило Плифона добиться от Козимо Медичи организации Платоновской академии во Флоренции. Плифон был глубоко озабочен нависшей над Византией катастрофой. Он усматривал спасение в возрождении древнегреческой культуры. В своих проектах реформ, обращенных к императору Мануилу II и деспоту Феод ору II, а также и в частично известном нам трактате «О законах» Плифон предстает как мечтатель и мыслитель, выросший в кругу идей платоновского идеализма и отчасти ислама. Его фаталистическое мировоззрение, проекты создания идеального государства по образцу древней Спарты, на основе платоновского учения, создание религии по Платону и Зороастру и этического учения, совмещающего в себе черты философии этих мыслителей и стоиков, наконец, увлечение язычеством — все это привело к осуждению Плифона византийской православной церковью. Его бывший ученик Геннадий Схоларий,ставший патриархом, предал сочинения Плифона сожжению. После смерти Плифона его идейные последователи и ученики — Димитрий Кавака и Ювеналий — продолжали проповедовать его учение на Пелопоннесе и во Фракии и вербовать своих последователей среди монахов, созерцательный образ жизни которых Плифон решительно осуждал²⁸. Плифон в равной мере принадлежит и поздневизантийской культуре и культуре итальянского Возрождения²⁹.

Последний период развития византийской науки и просвещения характеризуется также развитием юридической науки. К этому периоду относится деятельность известного юриста и фессалоникского судьи Константина Арменопула. Составленное им «Шестикнижие законов» принадлежит к числу популярнейших руководств по праву, неоднократно использовавшихся последующими законодателями в странах Юго-Восточной Европы. «Шестикнижие» получило признание и на Западе. Основой этого юридического памятника явились более ранние источники византийского права, скомпонованные по-новому для удобства пользования в судебной практике (см. выше).

ГЛАВА 15. ФИЛОСОФИЯ И БОГОСЛОВИЕ

Философская мысль поздней Византии отразила всю сложность социально-экономической и политической жизни империи в XIII—XV вв. Интерес к философии в это время был характерен для широких слоев византийской интеллигенции, как светской, так и духовной. Образованные византийцы привыкли гордиться перед «варварами» своей непревзойденной культурой, покоящейся на античном наследии. Но после Четвертого крестового похода, когда военное могущество феодального Запада стало очевидным, когда Византия, опустошенная и разграбленная, стала уступать Западу во внешней культуре, византийской гордости был нанесен сильный удар.

После 1204 г., когда от мечтаний о мировой державе не осталось и следа, преклонение перед далеким эллинским прошлым заменило прежнюю гордость Византии, нового Рима. Византийские интеллигенты стали считать себя уже не римлянами, а эллинами, на современность пытались смотреть глазами афинянина времен Перикла¹. Тысячелетней истории Византии как бы не существует для философов XIV—XV вв. Свои сочинения они писали аттическим наречием V—IV вв. до нашей эры. Даже месяцы историки стали обозначать древнегреческими названиями.

Первый этап развития поздневизантийской философии, примерно до 1340 г.,²характеризуется еще сохранявшимся у образованных византийцев представлением об их превосходстве над латинянами Запада в сфере религии и философской мысли. Наиболее видными философами в это время были Никифор Влеммид, Феодор Метохит, Никифор Хумн. Начинал свою деятельность тогда и Никифор Григора. Эти философы стремились соединить данные. добытые античными науками, в единое целое. Это быловремя увлечения астрономией, физикой. Научным центром была в этот период более свободная от экономического влияния Запада Фессалоника.

Но новые удары по политическому и экономическому положению Византии во второй половине XIV в. круто изменили направление общественной мысли. Развитие поздневизантийской философии с 40-х годов XIV в. до начала 20-х годов XV в.³характеризуется распространением упадочнических настроений, выразившихся в безразличии к окружающему, в стремлении к

религиозно-созерцательной жизни и к мистике (исихазм). Передовые мыслящие люди Византии, очевидно, сознавали серьезную опасность распространения таких настроений и вступили в отчаянную полемику с исихазмом. Философы стали богословами по преимуществу. Философско-богословские споры раскололи на два лагеря крупнейших мыслителей поздней Византии. Прогрессивные для того времени тенденции защищали Варлаам, Акиндин, Никифор Григора, братья Димитрий и Прохор Кидонисы; на противоположной стороне находились вождь исихастов Григорий Палама, Николай Кавасила, Феофил. Исихасты стали победителями, поскольку их победе способствовали иноземная интервенция и разгром народного движения 40-х годов XIV в. Передовых людей Византии постигло глубокое разочарование. К тому же оказалось, что представление о превосходстве Византии над Западом в сфере философии основывалось только на незнании Запада. С конца третьей четверти XIV в. глубокий пессимизм сменил прежнюю византийскую гордость⁴. Например, Димитрий Кидонис, вначале высокомерно третировавший «варваров-латинян», которые не понимали «эллинского духа», в 50-х годах убедился, что латиняне понимали этот «дух» чуть ли не лучше,чем сами византийцы. Да и богословие на Западе находилось в это время на более высоком уровне развития, чем в Византии. В кругах интеллигенции зрели сомнения в правоте православия, наблюдался переход в католичество.