История Византийской Империи. Том 3

Вникнув внимательно в дело, мы нашли, что поводом к соблазнам вражды и ссор являются собрания [156]. Так как собрания введены ради пользы и утешения братии, а между тем они приводят к обратному действию, то мы порешили и постановили, согласно общему мнению, просьбе и желанию всех соприсутствующих с нами монахов и игуменов, отменить два собрания из трех, т. е. пасхальное и рождественское, и делать собрание лишь раз в год, в праздник Успения Богоматери. Выдачу руги также отложить до этого дня. В указанный день прот является только с 3 учениками, честнейший Афанасий, игумен великой Лавры, с 2 учениками, монах Павел с одним, прочие же игумены, келлиоты и безмолвники собираются без служителей, ибо, как мы убедились, беспорядки и раздоры происходят от служителей».

За этим следует самый Типик, состоящий из нескольких положений. Но прежде всего мы должны взвесить одно обстоятельство, которое дает окраску всему этому акту. Афон рассматривается как отдельное и самостоятельное учреждение, в котором на первом месте стоят интересы всей монашеской общины-республики , и, следовательно, первый сохранившийся акт уже считается с вполне сложившимся характерным строем этого общежития. Типик не создает новых форм, а лишь устанавливает соглашение сторон и исправляет, не отменяя их, однако, те новшества, введенные основателем Лавры, которые возбудили неудовольствия и раздоры, отмеченные в приведенной выше вступительной части. Таким образом, в нем признаются два класса насельников Афона: 1) живущие поодиночке монахи, т. е. пустынники и безмолвники, и 2) живущие товариществами в общежитии [157] . Первый класс частию был в зависимости от общежитии, живя на арендуемых или купленных монастырских участках, частию же имел вполне самостоятельное существование. Нужно думать, что принимаемые в Типике меры против самовольного допущения на Афон евнухов или мальчиков касаются именно таких полусвободных калив, или келий, члены которых и составляли то нечестивое «сборище», которое по преимуществу было затронуто реформой Афанасия.

[157] .

Оставляя в стороне правила, касающиеся приема новых лиц на Афон, равно как положения, определяющие взаимное отношение между насельниками Св. горы, остановимся на тех сторонах рассматриваемого документа, по которым можно составить понятие о древнем . Центром афонской монашеской общины признается Карея, местопребывание прота и эконома. Последнему принадлежит хозяйственное и полицейское наблюдение «в Месе», или в Карее (13). Он может изгонять из Карей тех, кого считает виновниками соблазнов и беспорядков; если по хозяйственным делам ему нужно удалиться из Карей, он оставляет способного человека, который в состоянии направить к миру жизнь монахов. В случае какого-либо беспорядка и вне Карей эконом обязан отправиться на место и, пригласив трех-четырех игуменов, произвести расследование и сделать соответствующее распоряжение. Вероятно, на его ответственности лежали все дела по выплате руги, равно как наблюдение за исполнением правил о недопущении на Афон безбородых юношей и евнухов. Общее собрание афонитов 15 августа в Карее было вместе и праздником, и ярмаркой, и судебно-административным учреждением по общественным делам.

Избрание прота, нужно думать, происходило на этих собраниях. К сожалению, мы лишены возможности знать, как происходило избрание прота в древнее время [158] , хотя не может быть сомнения в том, что это не есть особенность афонского устройства. Проты были в Иерусалиме, в Фессалии, в монастырях на горе Латре, и звание прот весьма близко к сану архимандрита, впервые встречающемуся при Юстиниане.

Несколько любопытных данных сохранилось о числе монашествующих. В Лавре св. Афанасия при жизни основателя сначала было 80 монахов, по хрисовулу царя Никифора Фоки (14), а потом число это доведено до 120. Если к этому присоединить до сотни монахов в Ивирской лавре да 41 игумена, которых подписи даны на Типике, с учениками их, то можно в X в. считать на Афоне от 500 до 600 монахов. Но Афону суждено было быстро развиваться как в экономическом, так и в политическом отношении. При Василии II Болгаробойце и последующих царях избранные собранием монахов проты стали получать посох и мантию (род западной инвеституры) от царей помимо патриархов, вследствие чего и развитие внутренней жизни афонской общины шло без вмешательства церковной власти и выразилось в оригинальных формах. В 1045 г. число монахов в Лавре доходило до 700.

[158] [завещанное нам мы блюдем твердо и неизменно] (Меуег. Р. 149).

Глава XXI ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЦАРСТВОВАНИЯ ВАСИЛИЯ БУНТ ВАРДЫ СКЛИРА. НАЧАЛО ВОЙНЫ С БОЛГАРИЕЙ

Со времени смерти сына Константина Порфирородного Романа II (963) в течение 13 лет престол занимали, за малолетством царевичей Василия и Константина, не принадлежавшие к Македонской династии лица, вступавшие, однако, в браки или со вдовой, или с принцессой царского происхождения. Хотя в 976 г., когда неожиданная болезнь свела в могилу Иоанна Цимисхия, старшему представителю династии было уже около 18, а младшему около 15 лет, тем не менее вошедший в силу обычай опеки и управления верховными делами продолжался и в последующие затем годы. Что на этот раз вновь фактическое влияние вместе с царским венцом не перешло на одного из военных вождей, причина тому лежала не в недостатке желающих стать во главе войска и объявить себя императором, а в характере тогдашнего временщика Василия паракимомена. Это был не только настоящий государственный человек, принимавший деятельное участие в делах еще в конце царствования Константина VII и игравший первостепенную роль при Никифоре Фоке и Цимисхии, но как сын Романа Лакапина от его незаконного брака он имел на своей стороне еще преимущества царского происхождения. То обстоятельство, что его сделали евнухом, лишало его права стремиться к верховной власти и вместе с тем позволяло ему делать блестящую карьеру в придворном ведомстве, где многие высшие должности исключительно замещались евнухами. В последние 13 лет евнух Василий, нося звание паракимомена, или постельничего, по случаю больших военных предприятий, требовавших личного присутствия царей на отдаленных границах, был полновластным господином в центральном управлении.

Смертию Иоанна Цимисхия пыталось воспользоваться другое лицо с целью продолжить серию царей-опекунов. Это был представитель военного сословия, происходивший из крупного дворянского рода Склиров, который начинал играть большую роль в последнее время. Варда Склир в особенности в последнее царствование приобрел громадное значение как личными военными заслугами, так и родством с царем, в первом браке имевшим сестру Варды. В военных делах против Святослава Варда Склир был правой рукой царя, как увидим ниже. Это был талантливый и энергичный генерал, с которым не мог не столкнуться паракимомен Василий. В 975 г. он занимал самый крупный военный пост доместика схол и в этом чине не мог не принимать участия в походе вместе с царем. Варда обладал громадными материальными средствами, пользовался большой популярностью в войске, которое могло идти куда угодно за любимым вождем.

Для Склира поощряющие примеры были в счастливой судьбе Никифора Фоки и Цимисхия, которые, опираясь на войско, достигли царской власти; с громадной популярностью и с талантами полководца Варда мог с надеждой на успех стремиться к той же цели. Но он был плохой дипломат, между тем как его соперник был силен в интриге. Почти полное отсутствие современных источников лишает нас возможности нарисовать ясную картину того, что происходило в действительности за смертью Цимисхия. Так, нельзя сказать, подал ли Склир какой предлог к явному нерасположению правительства, но произошло то, что его отставили от должности доместика схол и дали ему звание стратига окраинной фемы Месопотамии. В военном отношении это был пост весьма почетный, так как стратегу этой фемы предстояла исключительно важная задача — быть на страже византийских интересов со стороны сарацин, т. е. самого опасного тогда соседа и постоянного врага. Но Склир не мог не считать это назначение крайне для себя оскорбительным и отправился в Месопотамию с горьким чувством раздражения против евнуха Василия. Весьма неосторожно было со стороны правителя то, что Склир послан был в соседство с Арменией, где он имел большие связи и где пользовался влиянием. Здесь, будучи окружен преданными ему людьми и опираясь на войско, он без труда мог прийти к мысли о восстании.

Таковы были обстоятельства, при которых начиналось самостоятельное царствование Василия и Константина. По возрасту Василий мог бы принять в свои руки заведование делами, но в течение почти целых десяти лет во главе государства оставался паракимомен, совершенно оттеснив молодых царей. По отношению к Василию II, который по характеру своему принадлежит к наиболее резко очерченным фигурам между византийскими царями, до сих пор представляется загадкой это продолжительное попустительство. Говорят, будто паракимомен намеренно держал молодых царей не у дел, предоставив им пользоваться праздною и разнузданною жизнью и надеясь таким образом дольше владеть бесконтрольной властью. Но во всяком случае подобный метод воспитания достиг цели не вполне, так как старший царевич оказался совсем не затронутым пороками и разнузданностью.

«Оба, — говорит о них историк Пселл (1), — уже перешагнули юношеский возраст, но были различны нравом. Василий был старше возрастом и казался всегда бодрым и вдумчивым; что же касается Константина, то он всем казался распущенным, беспечно относился к жизни и любил удовольствия. И не оба были они носителями царской власти, так как старший Василий, обладая полнотой самодержавия, предоставил брату лишь разделять с ним царское имя. Многим, которые из наших сверстников видали царя Василия, он представлялся угрюмым и мягким по нраву, раздражительным и нелегко отходчивым, умеренным в образе жизни и всегда избегавшим роскоши. Но как я узнал об нем из старых писателей, таковым он не был поначалу, но из распущенного и праздного по жизни превратился в строгого к себе человека, как будто практические условия жизни образовали его характер, укрепив расслабленное и оживив вялое и вполне изменив всю его жизнь. Ибо сначала он не пренебрегал веселой компанией, часто влюблялся, не пренебрегал пиршествами, позволял себе царские развлечения и праздники, злоупотребляя молодостью и царством».

Это прекрасное место Пселла дает нам ключ к пониманию далеко не обыкновенной фигуры последнего представителя Македонской династии. Действительно, нельзя думать, что его детство и юношество окружали попечительные заботы и ласки близких людей. Мы знаем, что мать его томилась в заточении, из которого была освобождена лишь по смерти Иоанна Цимисхия, и что опекуны руководились простым и естественным соображением дальше от дел держать царевичей и предоставлять им полную свободу действий. Наступил, однако, момент, когда у старшего раскрылись глаза на положение дел и неожиданно проснулись дремавшие родовые свойства вообще богато одаренной династии. Если бы сохранилось больше сведений о первых годах единодержавия Василия, то, может быть, внимательный наблюдатель и нашел бы объяснение для выработки характера Болгаробойцы, но при настоящем состоянии источников приходится ограничиться догадками, к каким дает повод свидетельство Пселла.

Впоследствии царь Василий вспоминал первые годы своего единодержавия в одном законодательном акте, о котором было выше упомянуто, и признавался, что это было время тяжелых испытаний и невзгод. Правда, он этим намекал на политические события, именно, на внутренние смуты, угрожавшие его власти, но, может быть, ему причиняли огорчения и ближайшие к нему лица. Так или иначе, но в первые десять лет по смерти Цимисхия о молодых царях не имеется никаких известий, равно как и мать их, царица Феофано, хотя и возвращенная из ссылки, оставалась в тени и ни разу не делала попытки занять такое положение при дворе, на которое имела полное право. Очевидно, твердая рука Василия паракимомена держала всех в должном подчинении и страхе. Но расчеты его по отношению к Склиру оказались ошибочными. Находясь вдали, среди преданных ему войск, Варда Склир мог на досуге обдумать план возмущения и движения на Константинополь, чтобы низвергнуть временщика и принять в свои руки верховную власть, следуя примеру, который был еще у всех на памяти. Так как местом действия был Харпут, откуда и в настоящее время не скоро доходят вести в Константинополь, то организация движения происходила без всякой помехи, и будущий самозванец успел даже послать в столицу доверенное лицо, чтобы привезти к нему сына его Романа, который был оставлен едва ли не в качестве заложника. Нашедши поддержку своим планам среди крупных землевладельцев страны, Варда скоро оказался во главе значительной партии, которая подстрекала его к дальнейшему шагу. Верное войско провозгласило его царем, армянские и грузинские князья примкнули к нему и подняли его значение. Но главную поддержку Склир имел в мусульманских полузависимых эмирах, которые в его движении против византийского правительства нашли повод восстановить свою власть, потрясенную победами Иоанна Цимисхия. Таковы были Хамданид Абу-Таглиб и Бунд Адуд ад-Дауле. Это обстоятельство, отмеченное главным образом в летописи Яхъи Антиохийского (2), придает движению Склира совершенно оригинальный характер и создает для империи громадные затруднения, о каких вначале нельзя было и гадать. Склир, имея точку опоры в Харпуте, двинулся к Мели-тине и отсюда на пути к Кесарии встретился с византийским отрядом, во главе которого стоял магистр Евстафий Малеин, стратиг Тарса; вместе с Михаилом Вурцей, дукой Антиохии, он должен был не допускать Склира войти в византийские фемы. Но так как на стороне самозванца были местные мусульманские эмиры, то он без особенных трудностей вошел в имперскую область и встретился с главными силами патрикия Петра при городе Липара в феме Ликанды. Здесь произошло первое сражение между имперскими войсками и силами самозванца, окончившееся в пользу Склира и открывшее ему дорогу в Кесарию. Оказывается, что победа досталась ему благодаря измене Михаила Вурцы, который перешел на сторону бунтовщика и с тех пор имел с ним общее дело. С этого момента движение охватило всю Малую Азию, где правительственная партия оказалась совершенно бессильной. Склир раздавал своим приверженцам почести и отличия, обещая в будущем пожалования и награды, и достиг того, что не только сухопутные войска, но даже флот перешел на его сторону. Нужно думать, что сдача Антиохии, весьма важной сирийской крепости, была для Склира счастливым залогом его первых успехов. В дальнейшем византийский доместик должен был отступить перед победоносным шествием Склира, которого встречали с распростертыми объятиями, и для которого теперь не встречалось серьезных препятствий до самого Константинополя. Правитель, паракимомен Василий, понял всю опасность положения и поспешил послать в Азию с секретным поручением протовестиария Льва и патрикия Иоанна. Им даны были большие денежные средства, с которыми они должны были попытаться расстроить силы самозванца и отвлечь от него главных приверженцев. Не вступая в сражение со Склиром, протовестиарий Лев обошел его с остатками царского войска и стал угрожать ему с тыла, чем вызвал брожение в лагере противника и опасение, что в случае неудачи ему не будет пути к отступлению. Начались переходы в царские ряды, которые особенно увеличились с тех пор, как протовестиарию удалось нанести поражение Михаилу Вурце, который следовал за ним с частию войска. Но это был лишь временный успех, каким не сумели воспользоваться царские вожди. В новой, битве Склир нанес решительное поражение правительственным войскам, причем пал патрикий Иоанн, насмерть был поражен доместик Петр Фока, а сам протовестиарий попал в плен. Таким образом, самозванец был наверху счастия — он мог спокойно ждать развязки затеянного им движения.