История военного искусства

Это более или менее случайное поражение в данный момент, правда, сильно повредило Штауфену, но оно в такой же малой степени было решающим, как некогда его победа при Кортенуова.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ВЫВОД

Если мы с точки зрения истории военного искусства окинем взглядом эту почти столетнюю борьбу, то мы скоро убедимся, что итальянские города не создали пехоты наподобие античной, как греческая фаланга или римский легион. Хотя пехота порой играет существенную роль, в особенности в сражении при Леньяно, но все же не решающую; как бы многочисленна она ни была, она все же остается вспомогательным войском рыцарства. Даже если считать прямые свидетельства источников о ходе сражения при Леньяно недостаточно достоверными или допускающими различные толкования, то дальнейшее развитие событий выясняет вопрос и не оставляет никаких сомнений. Если бы пехота при Леньяно проявила себя наподобие античной, то это было бы начальным звеном в цепи некоторой эволюции. Но ничего подобного мы не находим.

У миланцев и в мыслях не было прийти в результате своей победы к выводу, что им - обладателям нового, более совершенного военного искусства - нечего более опасаться германского императора; наоборот, мир был ими заключен на весьма скромных условиях.

В ближайшем поколении и в последующих, с которыми мы еще ознакомимся, их военная организация ничем не отличалась от такой же организации других стран и предыдущего или последующего столетия.

Итак, в итальянских коммунах дело не дошло до гражданского ополчения, какое образовалось в древние времена хотя бы в Афинах и в Риме, где все население на основе строго проведенной всеобщей воинской повинности всей массой отправлялось на войну и участвовало в бою. Совершенно независимо от наличия или отсутствия необходимых военных способностей для этого недоставало такой существенной предпосылки, как политическое единство города и деревни, близость городского населения и крестьянства (это было существенным свойством античных республик). Главную массу фаланг и легионов составляли не столько городские жители Афин и Рима, сколько крестьяне, угольщики и рыбаки Аттики и жители сельских триб вокруг Рима. Хотя итальянские деревни находились во власти городов, но не составляли с ними единого организма: крестьяне не были согражданами городских жителей, а сами коммуны, несмотря на свой республиканский строй, в значительной степени сохранили рыцарский военный строй. Мы не имели документальных данных о том, в чем выражалась в них индивидуальная военная служба; в основном это, вероятно, не выходило за пределы призыва добровольцев, что только во времена крайней нужды или крупных политических волнений привлекало к оружию очень значительную часть граждан - по крайней мере для кратких экспедиций и в особенности для защиты стен города. Возможно, что для последней цели стала применяться и всеобщая воинская повинность.

Для ведения войны в открытом поле посылали по-рыцарски вооруженную конницу с подкреплением из стрелков и копейщиков. В этих походах к кадровому воинству присоединялись элементы с врожденной воинственностью, развивавшиеся при его помощи и вместе с ним. Таким образом, пока целое воодушевлено было живым коммунальным патриотизмом, имелось стойкое и храброе войско, отважно вступавшее в бой с германскими рыцарями, которых приводили из-за Альп их короли, хотя гордые немцы и насмехались над лавочниками и ремесленниками, получавшими в Италии посвящение в рыцари.

КАРРОЧЧИО

Мы убедились, что военная организация итальянских коммун была и оставалась рыцарской, но с той особенностью, что в смешанном бою пехота представляла большую, а порою и гораздо большую потенцию, чем в других странах в ту эпоху. Однако, до образования настоящей пехоты, до создания прочных тактических организмов, как фаланга и легион, дело не дошло. Недостаток тактических единиц до некоторой степени, может быть, возмещался так называемой карроччио; Карроччио - это тяжелая повозка с упряжкой в 8 волов, на которой водружено высокое древко со знаменем; на передней части укреплена была также дароносица с освященными дарами. На повозке стояли священники. Неплохо сравнение этой святыни с израильским библейским ковчегом завета. Нам известна слабости непрочно сплоченной пехоты в бою с конницей; карроччио, двигавшаяся позади фронта, должна была быть всем далеко видна и являлась объединяющим центров куда вновь собирается все то, что на момент потеряло свое место или оказалось в замешательстве. Раненые также направляются к карроччио или их относят к ней, чтобы перед кончиной получить у священников отпущение грехов. Можно предположить, что перед каждым сражением воинам вновь внушали не покидать знамени, а при крайней опасности - смыкаться вокруг святыни и спасать ее или гибнуть вместе с ней. Настроение решимости и уверенность в победе, само собой возникавшие в упорядоченном легионе с хорошим руководством (впрочем, также имевшем свои боевые значки), искусственно вызывается карроччио и повышается религиозным характером символа. Впервые мы находим упоминание о таком возе со знаменем в Милане в 1039 г., как раз в то время, когда благодаря сплочению сословий образовывались итальянские коммуны и городские элементы, давно отвыкшие от военного дела, опять взялись за оружие. Архиепископ Гериберт, по словам источника, вооружил всех "от поселянина до рыцаря, от бедного до богатого"182.

Таким образом, церковь при первом же появлении эмблемы города (по крайней мере, при первом известном нам случае) уже была, так сказать, восприемником, и позднейший союз церкви с коммунами еще больше способствовал приданию карроччио церковного характера; по сю сторону Альп это особенно заметно в армиях, имевших связь с церковью. Противники Генриха IV имели карроччио с собой в сражении при Блейхфельде в 1086 г., английское ополчение под предводительством архиепископа Йоркского - в сражении при Норгаллертоне в 1138 г., Ричард Львиное Сердце в Сирии - в 1191 г., далее Оттон IV при Бувине - в 1214 г., кельнцы при Воррингене - в 1288 г., майнцы - при осаде Альцея в 1298 г. Что касается итальянских коммун, то у них оно в XII и XIII вв. составляло необходимую принадлежность снаряжения общегражданского ополчения183.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ТАЛЬЯКОЦЦО 23 августа 1268 г.

К войнам Гогенштауфенов с итальянскими коммунами (городами) я присоединяю еще обзор сражения, в котором нашел свою гибель последний представитель этого великого рода Конрадин, но уже в борьбе не с городами, а с французским феодалом Карлом Анжуйским, призванным папами, чтобы вытеснить Гогенштауфенов из их наследственной области - Неаполя.

Старейший и основной источник для обычного изложения этого сражения - записи одного французского монаха Примата, который писал, вероятно, в Парижском монастыре Сен-Дени; им пользовался преимущественно Виллани, а все новейшие исследователи, как Раумер, Ширрмахер, Дельпеш, Келер, Бюссон, Гампе, Оман, брали этот рассказ, с небольшими отклонениями в деталях, за основу. Но в новейшее время Ролофом184 на основании лучших и более ранних источников доказано, что он ни в каком отношении не заслуживает доверия. В сущности все, что мы можем сказать об этом сражении с исторической достоверностью, можно взять только из Гибелиновских анналов г. Пьяченцы и из кратких сообщений самого Карла Анжуйского.

Во всех описаниях сражения на той и на другой стороне фигурирует только конница, пехота же, упоминаемая то здесь, то там, играет здесь, следовательно, очень незначительную роль, - может быть, она даже вовсе не участвовала в бою. Так как и Плацентинские анналы сообщают, что соединенное войско Конра дина и его союзника Генриха Кастильского, римского сенатора (бургомистра), было сильнее армии противников, то с этим, очевидно, следует согласиться. Все же вполне положиться на это я не могу, в особенности потому, что полное отсутствие пехоты в рассказах о сражении также наводит на подозрения; Ролоф считает заслуживающими доверия сообщения, по которым Конрадин имел от 5 000 до 6 000, а Карл 4 000 конницы. Если называть этих конников рыцарями, то этим самым мы в известной степени уже вышли бы за пределы понятия "рыцарь" в собственном смысле. Многие из них не только не были посвящены в рыцари "рыцарским ударом", но были простыми всадниками, хотя более или менее тяжело вооруженными, но не рыцарского происхождения.

Сражение протекало таким образом, что сначала войска Конрадина победили соединенные немецкие, испанские и итальянские войска, но затем, когда у них наступило сильное расстройство боевого порядка, они были разбиты вступившими в бой резервами под начальством самого короля Карла.

С каким намерением и каким образом Карл держал этот резерв как будто скрытым в засаде, - этого по дошедшим до нас источникам не видно и об этом можно только лишь догадываться. Разумеется, нельзя допустить, чтобы Карл с самого начала намеренно дал разбить большую часть своей армии с таким расчетом, чтобы затем напасть из своей засады на пришедших уже в расстройство победителей и преодолеть их силой своей сомкнутости. Если бы при помощи столь несложного фокуса малочисленное войско могло побеждать многочисленное, то к нему прибегали бы гораздо чаще. При оставлении части войска в резерве может иметься в виду только - ввести ее в бой в то время, когда успех в сражении клонится то в ту, то в другую сторону; более позднее вмешательство могло бы быть легко отражено противником, даже в том случае, когда у него остаются сомкнутыми и готовыми к бою лишь незначительные силы, которые тем самым оказываются ядром для собирания воинов, хотя и рассеявшихся в данный момент, но представляющих сами по себе во много раз превосходящую противника численность.

Ролоф рисует нам наглядно состояние победоносного рыцарского войска следующим образом: "Представим себе бой между двумя рыцарскими армиями. Несколько тысяч единичных бойцов приблизительно одновременно вступают в рукопашный бой; спустя некоторое время, более слабая сторона начинает отступать; понятно, теперь часть победителей начинает теснить отступающих, другая часть соскакивает с лошадей, чтобы перевязать свои раны, привести в порядок поврежденное в бою вооружение, переменить лошадь, добить до смерти или взять в плен противника, сброшенного с лошади, и отнять, у него какую-либо ценную часть снаряжения или оружия. Начальства, которое препятствовало бы такому самовольному грабежу, перерыву в бою и вынуждало бы рыцаря оставаться постоянно в полном снаряжении и готовым в бою ко всему, не существует. Такого рода положение, неизбежно связанное с каждой победой рыцарского войска, без сомнения, в значительной мере понижает его боеспособность, и отряд, застигший противника в такой момент, должен, если он даже значительно слабее, иметь большие преимущества. Многие спешившиеся рыцари почти беззащитны против нападающих конных, а атакуемое войско распределяется на большом пространстве, так что атакующий сразу, может быть, и вовсе не встречает достойного себя противника и может постепенно уничтожать вражеские силы. Какой оборот примет сражение, в случае такого нападения - всецело зависит от особых обстоятельств; при большом численном превосходстве атакуемых не исключена и такая возможность, что они примут бой и добьются победы. Так как рыцарь - боец-одиночка и без затруднений для себя может повернуть в любую сторону, то не имеет большого значения, направлен ли внезапный удар во фланг или в тыл; решающим всегда является вопрос, сколько рыцарей в момент удара выбыло из строя и как далеко они рассеяны".

B такой момент начавшейся дезорганизации, - продолжает Ролоф, - Карл, должно быть, и атаковал войско Гогенштауфенов. Это имело для него очень большие выгоды, но, - следует еще раз подчеркнуть, - к этому привела лишь случайная причина, состоящая в том, что главная часть анжуйского войска была разбита и бежала раньше, чем рассчитывал Карл. Несомненно, дело дошло до жестокого боя; но почему сражение окончилось победой французов, мы не знаем, так как, независимо от всего прочего, вступления свежих отрядов в полном боевом порядке недостаточно для создания решительного перевеса над очень многочисленным войском, испытывавшим благодаря победе большой моральный подъем. Возможно, - как указывает дальше Ролоф, - что в войске Конрадина, состоявшем из 3 национальностей, господствовало большое взаимное недоверие, и в связи с последним в нем сразу началась паника, потому что при внезапном наступлении новых неприятельских войск возникло подозрение в измене.

С точки зрения военной истории это сражение особого интереса не представляет и мало поучительно, ибо мы как раз о двух главных моментах - с какой целью и каким образом Карл Анжуйский образовал свои резервы и держал их в засаде, а также, каким образом он достиг такого громадного успеха, - документальных данных не имеем, строить же что-либо на одних предположениях невозможно. Только негативным путем можно прийти к заключению, что линейное построение тогда не применялось, ибо если бы войско Конрадина имело вторую боевую линию, то оно не могло бы быть до такой степени расстроено.