История военного искусства

Примерно, в то же время король кастильский Альфонс Мудрый приказал составить свод законов (1260 г.), содержащий также и тактические уставные предписания94, опять-таки позаимствованные у Вегеция. Как мало общего они имеют с действительным военным делом своего времени, еще больше, чем заимствованные у древнего писателя, свидетельствует добавление по поводу формы полого четырехугольника. Его образуют, - говорит мудрый правитель, - для того чтобы король смог там укрыться и найти защиту. Это действительно напоминает то, что обычно приписывалось средневековым пешим кнехтам; но, - слышим мы дальше, - чтобы сами воины не могли бежать, им связывают ноги.

При этом понятно, - продолжает король Альфонс, - при победе нельзя преследовать противника, но эта неподвижность выражает презрение к врагу. Говорится ли это в шутку? Ни малейшим образом: все это излагается с полной серьезностью, а самое главное - два практика, ген. Келер (III, 2, 264) и подполковник Иеж95 без всякого возражения включили этих связанных по ногам воинов в свои работы. Иеж прямо присоединяется к Дельпешу в том смысле, что здесь речь идет "не об одних лишь ученых подражаниях", а об изображении действительно принятых в XIII в. способах сражения. Здесь будто бы не только латинские обозначения всюду заменены кастильскими, "но угрозы наказания, заключающие закон, обязывают начальников к выполнению как дисциплинарных, так и тактических уставов, что безусловно имело предпосылкой возможность выполнения их войсками". Поскольку не только в XIII в., но и во все времена для победы чрезвычайно важно, чтобы солдаты не дезертировали, то, быть может, и теперь следовало бы попробовать связать ноги солдатам, а для того, чтобы парни не смогли перерезать веревку, пожалуй лучше всего отобрать у них оружие: тогда противник сразу увидал бы, как сильно его презирают.

Мораль: будем снисходительны к ученым профессорам, которые пропускают сотни тысяч воинов Ксеркса через греческие ущелья, и при определении разницы между македонскими фалангитами и римскими легионерами приходят к несколько невероятным результатам.

Я не сомневаюсь, что тонкий знаток Вегеция, составивший военные уставы короля Альфонса, был невоенным человеком, а так же как и Рабан и Эгидий, - духовным лицом, и именно благодаря своему знакомству с классическими авторами поддался соблазну ввести в судебник приведенные выше размышления.

Следующий военный писатель средневековья - опять-таки не военный, а женщина - Христина де Пизан (Christine de Pisan)96. Она была (родилась в 1364 г.) дочерью итальянского врача и астролога при дворе французского короля.

Поэтому Христина имела аристократические связи, между прочим, при английском и бургундском дворах, и пользовалась большим уважением как ученая, писательница и поэтесса. В одном стихотворении незадолго до своей смерти она уже прославляла выступление Орлеанской девы. Среди ее многочисленных произведений находится также военно-исторический трактат под заглавием "Faits d'armes de chevalerie", написанный между 1404 и 1407 гг.97. Этот труд в основе своей также является обработкой древних писателей: наряду с Вегецием особенно Фронтина. Христина несколько больше разбирается в разнице времени, чем Эгидий и Альфонс, но все же она в состоянии написать (кн. 1, гл. XXIV), что древние обращали внимание на то, чтобы hommes d'armes при развертывании для боя не пугались крика, который испускали иногда gens de commune или воины, испытывающие страх, и поэтому руководили ими при помощи трубного сигнала.

Она хочет, чтобы юношество воспитывалось в военном духе, но делает разницу между дворянством и народом. Дворянство должно с детства упражняться во всех видах рыцарского искусства, простой же народ - только в метании камней и стрельбе из лука.

Свои рассуждения по поводу боевого порядка (гл. XXIII) она начинает очень разумным замечанием о том, что ее время отличается от времени Вегеция в том отношении, что теперь больше воюют на коне, чем пешком. Но вместо того, чтобы ознакомить нас со своим временем, она, к сожалению, сообщает, что в этом пункте будет очень кратка, так как все это известно привычным к оружию людям.

Жан де Бюэйль (Jean de Bueil, умер в 1477 г.), поколением моложе Христины, был известным капитаном при Карле VII и уже в старости (между 1461 и 1466 гг.) частью составил, а частью помог составлению книги в форме романа, наподобие "Киропедии" ("Воспитания Кира"), которая должна была служить руководством военному воспитанию молодых дворян. Книга называется "Le Jouvencel" и может быть причислена как к исторической, так и к теоретической литературе98, она представляет собой военные мемуары Бюэйля, но только под вымышленным именем (Амидас - король Карл VII). Действительными составителями были, по всей вероятности, трое из свиты капитана, которые, очевидно, и внесли в роман ученые украшения из древних авторов. "Le Jouvencel" должен был юного дворянина учить "слушаться, воевать и, в конце концов, приказывать"; это заставляет нас от книги ожидать многого. И действительно, я нашел в ней кое-что интересное: например, указание о том, что князь должен треть своих расходов употреблять на разведывательную службу (en espie), и настоятельное предостережение с многочисленными примерами не атаковать в пешем строю, а выжидать атаки99, систематическая обработка и сравнение с действительностью теоретических мыслей XV в. по поводу тактики и стратегии Jouvencel, Христины и некоторых более мелких сочинений могли бы послужить предметом специального исследования. Но по причинам, указанным выше, я счел возможным отказаться от этого. К тому же крупных результатов это не дало бы.

Совсем другой характер имеет военная книга под названием "Bellifortis", написанная в Богемии современником Христины де Пизан, франкским дворянином из Эйхштедта Конрадом Кьезером (Konrad Kyeser). Это книга чисто технического характера и состоит из многочисленных рисунков, снабженных объяснениями на латинском языке, большей частью в гекзаметрах. Подобные картины появились очень давно и восходят, быть может, частью к византийским образцам; в течение всего XV в. распространялись, продолжались и вновь изготовлялись такие военные книги с картинами. Стимулом для подобной литературы послужило новое искусство пиротехники, но эта литература глубоко отвечает также духу времени. Иеж100 превосходно охарактеризовал ее следующим образом: "Технические рисунки античных кодексов, особенно часто встречающиеся в византийских военных энциклопедиях, своеобразно соответствовали вкусам конца средневековья. Ведь это было время, когда при помощи рычагов и винтов надеялись постичь всевозможные тайны. Время, когда воображали, что все засовы, закрывающие доступ к сверхъестественной силе, можно отодвинуть, если только бородка употребляемого ключа достаточно замысловата. Непонятное не отвергалось, а тем старательнее оберегалось традицией, чем меньше могли постичь. Античные предания и собственные изобретения странным образом соединялись с астрономическими, мистическими и алхимическими элементами. Именно пиротехника создавала мост между этим таинственным знанием и житейской практикой, тем более что большая часть того времени была посвящена этой отчасти технике некромантов в военном деле. Пиротехника и оружейное ремесло были к концу XIV и к началу XV в. еще окружены своеобразным нимбом, в свете которого, не свободном от таинственных побочных отблесков, пиротехники казались одним из самых почетных классов мудрецов вообще, а в частности - признанными носителями военной магии".

Решающее значение в этой характеристике имеет выражение, что непонятное не отвергалось, а старательно оберегалось в традиции. То, что прибавляли от себя, было, - как Иеж опять-таки очень метко говорит в другом месте (стр. 291), - смесью опыта и воображения, часто носящей наивный характер. Поэтому для истории военного искусства из этих многочисленных книг почти ничего нельзя почерпнуть, - и не только потому, что они касаются техники, которая как таковая не составляет предмета нашего труда, но и в силу того, что прочие случайные данные не заслуживают доверия. Уже говоря об античности, мы установили, как мало можно почерпнуть из теоретических сочинений, поскольку они невероятно противоречат действительности, вместо того чтобы ее отражать. Если приходится так говорить о древнем мире, который все же более воспитан в духе рационального мышления, то, тем более, это служение касается средневековья, для которого и без того непривычна критика. Эти технические сочинения

XV в. полны авантюрных подробностей, а потому им можно доверять только при наличии основания для такого доверия. Так, например, у Кьезера встречается боевая колесница с серпами, плавающие башмаки, кони, навьюченные пылающими поленьями, которые приводят противника в ужас, пушка, которая должна стрелять каменными ядрами диаметром в 1 S фута, но которая так непрочно сконструирована, что явно не может выдержать ни одного выстрела. К этой школе принадлежит и вышеупомянутый "moler und buchsenschiesser", который хочет атаковать противника клинообразно построенным вагенбургом и рекомендует в морской войне бросать в противника бочки с размягченной известью, чтобы ослепить его, или бочки с жидким мылом, чтобы сделать палубу скользкой. Здесь вы найдете и пушку, стреляющую за угол, по праву называемую "machina mirabilis" (чудесная машина).

Тактические предписания имеются главным образом в одном анонимном сочинении, приблизительно от 1450 г.101, и в ненапечатанных сочинениях Филиппа фон Зельденека (Von Seideneck)102 около 1480 г., но дух тот же, что и в рукописях с рисунками противоречащее действительности теоретизирование, из которого трудно что-либо почерпнуть. В заслугу Зельденеку можно поставить уже то, что он, по крайней мере, не имеет ничего общего, как анонимный автор, с треугольным построением пехоты, которая своим острием должна врезываться в противника.

Наиболее значительным из этих трудов является книга итальянца Роберта Вальтурио (Roberte Valtuno), написанная около 1460 г. и 1472 г., - может быть, первая книга, напечатанная в Италии. В "Истории военной науки" Иенса имеются основательные рефераты по поводу всех этих сочинений, что избавляет от необходимости касаться их более подробно в данной связи.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ТРУДЕ ГЕНЕРАЛА КЕЛЕРА

В этом томе я больше всего вынужден был полемизировать с большим трудом ген. Келера103 и поэтому в заключение считаю необходимым дать о нем связный отчет.