История воина

Но мне удалось два раза достичь своих желаний, правда, потом одна из них утверждала, что спала, а другая – что была пьяна. Соллертиана же не давал волю чувствам. Наш жрец приказал бы сжечь его вместе с домом, если бы что-нибудь заподозрил.

Корайс фыркнула.

– Естественно, жрец не усматривал ничего дурного, когда муж бил жену или когда хозяин дома приставал ко всем жильцам – от служанок до детей. Жрецы! – Корайс сплюнула за борт. – Раз в год Соллертиана ездил в город, чтобы купить перьев и шелка, надеюсь, там ему удавалось удовлетворить свою страсть. Мне всегда было непонятно, почему он совсем не переедет в город. Однажды я спросила его об этом. Он ответил, что не сможет жить, если не будет видеть, как солнце путешествует с востока на запад, и что городские здания душат его. – Корайс пожала плечами. – Я отклонилась от темы. Соллертиана не только был, как и я, не такой, как все, он показал мне путь, которым мне предстояло идти. Я знала, что не останусь в деревне, где мне суждено было стать старой девой или всю жизнь притворяться, что мне нравятся потные мужчины.

Этот лук сделан из старого красного тиса, который рос возле святой рощи, поэтому достиг такого возраста. В то же время его можно было срезать, потому что он рос все-таки не в самой роще. Когда я сказала Соллертиане, что мне нужен лук, он пристально посмотрел на меня. Я думала, он скажет: «Иди играй, малышка, мне надо работать», – как говорили все взрослые. Он же просто кивнул и занялся своим делом. Через неделю он отвел меня к той роще и показал на тис. Он срезал его ручной пилой, пилил целый час. Потом он аккуратно распилил ствол надвое и выбрал половину без сучков и трещин. Он отнес заготовку на гору, где бежал лесной ручей, и привязал ее так, чтобы она оказалась в воде.

Она находилась там три месяца, пока из нее не вытянуло весь сок. Потом он держал ее больше года подвешенной у потолка в сырой темной кладовке. Может быть, он думал, что я забыла о луке, но я все время помнила. Каждый день приходила в кладовую, мне казалось, что я вижу, как изменяется структура дерева. Постепенно Соллертиана переносил заготовку в более сухие места. Последний год перед обработкой она висела под крышей на открытом ветре.

Все время, пока она сохла, Соллертиана понемногу обтачивал ее, снимал кору. Он обрабатывал ее напильником, стеклом и порошком. Лук принимал форму, и мастер доверял мне все больше работы. Потом началась самая ответственная часть. Он расколол заготовку на две части, и я чуть не умерла, решив, что он погубил всю работу. Но он снова принялся обрабатывать две половинки, подгонял их друг к другу, потом склеил… и это был лук!

Он навощил и покрыл лаком дерево, прикрепил к концам крюки из рога оленя, которого я выследила и убила той зимой. Застрелила прямо в сердце из другого лука. Так он появился у меня. – Корайс погладила излучину. – Это была первая вещь, которая действительно принадлежала мне, если не считать пары кукол, которыми играла когда-то мать, а потом подарила мне.

Скоро после этого Соллертиана умер, а я уехала в Ориссу. Там мы с тобой встретились.

Корайс снова погладила лук.

– Иногда я мечтаю о будущем, – тихо сказала она. Мне пришлось изогнуть шею, чтобы ее услышать. – Может, это глупо для солдата, но я представляю себе мастерскую, как у Соллертианы. Буду делать луки и стрелы к ним. Вряд ли я стану таким же мастером, как он, но я буду стараться.

– А где ты будешь жить? – тихо спросила я, чтобы не спугнуть ее грез. – В городе?

– Нет. Я долго жила в городах между Ориссой и Ликантом. Все считают, что я создана для вечеринок и шумной жизни, но на самом деле я осталась босоногой деревенской девчонкой, с пятками, измазанными в навозе. Я перееду в деревню. Не в ту проклятую дыру, где я родилась, конечно. Желаю своим землякам пару раз быть ограбленными варварами. Но где-то же люди должны быть терпимы к другим и не задирать нос перед каждым встречным.

Она вздохнула.

– Может быть, та деревня, о которой ты рассказывала, где родилась твоя мать и была девушка с пантерой, подойдет мне. Я буду напоминать им то, чего они не должны забыть.

Когда-то давно я рассказывала ей, как появилось мое имя, а в тот момент я подумала, что иногда то, что кажется одному человеку незначительным, для другого имеет огромную важность.

– Иногда ты будешь навещать меня, – сказала Корайс, усмехаясь, – когда наши кости будут слишком стары для игры в войну. Величавая дама из рода Антеро приедет в глухое захолустье. Мы выпьем все запасы в местной таверне и начнем гоняться за каждой местной девственницей.

Слезы набежали мне на глаза, сама не знаю почему, море затуманилось.

– Мне нравится такой план, – сказала я после паузы. – Очень нравится.

– В общем, так появился мой лук, – голос Корайс внезапно сел, – и вот как я раньше мечтала.

Я посмотрела на нее.

– Мечтала?

Корайс ничего не сказала, только медленно покачала головой и медленно коснулась рукой куска ткани от плаща Сарзаны, повязанного на руку. На ее губах заиграла недобрая улыбка.

Я уже открыла рот, чтобы расспросить ее подробнее, но тут на баке поднялась какая-то суета, и я услышала крики:

– Поймал! Я тащу ее!

Кричал Гэмелен. Восторженная улыбка грозила разорвать ему рот до ушей. Когда я бежала к нему, клянусь, я увидела веселый огонек в его слепых глазах. Одна из его охранниц держала в руках огромную бьющуюся рыбу, треску, как мне показалось. Потом она с силой швырнула рыбу на палубу и убила ее.

– Я чувствовал, что она там, Рали, – возбужденно заговорил Гэмелен, и я удивилась, как он узнал, что я стою перед ним, – и я позвал ее. Она приплыла из глубин, чтобы покормиться, а я все говорил ей, что приманка, дергающаяся перед ее носом, – самая вкусная вещь на свете, и она схватила ее, и я потащил… – Его улыбка исчезла. – Рали… что, это возвращается?

– Да, – твердо ответила я, добавив в голос уверенности и пытаясь поверить в свои слова сама. – Конечно, это так и есть.

Той ночью я пришла в каюту Гэмелена и сказала ему, что опасно так близко подплывать к врагу, ничего про него не зная, вслепую. Как и он, я не очень-то доверяла конийским волшебникам. Нам нужна была информация. Он пощипал бороду, начал что-то бормотать насчет слишком большого риска, потом очнулся и извинился.

Сказал он мне вот что:

– Есть тут одно заклинание, но не знаю, сработает ли оно. Отделить свой дух от тела и выслать его на разведку – это очень опасные чары. Не каждому воскресителю разрешают пробовать это делать. Но сейчас не те времена, чтобы решать, что разрешено, а что нет. Нам нужно существо, чью форму ты примешь. Ты, конечно, понимаешь, что на самом деле ты не превратишься в это существо, если только не верна одна из теорий Яноша Серого Плаща, что все мы – различные проявления одной и той же силы. С этой теорией я всегда боролся, но все-таки в ней есть что-то.

– А почему просто нельзя послать свой дух, отделив его от тела? Так делает архонт. Я бы предпочла быть невидимой, чем находиться в теле какой-то твари.

– Дело в том, душа моя, что, если не придать тебе форму – допустим, что заклинание подействует, – в бесплотном состоянии ты будешь очень уязвима. Нет уж, лучше держаться за реальность. Если ты останешься реальной, это поможет тебе не терять связи с нашим миром и придаст дополнительные силы. Впрочем, я не уверен, это только мои предположения. Но мне кажется, что лучше пусть тебя в обличье дельфина выследит остроглазый матрос и тебе придется уворачиваться от гарпуна, чем почует Сарзана или архонт. Если они настороже, они увидят твой бесплотный дух так же ясно, как полную луну. Мастер магии – а они оба великие волшебники – может в несколько секунд перерезать нить, связывающую твой дух с твоим телом. Тогда ты будешь обречена на вечные скитания и никогда не найдешь покоя.

Я вздрогнула, вспомнив, как мой бедный брат Халаб пытался пройти испытание, чтобы стать воскресителем, попал в ловушку, расставленную Равелином из Далеких Королевств, и погиб. Тела для похорон так и не нашли, а дух Халаба обрел покой только после того, как Амальрик убил Равелина в развалинах заколдованного замка.

Отбросив воспоминания, я спросила:

– А каким существом я стану, Гэмелен? Альбатросом?

– Никогда.

Я скрыла улыбку и сделала вид, что обиделась.