История всемирной литературы Т.4

Можно заметить, что традиционный образ в длинных сиджо несет несколько иную, чем ранее в поэзии, смысловую нагрузку. «Ласточка, сидящая на кровле» — символ красавицы вообще — здесь олицетворяет лишь определенный тип красоты. Меняется уровень условности: от условности общего намечается переход к условности более частного. Итак, интерес поэзии к конкретному очевиден, но он еще не абсолютен и не всегда последователен.

С появлением длинных сиджо меняется не только поэтическая концепция мира (характер взаимосвязи: человек — мироздание), но и субъект поэзии. Если, например, в пейзажной лирике XV—XVI вв. человек — это некая сущность, изъятая из сферы человеческих отношений и призванная слиться с природой, а потому единица социально неопределенная, то в длинных сиджо человек выступает как представитель конкретной социально-бытовой среды.

Центром чан-сиджо становится человек в его повседневном общении с другими людьми. В связи с этим большую роль начинает играть диалог, в поэзию приходит бытовая разговорная речь:

— Хозяин, купите крабов!

— Эй, купец, о чем ты там кричишь?

— Сверху — кости, внутри — мясо; два глаза смотрят в небо.

Две большие лапы могут схватить и отпустить,

А малых пара несет его и вперед и назад.

Под красной соевой подливкой, под зеленой — купите крабов!

— Эй, перестань вопить, я их куплю!

Важное место в длинных сиджо занимает тема социального неравенства, которая нередко раскрывается средствами сатиры. Осмеянию подвергается и борьба придворных группировок, и буддийское духовенство; причем часто явления оцениваются с позиций трудового человека. Сильные мира здесь — насекомые-паразиты, жабы на навозной куче. Если в стихотворениях XVI в., посвященных борьбе группировок, дерущиеся вороны противопоставлялись благородному белому журавлю (как называл себя или своих единомышленников пострадавший в этой борьбе автор), то в длинных сиджо все вороны. В их драке не разберешь, кто хорош, а кто плох («Вороны носятся за воронами следом»). Происходит очевидное «снижение» поэзии, идет процесс ее демократизации. На примере длинных сиджо прослеживается рождение в корейской литературе новой стилистической системы, рядом с которой удерживается и старая — в поэзии.

В области прозы на ханмуне в XVII в. отмечается развитие псевдобиографии — произведений, построенных по принципу исторической биографии (чжон), но предметом описания которой служила, как правило, судьба вещи, растения или животного. Если в таких сочинениях появлялись люди, то они стояли вне общества, например нищие или пьяницы: «Биография дядюшки из кабака» Квон Пхиля (1569—1612) или «Биография Чана» — нищего пьянчужки, написанная Хо Гюном. В творчестве авторов этих произведений прослеживаются традиции корейской псевдобиографии XII—XIV вв., представленной в сочинениях Ли Гюбо, Лим Чхуна и др. Так же как и в ранних произведениях этого типа, здесь ощущается внимание к личности, свободной от официальных государственных связей, — настроения, питавшиеся даосским мировоззрением.

Возможно, даосское учение послужило творческим импульсом и для литературы пхэсоль, расцвет которой приходится на XVII в. В сочинениях этого типа выдержан принцип естественности в отборе материала, т. е. автор как бы записывает все, что «видят его глаза и слышат уши». Тем самым снимаются любые оценочные моменты, всякая избирательность — отвергается идея отбора вообще. Оппозиции важное — неважное, серьезное — пустое, существенные в иерархическом обществе, не имеют значения для этой литературы, поэтому если в ней речь шла о событиях из жизни людей, то описывалась частная жизнь человека, мелочи быта в отличие, например, от высокого жанра биографии, где темой сочинения могли быть только значительные деяния.

Надо сказать, что в средневековой Корее всегда оставалось отношение к пхэсоль как к литературе второго сорта — сочинениям несерьезным, развлекательным — «пустым, бесполезным писаниям», которыми занимались на досуге, для собственного удовольствия или вообще уйдя от дел, отказавшись от службы в смутное время. Такого рода характеристика обычно бывает включена и в название сочинения, например «Неотесанные рассказы Оу» Лю Монъина, «Неотесанные речи из страны, что к востоку от моря» Хо Гюна, «Записки от скуки, составленные Хадамом» Ким Сияна. В форму «пустых писаний» облекали свои сочинения и некоторые идеологи течения «Сирхак», например «Разные истории Чибона, собранные по родам» Ли Сугвана (1563—1629) или «Пустые речения Сонхо» Ли Ика (1682—1764). Очевидно, сирхакисты это делали для того, чтобы нарочито подчеркнуть свое неприятие официальной ортодоксальной учености.

Свидетельством поисков литературой XVII в. новых форм, дававших возможность представить человека в широких связях с миром, было распространение дневников на ханмуне. Прежде всего это были дневники исторического и географического характера (например, «Дневник военных событий» Ли Сунсина, «Дневник путешествия в Японию» Хван Чина). Дневниковая литература изображала человека не в какой-то один момент его жизни, а рисовала его в движении — в цепи временных и пространственных связей. Кроме того, в дневнике автор выражал и свое эмоциональное отношение к тем или иным событиям. Развитие этого жанра показывает интерес литературы к частной жизни человека и его внутреннему миру.

В корейской прозе XVII в. появляются произведения нового типа, которые неофициальные события, забавный случай из частной жизни человека вводят в историю и изображают выдуманные происшествия в связи с делами, имеющими государственное значение. Такого рода сочинения относились к низкой литературе и назывались «малыми речениями» — сосоль. В русском корееведении их принято называть повестями и романами.

Первые такие произведения появились в начале XVII в. Они были посвящены борьбе с врагами и социальной проблеме. Это повесть Хо Гюна «Хон Гильдон» и «Записи событий года имчжин». Автором самой ранней версии «Записей», рассказывающих о войне с японской армией Хидэёси, называют Ан Панчжуна (1573—1645). Обе эти вещи, как и вся проза XVII в., были созданы на ханмуне и касались тем, волновавших Корею: защита страны и соответствие человека своему месту в обществе. Эти темы были тесно связаны между собой и, очевидно, выражали в художественной форме мысли критически настроенной части общества. К сожалению, подлинники этих произведений на ханмуне не сохранились до наших дней, дошли только их варианты на корейском языке, которые относятся к XIX в.

Повесть Хо Гюна посвящена судьбе Хон Гильдона, сына наложницы и министра. Хон Гильдон, несмотря на необыкновенные таланты, не считался полноправным членом общества, поскольку его мать была наложницей. Герой становится разбойником и объявляет войну несправедливости. В конце концов после ряда приключений он со своими разбойниками покидает Корею и на острове создает идеальное государство. В повести обсуждаются проблемы гармоничного устроения общества. В мире, где живет герой, царит несправедливость, и он, разочаровавшись в существующем социальном порядке, отвергает неустроенное общество и ведет вольную жизнь как «естественный человек»: уходит из семьи отца, нарушая долг сына, становится разбойником, устраивает смуту в государстве — выступает как нелояльный подданный.

«Вольный герой» Хо Гюна скорее всего появился под влиянием даосского мировоззрения: в дальневосточном мире человеку, разочарованному в государственной деятельности, видевшему несовершенство социальных институтов, даосское учение предлагало возможность отойти от общественной жизни и связанных с нею норм поведения.

Деятельность Хон Гильдона несовместима с устоями общества, поэтому в конце повести герой-бунтарь покидает Корею и уходит на далекий остров, где становится правителем гармонически устроенного царства. Очевидно, в повести Хо Гюна идеи социальной утопии — справедливых отношений между людьми — переплелись с даосским отрицанием социальной жизни как зла и поисками совершенного мира, который должен находиться где-то вдали от несправедливого общества.

Хо Гюна можно назвать предвестником целой эпохи, которая прошла под знаком движения «Сирхак». Действительно, в повести «Хон Гильдон», пожалуй, впервые мы находим провозглашение индивидуализма и прагматизма — идеи «естественного человека», занятого полезным трудом, как основы общественного благоденствия. Эти идеи получили затем развитие в трудах идеологов течения «Сирхак».

«Записи событий года имчжин» были одним из наиболее популярных произведений корейской средневековой прозы. Это объясняется его темой: год имчжин — 1592 г. — год вторжения в Корею японской армии Хидэёси, и сочинение, названное этой датой, посвящено борьбе корейцев с завоевателями.