История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

— Магик согласен. Это я. Но если вы не начнете с того, что выплатите мне пятьсот цехинов, мы ничего не будем делать.

— У меня нет денег.

— Тогда продайте мне нож.

— Нет.

— Вы неправы, потому что теперь, как я вижу, я могу его у вас забрать. Однако я слишком порядочный человек, чтобы захотеть проделать с вами эту штуку.

— Вы можете забрать у меня мой нож? Я хотел бы в этом убедиться, потому что я ничего не понимаю.

— Прекрасно. Завтра у вас его не будет; но не надейтесь, что я вам его верну. Элементарный дух, которым я повелеваю, принесет мне его в мою комнату в полночь, и тот же дух скажет мне, где клад.

— Добейтесь, чтобы он вам это сказал, и этим вы меня убедите.

Я попросил перо и чернила, допросил в его присутствии мой оракул и заставил его ответить, что это находится рядом с Рубиконом, но вне города. Они не знали, что такое Рубикон; я сказал им, что это ручей, бывший когда-то рекой; они поискали в словаре и нашли, что это находится в Чезене. Я увидел, что они поражены. Я оставил их, чтобы дать им время немного подумать. Мне пришло в голову не только выманить пятьсот цехинов у этих бедных дураков, но и отправиться с молодым человеком за его счет в Чезену, к другому дураку, выкапывать клад, который, как тот думает, зарыт у него в погребе. Мне не терпелось сыграть роль магика.

С этой целью, выйдя из дома этого доброго человека, я направился в публичную библиотеку, где с помощью словаря написал этот образчик буффонной эрудиции: «Сокровище находится под землей на глубине семнадцати с половиной туазов на протяжении шести веков. Его стоимость достигает двух миллионов цехинов, он заперт в сундуке, том самом, который Готфрид Бульонский забрал у Матильды графини Тосканской в году 1081, когда хотел помочь императору Генриху IV выиграть битву с этой принцессой. Он закопал этот сундук там, где он теперь находится, перед тем, как идти осадить Рим. Григорий VII, который был великим магиком, зная, где находится этот сундук, решил сам его выкопать, но смерть оборвала его замысел. После смерти графини Матильды, в 1116 году, Гений, который распоряжается зарытыми сокровищами, выделил для этого семь стражей. В ночь полнолуния ученый философ сможет заставить его подняться на поверхность земли, окружив себя магическим кругом».

На другой день я, как и ожидал, увидел в своей комнате отца и сына. Я передал им историю сокровища, составленную мной, и в ответ на выраженное ими величайшее изумление сказал, что решил добыть сокровище и предлагаю им четвертую его часть, если они захотят купить ножны. В противном случае я повторил угрозу забрать нож. Комиссар сказал, что он определится, когда увидит ножны, и я обещал ему показать их завтра. Они ушли весьма довольные. Я провел день, сооружая чехол, в котором трудно было не увидеть нечто потешное. Я прокипятил большую подошву от ботфорта и проделал в ней отверстие, в которое должен был легко войти нож. Затем, потерев подошву песком, я придал ей необходимый вид античности. Комиссар был поражен, когда назавтра я пришел к нему и сказал достать нож. Мы пообедали вместе, и после обеда решили, что его сын проводит меня, чтобы представить хозяину дома, в котором находится сокровище; что я согласен принять вексель на тысячу римских экю, выписанный в Болонье на имя его сына, но что он перейдет ко мне только после того, как я извлеку сокровище, и что нож в ножнах поступит в мое распоряжение только тогда, когда он понадобится, чтобы завершить всю операцию. До того момента он будет все время находиться у сына, в его кармане.

Мы скрепили эти условия взаимными подписями и назначили отъезд на послезавтра.

В момент расставания отец благословил сына, сказав мне при этом, что он палатинский граф, и показав папский диплом о присвоении титула. Я обнял его и назвал графом, получив взамен вексель.

Накануне, сказав последнее «прости» Марине, ставшей добрым другом графу Арконати, и Баллетти, которого я рассчитывал увидеть в Венеции в будущем году, я отправился ужинать с моим дорогим О'Нейланом.

Утром я сел в экипаж и отправился в Феррару, затем в Болонью и в Чезену, где мы остановились на почте. На другой день очень рано мы отправились пешком к Георгу Франсиа, богатому крестьянину, хозяину сокровища, жившему в четверти мили от города, который не ожидал столь счастливого визита. Он обнял Капитани, которого знал, и, представив меня своей семье, отошел с ним поговорить о деле.

Первое, что я заметил и мгновенно определил как мое сокровище, была старшая дочь этого человека. Кроме того, я увидел некрасивую девочку-подростка, простоватого юношу, женщину-хозяйку и трех-четырех служанок.

Старшая дочь, которая мне сразу понравилась, и которую звали Женевьева, как почти всех крестьянок Чезены, услышав от меня, что ей, должно быть, лет восемнадцать, сказала очень серьезным тоном, что ей только четырнадцать. Дом стоял на открытом месте, имел четыреста шагов по периметру. Я с удовольствием отметил, что буду жить в хороших условиях. Единственное, что мне не понравилось, это неприятный запах, отравляющий воздух. Я спросил у жены Франсиа, откуда эта вонь, и она мне ответила, что это запах вымачиваемой конопли.

— За сколько денег вы ее продадите?

— За сорок экю.

— Вот вам сорок экю. Конопля моя, и я скажу вашему мужу, чтобы он отвез ее подальше отсюда.

Мой товарищ позвал меня, и я подошел. Франсиа обратился ко мне с большим почтением, которое подобает великому магику, хотя я и не выглядел соответствующим образом. Мы договорились, что у него останется четвертая часть сокровища, другая четверть отойдет Капитани, а две остальные — мне. Я сказал, что мне нужна отдельная комната с двумя кроватями и прихожая с ванной. Капитани должен поселиться на стороне, противоположной моей. В моей комнате должны быть три стола, два маленьких и один большой. Помимо этого я попросил предоставить мне портниху, девственницу в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет. Эта девушка должна уметь хранить секрет, как и все люди в доме, потому что, если Инквизиция узнает о наших делах, все будет потеряно. Я сказал, что переселюсь к нему завтра, что я ем два раза в день и что я не пью иного вина, кроме Сен-Джевезе. Для завтрака я принесу свой шоколад. Я сказал, что оплачу ему все его издержки, если наше предприятие не получится. Последним распоряжением я велел ему вывезти подальше коноплю и освежить воздух с помощью пушечного пороха. Я сказал ему найти надежного человека, чтобы завтра утром тот забрал наш багаж в Почтовой гостинице. Мне будут также нужны сто свечей и три факела.

Мы не сделали еще и ста шагов, как нас догнал Франсиа, чтобы отдать мне сорок экю, которые я дал его жене за коноплю. Я взял их лишь после того, как он заверил меня, что сегодня же продаст ее за ту же цену. Своим поступком этот человек заслужил у меня самое высокое уважение, которое еще больше возросло, когда, вопреки возражению Капитани, я отказался взять сотню цехинов, которые он хотел мне дать в оплату моего путешествия. Он был в восторге, когда я сказал ему, что как только мы получим сокровище, эти пустяки потеряют всякое значение. На следующий день мы очень удобно устроились, получив весь свой багаж.

Обед был слишком обильный. Я сказал хозяину, чтобы тот был поэкономнее, и что на ужин мне следует подавать хорошую рыбу. После ужина он пришел сказать, что относительно девственницы он посоветовался со своей женой, и что я могу быть уверен в его дочери Жавотте. Сказав, чтобы он пришел вместе с ней, я спросил, какие у него основания полагать, что сокровище находится у него в доме.

— Во-первых, — ответил он, — устное предание от отца к сыну на протяжении восьми поколений. Во-вторых, сильные удары, которые раздаются ночью из-под земли. И, в третьих, дверь моего погреба, которая то открывается, то закрывается сама каждые три-четыре минуты — работа демонов, которых мы видим каждую ночь, прогуливающихся по полю в виде пирамидальных языков пламени.

— Совершенно очевидно, как дважды два — четыре, что у вас находится сокровище. Боже вас сохрани повесить замок на эту дверь, которая открывается и закрывается, вы вызовете землетрясение, от которого в этом помещении образуется пропасть, потому что духи хотят иметь свободный вход и выход, чтобы иметь возможность отдохнуть от своего дела.

— Бог послал нам ученого, которого пригласил мой отец сорок лет назад, и тот сказал нам то же самое. Этому великому человеку не хватило всего трех дней, чтобы извлечь сокровище, потому что отец узнал, что люди Инквизиции направляются его забрать. Отец предупредил его и тот убежал. Скажите мне ради бога, почему магия не может справиться с Инквизицией.

— Потому что на монахов служит намного больше дьяволов, чем на нас. Я уверен, что ваш отец потратил много денег на этого ученого.

— Примерно две тысячи экю.

— Больше, больше.

Мне надо было продолжить, и чтобы сделать нечто магическое, я намочил салфетку в воде и, произнося жуткие слова, которых нет ни в одном языке, смочил им глаза, виски и грудь, которую Жавотта, возможно, не захотела бы открыть, если бы я не начал с обросшей шерстью груди ее отца. Я заставил их подтвердить на бумаге, которую достал из кармана, что они не имеют нечистых болезней, и Жавотту — что она девственна. Поскольку она очень покраснела, давая мне эту клятву, я имел жестокость объяснить ей, что означает слово девственность, и получил большое удовольствие, заставляя ее повторить эту клятву, когда она заявила, еще больше покраснев, что она это знает, и нет необходимости повторять ей вновь. Я приказал ей подарить мне поцелуй, и, почувствовав исходящий из рта моей дорогой Жавотты невыносимый запах чеснока, строго запретил всем троим его употребление. Георг заверил меня, что чеснока больше не будет в их доме.