История золотого Будды

Внизу их поджидал Риссиг. Он извинился, видимо успокоившись и наметив другую линию поведения.

— Я вас понимаю, барышня. Чего только люди не делают ради любви! Я даже немножко завидую вам. Когда-то в интересах дела мне пришлось отказаться от любви. Рад буду помочь, если что-нибудь понадобится… — И протянул ей банкноту. Это покоробило Красла. Но Альбина спокойно взяла деньги, даже хотела приложиться к руке барона.

— Благодарю вас, ваша светлость!..

«Ведет себя как прислуга», — подумал Красл и сердито закусил губу.

— Перед вами я тоже хочу извиниться, учитель, — продолжал барон. — И не буду навязывать зам экипаж, если не хотите. Добирайтесь сами как знаете!

— Ничего, мне не к спеху.

— А что вам тут делать, если убийца уже пойман?

Красл не сразу понял его и онемел от удивления. Риссиг с нарочитой медлительностью обрезал свежую сигару. — Да, его поймали. Сегодня, еще до обеда, в одной либерецкой вилле, где он, оказывается, скрывался.

— Ганка?

— Разумеется, кто же еще. Вы были совершенно правы. Вас следует пригласить на службу в полицию…

— И Ганка во всем признался?

— Он не успел. — Барон закурил. — Застрелен при попытке к бегству. Может, для него это и к лучшему. Какой суд его бы помиловал за двойное убийство?

— Вы правы, — со слезами на глазах Красл почти кричал на барона. — За два убийства уж виселица обеспечена! — Он имел в виду только Ганку и Павлату. А остальные?..

VIII. Обвинение

1

В полицейском участке решили, что учитель сошел с ума.

— Успокойтесь, не кричите так, сядьте же, пан учитель! — полицейский комиссар вытер вспотевшую лысину. — Обвинить пана барона в двух убийствах и попытке отравления?! Вы понимаете, что говорите? Может быть, лучше вызвать доктора?

— Повторяю вам, что обвиняю барона Риссига, сватовского фабриканта, в том, что он сам убил или велел застрелить лавочника Павлату, принуждал рабочего Ганку отравить Альбину Павлатову, а когда Ганка выдал его, устранил вышеупомянутого!.. Пишите же, почему вы ничего не записываете, господа?

Рядом с комиссаром в комнате находился один из полицейских, что позавчера допрашивал Альбину. Тот, что поглупее.

— Ведь вы сами разоблачили Ганку, — сказал полицейский.

— Но Ганка лишь выполнял…

— Да подождите же! — обозлившись, комиссар стукнул кулаком по столу и встал. — Здесь учреждение, а не трактир все-таки! Придержите язык! Мы расследуем важные дела, преступления и не любим, когда без толку суются в наши дела! У вас есть доказательства? Предъявите их!

— Ганка сегодня утром во всем признался…

— Где он? Можно его допросить?

— Он застрелен при попытке к бегству.

— Ну вот, зачем же он сопротивлялся, если был, как вы говорите, невинной жертвой? А как его разыскали?

— Совершенно случайно!

— Странная случайность — беседовать с преступником как раз перед арестом. Не хотите ли вы впутать пана барона, чтобы спасти свою шкуру? И не говорите мне больше про какого-то Будду, которого вы не видели и даже не знаете, что это такое!

— Барон хотел купить лавку у Альбины, — тихо сказал учитель. Он уже сам видел, что поторопился с полицией. Защита всех граждан государства? Голан был прав — не это заботит полицию. Без неопровержимых улик она всегда будет на стороне Риссига.

— То, что некто хочет купить лавку, ничего не доказывает. Сама девчонка вести дело не может. Со мной тут уже многие советовались — сколько предложить за лавку — сто или восемьдесят золотых. Так что последний раз предлагаю вам спокойно все обдумать. Если мы запишем здесь все, что вы наговорили, придется немедленно вас арестовать и передать на следствие в Брод! Если вы все это выдумали, отсидите пару месяцев за клевету и ложные обвинения. Ну как? Начнем писать?

Красл медленно поднялся, чувствуя, что голова буквально разламывается от невыносимой боли.

— Нет, вы правы. Я поспешил…

— Это потому, что вы зазнались, пан учитель! — вздохнул комиссар с облегчением и перешел на отеческий тон: — Вам показалось мало раскрыть одно убийство, захотелось еще раз отличиться. Вот вы и клюнули на клевету, которую здесь сочиняют бунтовщики. Выходит, что вы за них? А ведь образованный человек!.. — Он выпроводил Красла из участка. — Я бы посоветовал вам ехать домой. Мы вам напишем благодарность от полицейского управления, ведь вы нам действительно помогли! Но больше не затрудняйтесь. У вас неподходящий для нашей работы характер. Слишком вы горячо ко всему относитесь, не умеете сдерживаться. Поезжайте домой, отдохните!

— Спасибо за совет, — сказал Красл. Ему было стыдно. Вел себя как последний дурак! И вполне мог навредить своим новым друзьям!

— Если вы не уедете, мы учредим за вами надзор, — пообещал комиссар, — чтобы вы больше не делали глупостей. А там, глядишь, вышлем вас в Прагу по этапу!

— Это что, угроза?

— Совет образумиться. Совет старшего и более опытного друга. Поезжайте-ка вы домой, любезный пан! И нигде не повторяйте ерунды, которую вы тут наболтали…

2

Хотя Красл дважды кашлянул на пороге, трижды стучался и открывал калитку дома Павлаты как можно медленнее, все же он застал влюбленных врасплох. Был уже поздний вечер, горела только свеча, они сидели в уголке, прижавшись друг к другу, забыв обо всем: что им убийства, интриги, подозрения! Голан первый пришел в себя.

— Альбина ничего не знает про Будду!

— Папа никогда не говорил о нем, — подтвердила девушка. — К Риссигу он ходил, это правда. Вот почему я так переживала: чувствовала, что они там сговариваются. Папа так готовился к этим посещениям, купил даже в Танвальде целый комплект крахмальных воротничков!..

— Но после июня прошлого года отец перестал ходить в замок?

— Помню только, что уже летом мне не приходилось без конца крахмалить ему воротнички. Однако настроение у него было хорошее, я никогда не видела его таким веселым, как перед стачкой, честное слово.

— Ну да, он был уверен, что прищемил Риссига! Не ожидал, что барон рискнет на такое…

Красл присел к столу, обхватив голову руками. Собственно, чего ради он так старается разгадать эту проклятую тайну? Видно, доктор Х. выбрал именно его за дурацкий характер: за пристрастие во всем добираться до сути. Небось разузнал и то, как любит учитель разбирать всякие свары между жителями своей деревни.