История

66. Подобными речами они довели дело до того, что легаты и даже руководители восстания не могли дольше сдерживать гнев и раздражение, владевшие войсками. Тогда жители Виенны, понимавшие, какая опасность им грозит, вышли навстречу двинувшейся на них армии. Они шли в белых головных повязках, неся впереди перевитые лентами оливковые ветви [177] , и, едва дойдя до первых рядов, бросились обнимать колени легионеров, целовали их ноги, руками отводили оружие. Римляне почувствовали к ним жалость. Валент тут же объявил, что выдает каждому легионеру по триста сестерциев, солдаты немедленно вспомнили, какой Виенна древний город, сколь почетное место она занимает среди других римских колоний, и благосклонно выслушали речь Фабия, советовавшего оставить город целым и невредимым. Хотя на жителей все же наложили наказание – их лишили права носить оружие, – они тем не менее собрали у частных лиц и в городских житницах большое количество продовольствия и снабдили им войска. Правда, ходили упорные слухи, что Валент был подкуплен и получил большие деньги: прожив так долго в позорной бедности и внезапно разбогатев, он не сумел скрыть, что состояние его изменилось: после многих лет нищеты неумеренно предался наслаждениям и стал под старость сорить деньгами.

177.

Изначально у римлян не было обыкновения изображать богов в виде статуй (Варрон в «Вертограде Божьем» бл. Августина, IV, 31) и их чтили с помощью примитивных, связанных с природой обрядов, в частности украшая шерстяными лентами древесные стволы (Тибулл, I, 10). Перевязанная шерстью ветвь (особенно оливковая, лавровая или миртовая) сохранила свое значение священного символа и в позднейшую эпоху; островерхую шапочку, в которую была воткнута оливковая ветвь, перевязанная шерстинкой, носили, в частности, жрецы-фламины. Перевязанные шерстяными лентами ветви как знак смирения и просьбы о милосердии упоминаются Тацитом неоднократно (ср., например; III, 31).

Дальнейший путь армии пролегал через земли аллоброгов и воконтиев [178] . Двигалась она медленно, потому что Валент решал, по каким дорогам идти, и определял места стоянок в зависимости от того, сумеют ли владельцы участков и вожди племен от него откупиться, и вступал с ними в самые грязные сделки. В своей непомерной жестокости он до тех пор стоял, например, около Лука [179] , города в земле воконтиев, угрожая его сжечь, пока жители не задобрили его деньгами. Там, где у населения денег не было, милость его приходилось покупать ценой бесчестья девушек и женщин.

178.

Кельтские племена. Аллоброги жили между Изерой, Роной, Женевским озером и Альпами, воконтии – в Провансе, в районе теперешнего г. Вэзона.

179.

Ныне г. Люк в провинции Дофинэ.

Так армия Валента добралась до Альп.

67. Еще большими бесчинствами и кровопролитием был отмечен путь Цецины. Гнев этого взбалмошного человека вызвали гельветы [180] , галльское племя, уже в древности прославившееся воинской доблестью [181] и с тех пор с гордостью хранившее честь своего славного имени. Они ничего не слышали об убийстве Гальбы и отказались признать власть Вителлия. Война вспыхнула из-за нетерпения и алчности солдат двадцать первого легиона: они силой захватили деньги, высланные гельветами на сторожевую заставу, где службу несли люди их племени, от них же получавшие и жалованье. Гельветы сочли себя оскорбленными, перехватили письма, которые германская армия направила паннонским легионам, задержали и взяли под стражу центуриона и нескольких солдат. Цецина, жаждавший войны, ухватился за этот повод, чтобы не дать гельветам времени раскаяться, и тут же двинулся отомстить им: лагеря были спешно перенесены ближе к гельветам, их посевы уничтожены, разграблено поселение, привлекавшее своим красивым местоположением и целебными источниками многих приезжих и разросшееся благодаря этому до размеров небольшого города; к расположенным в Реции вспомогательным войскам отправили гонцов с приказом зайти в тыл гельветам, которые были обращены фронтом к двадцать первому легиону.

180.

Территория гельветов была ограничена Юрой, Роной, Женевским озером и верхним Рейном.

181.

Во времена Юлия Цезаря.

68. Гельветы были весьма воинственны, пока им ничто не угрожало, но, увидев нависшую над ними опасность, растерялись. В первые дни, полные еще боевого задора, они выбрали себе полководца – Клавдия Севера, но ни распределить обязанности между войсками разного назначения, ни сражаться в правильном строю, ни подчиняться единому командованию они не умели. Решиться на битву с армией, состоявшей из ветеранов, означало верную гибель; запереться в крепости было тоже небезопасно: стены ее разваливались от старости; с одной стороны – Цецина со свежими войсками, с другой – ретийские легионы [182] со своей пехотой и конницей, поддержанные закаленной и привычной к войне молодежью этой провинции; куда ни погляди – со всех сторон поражение и гибель. Разбежавшись и побросав оружие, измученные гельветы долго метались между легионерами и ретийцами, а затем бежали на Воцетийскую гору [183] , но были немедленно выбиты оттуда специально посланной фракийской когортой. Они бросились в леса, но германцы и ретийцы преследовали их там и убивали, в каких бы тайниках те ни скрывались. Много тысяч людей было убито, много тысяч продано в рабство. Когда, уничтожив здесь все и всех, армия в боевом строю подошла к столице гельветов Авентину [184] , город выслал парламентеров. Они сообщили, что город сдается на милость победителя, и капитуляция была принята. Цецина наказал Юлия Альпина как зачинщика войны, а остальных предоставил милосердию – или жестокости – Вителлия.

182.

Т.е. римские легионы, стоявшие в провинции Реция.

183.

В восточной Юре.

184.

Ныне Аванш в Швейцарии.

69. Нелегко сказать, кто встретил послов гельветов более враждебно – полководец или легионеры. Солдаты грозили им кулаками, замахивались дротами, требовали уничтожить город, да и Вителлий осыпал их оскорблениями и угрозами. Смягчить солдат удалось лишь Клавдию Коссу, одному из послов. Выдающийся оратор, он сумел замаскировать свое искусное красноречие притворным страхом, отчего его слова произвели еще большее впечатление. Толпа, всегда подверженная внезапным переменам настроения, стала настаивать на помиловании жителей столь же рьяно, как только что требовала их истребления, послышались рыдания, каждый предлагал обойтись с побежденными возможно мягче, и в результате город был не только спасен, но и не понес никакого наказания.

70. Цецина все еще находился в земле гельветов, ожидая более точных указаний от Вителлия и готовясь к переходу через Альпы, когда, несколько дней спустя, получил из Италии радостную весть: на верность Вителлию присягнула занимавшая долину Пада силианская конница [185] . Эта кавалерийская часть находилась под командованием Вителлия, когда он был проконсулом в Африке; вскоре затем Нерон вывел ее из этой провинции, чтобы послать впереди себя в Египет, а затем, ввиду начавшейся войны с Виндексом, отозвал в Италию, где она и осталась. Ее декурионы, которые Отона не знали и были целиком преданы Вителлию, всячески превозносили мощь надвигавшихся легионов и великую славу германской армии. Под их влиянием солдаты перешли на сторону нового принцепса и передали ему в дар наиболее укрепленные города Транспаданской области – Медиолан и Новарию, Эпоредию и Верцеллы [186] . Через жителей этих городов Цецина и узнал о случившемся. Понимая, что одна кавалерийская часть не в силах удержать эту обширнейшую область Италии, он отправил туда когорты галлов, лузитанов, британцев и поддержанные петрианской конницей отряды германцев, а сам остался на месте, предполагая вскоре двинуться через ретийские перевалы в Норик против прокуратора этой провинции Петрония Урбика; Урбик стягивал вспомогательные войска, разрушал мосты через большие реки, и все предполагали, что он останется верен Отону. Решив, однако, что он может потерять ушедшую вперед пехоту и кавалерию, считая, что он добьется большей славы, если удержит в руках Италию, и полагая, что, где бы ни произошла решающая битва, Норик так или иначе достанется в награду победителям, Цецина двинулся через Пенинский перевал и сумел провести не только пешие и конные отряды, но даже и тяжеловооруженные легионы [187] , с обозами и воинским имуществом, через Альпы, покрытые еще в эту пору года глубоким снегом.

185.

По всей вероятности, названная так по имени создателя ее – Гая Силия, пропреторского легата Верхней Германии во времена Тиберия (Анналы, I. 31).

186.

Ныне Милан, Новара, Ивреа и Верчелли в северной Италии.

187.

Нередкое у Тацита риторическое преувеличение: армия Цецины состояла только из одного легиона (XXI) и нескольких подразделений двух других (IV и XXII).

71. Между тем Отон, против всеобщего ожидания, не предавался ни утехам, ни праздности. Отказавшись от любовных похождений и скрыв на время свое распутство, он всеми силами старался укрепить императорскую власть. Правда, такое поведение внушало еще больший ужас, ибо все понимали, что доблести эти притворны и что его дурные страсти, едва им снова дадут волю, окажутся страшнее, чем раньше. Чтобы прослыть великодушным к человеку, пользующемуся доброй славой, но ненавидимому окружением императора, Отон приказал привести на Капитолий Мария Цельза – кандидата в консулы, которого он в свое время заключил в тюрьму и спас таким образом от ярости солдат [188] . Цельз не только подтвердил, что оставался верным Гальбе, но и дал понять Отону, какую пользу могут принести ему самому люди, умеющие хранить верность своему принцепсу. Отон не стал вести себя как государь, прощающий преступника; он призвал богов в свидетели того, что они с. Цельзом примиряются как равный с равным, тут же ввел его в число своих самых близких друзей и вскоре отправил на войну вместе с другими полководцами. Цельз, как бы преследуемый злым роком, был и на этот раз столь же верен своему императору, столь же стоек и столь же несчастен. Знать встретила помилование Цельза с удовлетворением, чернь – с шумной радостью и даже солдаты ничего не имели против, – теперь они восхищались доблестью Мария, которая прежде приводила их в такую ярость.

188.

Гл. 45. См. также гл. 14, 31, 39 и прим. 72.

72. Некоторое время спустя столь же бурную радость вызвало и другое событие – казнь Тигеллина. Софоний Тигеллин, человек темного происхождения, провел молодость в грязи, а старость – в бесстыдстве. Избрав более короткий путь, он подлостью достиг должностей, которые обычно даются в награду за доблесть, – стал префектом городской стражи, префектом претория, занимал и другие посты, отличаясь на первых порах жестокостью, а потом и жадностью, – пороками, которых трудно было ожидать в столь изнеженном человеке. Тигеллин не только вовлек Нерона в преступления, но и позволял себе многое за его спиной, а в конце концов его же покинул и предал. Ничьей казни поэтому в Риме не требовали с таким упорством, как казни Тигеллина; движимые противоположными чувствами, ее добивались и те, кто ненавидел Нерона, и те, кто его любил. При Гальбе его защищал могущественный Тит Виний, оправдывавшийся тем, что Тигеллин спас его дочь. Спас он ее, конечно, не по доброте – откуда бы ей быть у убийцы стольких людей, – а стараясь обеспечить себе лазейку на будущее: дурной человек тому, что есть, не доверяет, а перемен боится и ищет спасения от ненависти общества в покровительстве того или другого частного лица, заботится не о своей порядочности, а о безнаказанности. Теперь, когда к презрению, которое все издавна к нему питали, прибавилась еще и ярость против Виния, народ возненавидел Тигеллина окончательно. Граждане собирались на Палатине, на рынках и площадях, чернь – там, где она чувствует себя вольготнее, – в цирке и театрах, и, не считаясь ни с какими распоряжениями властей, все в один голос требовали смерти Тигеллина. Наконец, Тигеллин, находившийся в это время на лечебных водах в Синуессе [189] , получил приказ лишить себя жизни. Окруженный наложницами, среди бесстыдных ласк, он долго старался оттянуть конец, пока не перерезал себе бритвой глотку, завершив и без того подлую жизнь запоздалой и отвратительной смертью.

189.

Синуесские воды – горячие источники в Кампании, очень модные в ту эпоху.

73. Около того же времени народ требовал также казни Кальвии Криспиниллы, но император с помощью хитрости и обмана спас ее, хотя и сильно повредив себе этим в общественном мнении. В свое время Криспинилла устраивала для Нерона все его постыдные развлечения, потом отправилась в Африку с целью убедить Клодия Макра взяться за оружие и, не стесняясь, добивалась там принятия мер, которые должны были вызвать в Риме голод [190] . Позже она тем не менее приобрела уважение всего города: вышла замуж за консулярия, сумела уцелеть при Гальбе, Отоне и Вителлии и пользовалась большим влиянием благодаря богатству и бездетности – двум преимуществам, которые играют свою роль в любые времена, и дурные, и хорошие.

190.

См. прим. 46. План Макра заключался в том, чтобы лишить Рим зерна, поступавшего в столицу главным образом из африканских провинций, и вызвать волнения, которые опрокинули бы Гальбу.

74. Между тем Отон вновь и вновь писал Вителлию письма, преисполненные ухищрений, к которым прибегают разве что женщины, предлагая ему свою милость, деньги, спокойную и обеспеченную жизнь в любом месте, которое тот пожелает выбрать. Вителлий делал подобные же предложения Отону. Сначала они обменивались любезностями, причем каждый прибегал к глупым и недостойным уловкам, стараясь обмануть соперника, но вскоре начали перебраниваться и упрекать друг друга – в обоих случаях с полным основанием – в подлостях и преступлениях. Отон вернул легатов Гальбы [191] и вместо них отправил в обе германские армии, в Италийский легион и в войска, расквартированные вокруг Лугдунума, других людей, представив их как посланцев сената. Посланные с такой готовностью остались в лагере Вителлия, что трудно было поверить, будто их там задержали силой. Отон послал с ними, якобы для большего почета, отряд преторианцев, которых тут же отправили обратно, не дав им времени вступить в сношения с легионерами. Фабий Валент дал им с собой письмо, обращенное от имени германской армии к преторианской гвардии и городской страже, где писал о подавляющих силах вителлианцев, об их готовности прийти к соглашению и обвинял преторианцев в том, что они передали Отону императорскую власть, давно уже [192] принадлежавшую Вителлию.

191.

Посланных им в Германию. См. гл. 19.

192.

Вителлий был провозглашен императором на две недели раньше Отона.

75. Таким образом была предпринята попытка подействовать на преторианцев одновременно обещаниями и угрозами и убедить их в том, что война им не по силам, а мир не сулит ничего дурного. Тем не менее поколебать их верность Отону этим путем не удалось. Несколько позже Вителлий подослал в Рим, а Отон в Германию своих агентов. Это, однако, тоже ничего не дало: вителлианцы, хоть сами и уцелели, ничего не сумели сделать, так как затерялись в огромной массе римского населения и не смогли установить связь друг с другом; отонианцы же сразу выдали себя, ибо были посторонними в лагере, где каждый знал друг друга. Вителлий написал брату Отона Тициану [193] , угрожая, что убьет и его самого, и его сына, если тот не обеспечит безопасность матери и детям Вителлия [194] . И та, и другая семья остались невредимы. Говорили, что Отон не тронул семью Вителлия из страха. Когда же Вителлий, одержав победу, тем не менее пощадил родных Отона, все стали прославлять его за великодушие.

193.

Луций Сальвий Отон Тициан, старший брат Отона, консул 52 г., проконсул Африки в 65 г. (квестором его в этой провинции был, между прочим, Юлий Агрикола, тесть Тацита), во второй раз консул в 69 г. (см. гл. 77 и прим. 195).

194.

Поскольку новорожденный сын Вителлия Германик находился в это время при нем (II, 59), из данной фразы следует, что, кроме этого сына и упоминаемой Светонием (Веспасиан, 14) дочери, у Вителлия были и еще дети.