Истребитель

Не слушая оправданий командира о боевых вылетах личного состава, он миновал замершего по стойке смирно часового, но остановился и повернул голову к арестованному.

— А это кто? Что за анархисты у тебя, подполковник, по штабу гуляют? — спросил он у командира части.

— Почему не по форме? — сломав кустистую бровь в гримасе, уставился он на расстегнутый ворот Пашиной гимнастерки.

Комполка побледнел и заглотил воздух, как выброшенный на сушу карась: — Товарищ генерал, это арестованный, ведут на допрос в особый отдел.

— Вот как? — командарм развернулся к сопровождающему. — А что, у вас здесь и шпионы есть?

— Подполковник смущенно замолк. Наконец, глаза его вильнули в сторону, и он произнес, словно через силу выговаривая слова: — Дезертир. Бежал с поля боя.

Павел не выдержал. Волна гнева захлестнула. Он выпрямился и шагнул вперед: — Никак нет, — хрипло выдохнул он.

Старшина кинулся к нарушителю, дергая из кармана револьвер. Но ладонь летчика, который уже не контролировал свои поступки, легонько коснулась плеча охранника, и тот медленно сполз по стенке на пол.

— Я три самолета противника сбил. Есть данные фотопушки и свидетель. Мой ведомый… Товарищ генерал, это клевета.

— Что он сказал? — словно невзначай, бросил командующий подполковнику. — Отвечай. Врет? Но смотри… Честно.

Комполка, которому совсем не хотелось портить отношения с особистом, замялся.

— История непонятная. Товарищ генерал. Идет следствие. Органы разберутся, — попытался прибегнуть он к спасительной формулировке.

— Здесь я разбираюсь, — в голосе командарма прозвучало явное раздражение. — Спрашиваю последний раз. Фотографии, показания свидетелей есть?

Комполка, поняв, что обман может стоить не только погон, кивнул.

— Ах, ты… — генерал побледнел. Но готовые сорваться слова не прозвучали.

— Вот что, подполковник. Этот лейтенант, он летчик?

— Так точно. Лейтенант Говоров, военлет второго класса, — вытянулся командир.

— Приказываю. Вернуть оружие, оформить командировочное и подготовить самолет. Пойдет в сопровождение.

— А уж на месте я сам решу, куда его отправить. Там разберутся, — сыграл голосом командарм, передразнивая подчиненного.

Не решаясь перечить, подполковник поднес ладонь к фуражке.

Генерал глянул на лейтенанта: — Троих, говоришь, завалил? А тебя в кутузку. Считаешь, несправедливо?

Риторический вопрос вовсе не требовал ответа. Однако бес толкнул Павла под руку.

— Жизнь, вообще, штука несправедливая. Тем, что конечна, — повторил слова уголовника.

Генерал удивленно сбил фуражку на затылок. — Ого? Сам придумал? — он хитро глянул на паренька.

— Никак нет. Гражданский, со мной сидит, сегодня сказал.

Генерал подозвал подполковника: — Слушай, у тебя здесь что — колония, или боевой полк? Одни арестанты.

Командир сверкнул глазами на подчиненного, но только вытянулся по стойке смирно.

— Значит, так, лейтенант пусть готовится к вылету. Я в комнату отдыха, а ты распорядись доставить этого арестанта ко мне. Что тут у вас за дела творятся… — подвел итог командующий.

Слова его слегка царапнули сознание Павла, но радость от того, как разрешилось его дело, вытеснила мимолетное удивление. Тем временем, кряхтящий от боли старшина поднялся с пола и, растирая плечо, беззлобно произнес: — Ну и хватка у тебя, сынок. Однако, не будь здесь генерала, я б тебе пулю в бок, точно, всадил.

— Пройдемте, товарищ лейтенант, я верну вам оружие, — перешел он на официальный тон. Но не сдержался и добавил: — Моли бога, чтобы успели самолет приготовить до того, как особист вернется. Он сейчас в отъезде. Так что, от верной смерти ты, парень, ускользнул…

Больше старшина к теме не возвращался. А Павел, получив снаряжение и документы, кинулся в казарму, торопясь собрать немудреные вещи и вернуться к капонирам, чтобы проследить за подготовкой самолета к вылету.

Генерал сидел в крепком, скроенном из цельных кусков дерева, кресле и задумчиво просматривал свежий номер газеты.

Стук в дверь оторвал от чтения. Он поднял глаза. В проем заглянул красноармеец.

— Задержанный доставлен, — рявкнул он, поедая глазами небожителя.

Боец впустил арестанта и закрыл дверь.

Жора, пытаясь держаться независимо, переступил на мягких подошвах. И поднял глаза на высокое начальство. Генерал отбросил газету. — Ну, здравствуй, Маленький, — негромко произнес генерал, поднимаясь на ноги. Он шагнул к урке и тот, замерев от неожиданных слов, с изумлением всмотрелся в суровые черты лица собеседника.

— Мать… — охнул жулик, — генерал… Павел Андреевич. Так ведь сказали, что расстреляли тебя, Вас, — выдохнул арестованный. Жора замялся, не решаясь протянуть руку. Но военный шагнул навстречу и обнял нелепую фигурку.

— Думаешь, я забыл, как ты меня от вертухаев закрыл? — прошептал он на ухо жигану. — Сколько тебе изолятора влепили, десять суток? А меня вот оправдали, и ордена вернули, и звание, — генерал отстранился и указал на стул: — Садись, чайку попьем. Как ты здесь оказался? Спер, что-нибудь опять?

Выслушав историю босяка, он задумался: — Да, попал ты, Жора, в переплет. А я, как тот паренек сказал про жизнь, думаю, кто это мой афоризм уже цитирует?

— Павел Андреевич, ты не забивай… голову-то. Я ж понимаю, тебе за меня подписываться нынче не резон, — ответил Жора. — А паренек нормальный. Я людей сразу вижу. Ты его не отдавай этим упырям. Паренек правильный, духовитый.

— Сам разберусь, — грубовато отмахнулся генерал. — Ты бы о себе подумал.

— А что я? Пока живой — жить буду, смерть придет — помирать. Знать планида такая, — невесело усмехнулся собеседник.

— Вот, значит, как? Ты, выходит, по совести решил, когда за меня стоял, а я с помойки?.. — генерал сердито взъерошил седой ежик коротких волос.

Ладно, правда твоя, не могу я приказать, чтобы тебя выпустили. Не имею права. А сделаем мы иначе.

Он склонился к сидящему.

Боец, охраняющий вход в комнату, где отдыхал командарм, услышал слабый крик и падение тела, рванул дверь и увидел лежащего на полу хозяина, распахнутое окно и колышущуюся занавеску в проеме окна.