Итальянец

Оставшись наедине, Винченцо вновь вернулся к осаждавшим его мыслям и опасениям потерять Эллену. Теперь, когда она в безопасности, у него есть все возможности убедить ее. Он был уверен, что среди братьев бенедиктинцев будет нетрудно найти того, кто сможет обвенчать их и наконец вернуть им уверенность и покой.

ГЛАВА III

Прикинувшись, что дружелюбно я Настроен, и учтивость рассыпая По одному мне видимой причине, Я маску легкомыслия надел, Себя в ловушку заманив. Мильтон

В то время как Винченцо и Эллена, покинув монастырь Сан-Стефано, начали свое полное опасности возвращение в Неаполь, маркиза, переполненная негодованием и опасениями, что Винченцо отыщет Эллену, тем не менее не меняла своего образа жизни. Она по-прежнему устраивала изысканные приемы и покровительствовала музам. Но это не могло полностью отвлечь от мрачных мыслей и заглушить недобрые предчувствия.

Ее недовольство и раздражение сыном усугубилось после того, как ей стало известно, что отец знатной и богатой девушки, которую маркизе хотелось видеть своей невесткой, в разговоре с мужем намекнул на возможность ее помолвки с Винченцо. Невеста была очень богата и знатного рода, что было немаловажным для тщеславной и алчной маркизы, ибо речь шла о богатстве, превосходящем даже немалое состояние семейства ди Вивальди. Маркиза негодовала, что дерзкий мальчишка своим поведением может поставить под угрозу как честь семьи, так и выгодный брак.

Именно в таком раздраженном состоянии застало ее письмо игуменьи монастыря кармелиток, сообщающее о побеге Эллены. Бежала она вместе с Винченцо. Гневу маркизы не было предела. Забыв о материнских чувствах и тревоге за сына, она помнила лишь одно — он пренебрег интересами семьи, пошел против воли родителей и, возможно, успел уже обвенчаться с этой простолюдинкой. В таком случае он был для нее потерян и планы ее рушатся.

Не в силах успокоиться, она тут же послала слугу за отцом Скедони, ибо лишь ему одному могла довериться и у него могла просить помощи, как расторгнуть этот ужасный брак. Ее состояние, однако, не лишило ее окончательно благоразумия, и, прежде чем показать письмо отцу Скедони, она дала его прочесть мужу. Но, зная его высокие моральные требования к себе и другим, она ничего не сказала о своих намерениях или возможной женитьбе их сына вопреки родительскому запрету.

Однако посланный в монастырь слуга не нашел Скедони. Это привело маркизу в состояние еще большего гнева и раздражения. Она снова и снова отправляла слугу за своим духовником, но все было напрасно.

— Госпожа, видимо, совершила тяжкий грех, что так нуждается в священнике, — поделился своими предположениями слуга на кухне. — За последние полчаса она уже дважды посылала меня в монастырь. Что ж, видно, совесть мучает ее. У богатых, сколько бы они ни грешили, всегда есть надежда, что священник тут же отпустит им грехи за парочку дукатов. Нам, беднякам, для отмаливания грехов и месяца не хватит, да и без розог не обойдешься.

Скедони появился во дворце маркизы ди Вивальди лишь под вечер и подтвердил ее наихудшие опасения. Он уже знал о побеге Эллены и сообщил, что они с Винченцо находятся в Челано и что молодые обвенчались. Он не сказал маркизе, откуда это ему стало известно, но по тем подробностям, которые он ей сообщил, она более не сомневалась в достоверности всего им рассказанного. Маркиза буквально пришла в ярость.

Скедони, не без удовлетворения молча наблюдавший за неистовствующей маркизой, решил, что наступил момент, когда он может привести в исполнение свой план и отомстить Винченцо, не восстановив при этом маркизу против себя. Когда он начал с кажущимся миролюбием объяснять маркизе поступок ее сына чрезмерной молодостью и неопытностью, он был далек от мысли успокоить пришедшую уже в отчаяние маркизу.

— Разумеется, его действия неосмотрительны и опасны, синьора, — вкрадчиво говорил он. — Но ваш сын так юн и не способен еще предвидеть все последствия своего поступка. Он не понимает, какой удар наносит репутации своей семьи, как это отзовется на его карьере при дворе, положении в свете, общении с людьми его круга, да и с простолюдинами тоже. Поддавшись своим незрелым чувствам, он не в состоянии оценить все привилегии, дарованные ему от рождения. Лишь в зрелом возрасте познаешь их цену. Поэтому он с такой легкостью пренебрегает ими, не зная, что этим сам принижает себя в глазах других. Несчастный юноша, он в одинаковой степени заслуживает как осуждения, так и жалости, — закончил отец Скедони со вздохом, в котором была скорбь.

— Ваша попытка найти ему оправдание говорит лишь о доброте вашей души, святой отец, — промолвила окончательно подавленная маркиза. — Но совершенный им поступок свидетельствует, как низко он пал, как мало думает о семье и чести своего имени. Меня едва ли может утешить то, что в душе он, возможно, не так еще испорчен, но его поступок, увы, невозможно уже исправить.

— Вы слишком категоричны, синьора, в своих заключениях, — заметил Скедони.

— Что вы хотите сказать, святой отец? — с надеждой вскинула на него глаза маркиза.

— Не исключено, что еще можно что-то предпринять.

— Скажите что, святой отец! — воскликнула маркиза.

— Нет-нет, синьора, — словно передумав, вдруг поспешил сказать Скедони. — Пока я ничего определенного не могу сказать вам. Но мне дороги покой и честь вашей семьи, и я не склонен терять надежду… Увы, синьора, порой приходится мириться с ударами судьбы, какими бы тяжелыми они ни были. Нам следует быть мужественными…

— Это жестоко с вашей стороны, святой отец! Вы дали мне надежду и тут же отнимаете ее! — не на шутку разволновалась маркиза.

— Простите, маркиза, — смиренно произнес Скедони, — но мне тяжело было видеть ваши страдания, причиненные беспечным юнцом, и я готов помочь вашей семье избежать позора, но… — Скедони умолк.

— Позора? — испуганно воскликнула маркиза. — Вы хотите сказать, святой отец… О, это слишком сильное слово. Однако, возможно, вы правы. Неужели нам придется смириться с этим?

— Иного выхода может и не быть, — отрывисто промолвил Скедони.

— Боже праведный! — простонала маркиза. — Почему нет законов, ограждающих нас от подобных браков?

— Да, приходится только сожалеть об этом, — печально согласился Скедони.

— Женщина, вторгшаяся в благородную семью и позорящая ее честь, заслуживает самого сурового наказания, как поистине государственная преступница, ибо посягает на покой людей, являющихся опорой нашего государства. Она должна понести самое суровое наказание!.. — неистовствовала маркиза, окончательно потерявшая контроль над собой.

— Равное тяжести своего проступка, — поспешил добавить Скедони. — Она заслуживает смерти, — наконец отважился он.

Монах сделал достаточно длинную паузу, прежде чем продолжить.

— Только смерть может помешать таким особам посягать на чистоту родословной вашего знатного рода, маркиза, — произнес он с пафосом и снова умолк.

Но поскольку ошеломленная маркиза все еще молчала, он поторопился добавить:

— Я часто думал, почему наши законодатели не могут понять справедливости, нет, вернее, необходимости подобных законов и суровых мер наказания…

— Да, странно, — медленно приходя в себя, произнесла маркиза. — Неужели они не понимают, что это угроза и для них самих?