Итальянец

На следующий день, воспользовавшись разрешением, Винченцо вновь отправился на виллу Алтиери, чтобы справиться о здоровье тетушки Эллены, синьоры Бианки. Предвкушая встречу с Элленой, с волнением и надеждой вошел он в калитку сада и даже остановился, чтобы унять отчаянно бившееся сердце.

Попросив встретившую его старую служанку доложить о себе, он наконец вошел в дом. В небольшой зале его уже ждала донья Бианки, сидевшая в кресле с клубком шелковых ниток в руках, которые она перематывала. Стул, стоявший перед пяльцами, свидетельствовал о том, что Эллена только что покинула залу. Синьора Бианки сдержанно приветствовала его и была весьма осторожна в своих ответах, когда юноша справился о ее племяннице. Он же, не теряя надежды, ждал, что вот-вот войдет Эллена, и поэтому старался растянуть свой визит, хотя, казалось, он уже истощил весь запас тем для разговора. Наконец донья Бианки своим молчанием дала ему понять, что визит закончен.

Огорченный и разочарованный, юноша вынужден был откланяться. Он был рад тому, что ему удалось испросить разрешения вновь нанести визит синьоре Бианки в ближайшие же дни, хотя видел, с какой неохотой она это сделала. Покинув дом, он то и дело останавливался на дорожках сада, оглядывался на окна виллы, не мелькнет ли за узорчатыми ставнями милый образ Эллены, не прячется ли она в густой тени платанов. Но все напрасно. Печальный и удрученный, он наконец покинул виллу.

Остаток дня он решил потратить на то, чтобы разузнать, что можно, о семье Эллены, но узнал всего лишь то, что она сирота, находится на попечении тетушки, синьоры Бианки. Семья ее не была ни знатной, ни богатой, и ее единственной близкой родственницей была тетушка.

Однако Винченцо не знал, что Эллена собственным трудом содержала себя и престарелую и больную тетушку, у которой, кроме небольшого поместья и виллы, в которой они жили, никаких доходов более не было. Эллена целыми днями сидела за пяльцами, вышивая шелком для монашек соседнего монастыря. Ее вышитые изделия высоко ценились и охотно раскупались неаполитанскими модницами, посещавшими монастырь. Юноша даже не подозревал, что тонкая вышивка на красивом платье, которое он часто видел на маркизе, сделана руками Эллены, а копии с гравюр античных руин в кабинете отца были тоже созданы ею. Даже если бы он узнал об этом, его чувство к Эллене не изменилось бы и ему по-прежнему была бы дорога эта девушка, с которой судьба обошлась столь сурово. Более того, его чувство лишь окрепло, хотя он понимал, как воспротивится его семья против Эллены, и с его стороны было бы благоразумней забыть о ней.

Эллена, готовая переносить бедность, однако, никогда не смогла бы смириться с жалостью и поэтому всячески скрывала свои занятия, которыми вправе была гордиться. Она не стыдилась их, но содрогалась при одной мысли, что кто-то может со снисходительной улыбкой выразить унижающее ее сочувствие, на которое столь щедры богатые. Она была слишком молода и неопытна, чтобы воспитать в себе презрение к этому, и не успела научиться быть гордой и независимой. Будучи единственной опорой своей стареющей тетушки, она как должное сносила все невзгоды и тягости ухода за часто хворающей синьорой Бианки и старалась всячески облегчить ее страдания, та же платила племяннице искренней материнской любовью. Эллена не знала своей матери, умершей, когда она была еще младенцем. С тех пор синьора Бианки заменила ей мать.

В таком состоянии чистой невинности и тихого счастья от того, что она посильно может исполнять свои дочерние обязанности, пребывала Эллена в тиши и уединении виллы Алтиери, пока не встретила Винченцо ди Вивальди. Встреча с ним не могла не оставить следа в ее юной душе. Ее поразили его искренность и достоинство, открытое честное лицо, свидетельствующее о благородстве души. Но девушка не спешила принимать первое впечатление за нечто большее и искренне старалась забыть эту встречу. Она полностью отдавалась работе, стараясь восстановить прежний покой души.

Тем временем Винченцо, сам потерявший покой, продолжал наводить справки о вилле Алтиери, и скудные и разноречивые сведения укрепляли его в решимости снова побывать там. Он решил сделать это вечером, когда темнота скроет его и он сможет хотя бы мельком в окно увидеть Эллену.

У маркизы ди Вивальди в тот вечер был прием. Заметив несколько странное поведение сына, его нетерпеливость и нервозность, она постаралась весь вечер держать его при себе, то и дело давая разные поручения, связанные с тем, что в этот вечер она собиралась познакомить гостей с новым произведением композитора, которого она открыла и которому теперь покровительствовала. Приемы маркизы считались самыми блестящими и многолюдными. Общество в этот вечер делилось на две группы: тех, кто был поклонником вновь открытого композитора, и тех, кто оставался верен другому, уже хорошо известному. Предстоящий концерт должен был решить этот спор. Для маркизы этот вечер был чрезвычайно важным, ибо от исхода его зависела не только будущая репутация опекаемого ею композитора, но в некотором роде и ее собственная.

Улучив момент, когда можно было незаметно уйти, Винченцо, закутавшись в плащ, покинул дворец и направился на виллу Алтиери, находившуюся в восточной части Неаполя, не столь уж далеко от дворца Вивальди.

Он добрался туда никем не замеченный и, задыхаясь от волнения, вошел в сад через заднюю калитку. Освободившись от светских условностей отчего дома, оказавшись совсем рядом с Элленой, в первые несколько мгновений он ощущал неизъяснимую радость, словно уже увидел Эллену и поговорил с ней. Но это состояние быстро прошло, и глубокая печаль вдруг охватила его, будто ему грозила разлука с той, кто была совсем рядом.

Опустилась ночь, окна виллы не светились, и он понял, что ее обитатели уже спят. Надежда увидеть Эллену угасла. И все же он был счастлив, что он здесь, что может войти в сад, приблизиться к окну и, может быть, случайно увидеть, как она открывает его и смотрит в темный сад. Преодолев преграду из густых кустов, он оказался перед портиком виллы. Была уже полночь, и казалось, что глубокую тишину не нарушает ни ласковый плеск моря внизу, ни приглушенное ворчание Везувия, который время от времени вспыхивал, как факел, освещая горизонт, и снова гас. Величие ночи успокаивало, и юноша в священном трепете прислушивался к прерываемым долгими паузами вздохам огромного вулкана, похожим на рокот далекого грома. Внизу серебрилась гладь залива, были видны еле различимые контуры берегов и серые одиночные силуэты судов, бесшумно покидавших гавань. На безоблачном небе ярко горела Полярная звезда, указывающая им путь. С залива дул легкий, прохладный ветерок, еле колышущий верхушки могучих сосен. Откуда-то до слуха Винченцо донеслись печальные звуки молитвы, сразу же привлекшие его внимание. Это была заупокойная, и юноша попытался определить, откуда льются эти звуки. Но вдруг они смолкли, словно растаяли в воздухе. Это показалось ему странным. Он вспомнил, что в некоторых провинциях Италии так отпевают умерших, и вместе с тем он был уверен, что совсем недавно слышал эту молитву. И вдруг вспомнил, что слышал ее в церкви из уст Эллены, когда она молилась. Переполненный воспоминаниями, он еще больше углубился в сад и обошел виллу с другой стороны. Теперь, когда пение возобновилось, он не сомневался, что слышит голос Эллены. Он остановился как зачарованный, едва дыша, боясь упустить хоть единый божественный звук милого голоса. Сквозь густые заросли цветущих кустов слабо светилось окно. Узорчатые ставни были раскрыты, и в глубине комнаты перед небольшим алтарем он увидел коленопреклоненную Эллену.

Наконец она медленно поднялась с колен. Лицо ее светилось тихой радостью, когда она подняла опущенные глаза. Волосы, небрежно рассыпавшиеся по плечам, делали ее еще прекрасней. От легкой, похожей на тунику одежды, окутавшей ее стан, она казалось ему прелестной нимфой. Юноша был настолько потрясен и взволнован, что отчаянная мысль мелькнула в его голове: тут же воспользоваться представившейся ему счастливой возможностью и признаться Эллене в своих чувствах к ней. Но он вдруг замер, услышав, как ее уста произнесли его имя. Забыв об осторожности, он потревожил кусты цветущего клематиса перед окном и увидел, как девушка испуганно посмотрела в сад. Но густые ветви разросшихся кустов надежно скрывали его. А когда Эллена подошла к окну, чтобы закрыть его, выдержка изменила юноше, и он невольно вышел из кустов. Эллена замерла, лицо ее побледнело. Дрожащей рукой она захлопнула ставни и покинула комнату. Вместе с ней Винченцо покинула надежда.

Еще какое-то время он оставался в саду виллы в тщетном ожидании огонька в окне или звуков ее голоса, но, так и не дождавшись, опечаленный, побрел прочь.

В голове роились мысли, которые должны были прийти ему раньше. Он понимал, сколь неразумны и опасны его попытки увидеть Эллену. Его родители никогда не дадут согласия на его брак с девушкой не их круга. В глубоком раздумье он продолжал свой путь домой, то решая отказаться от Эллены, то впадая в полное отчаяние от этой мысли. Войдя под полуразрушенную арку развалин крепости над дорогой, по которой он следовал, он вдруг увидел перед собой фигуру человека в монашеской сутане. Лицо его под низко надвинутым капюшоном было в темноте неразличимо.

— Синьор, — вдруг промолвил незнакомец, — за каждым вашим шагом сюда следят. Вам не следует посещать виллу Алтиери.

Сказав это, незнакомец так же неожиданно исчез в темноте, не дав Винченцо времени вынуть шпагу из ножен или преградить ему путь и потребовать объяснений.

Он громко крикнул в темноту, надеясь, что тот вернется. Но видение исчезло.

Весь оставшийся путь до дворца Вивальди юноша ломал голову над происшедшим, строя всяческие догадки. Он уже начал испытывать известное беспокойство и ревность, ибо почти готов был поверить, что получил предупреждение от соперника, и подобная догадка подтвердила, сколь небезразлична ему Эллена и насколько неосторожны его действия теперь. Он решил, что должен немедленно открыться ей во всем и просить у синьоры Бианки руки Эллены. Бедняга не мог предвидеть, какие тучи сгущались над их головами.