Итальянский секретарь

– Воистину, – отозвался я. – И мы ничего другого не скажем.

Даже Холмса, казалось, это удовлетворило – он кивнул и еще раз улыбнулся.

– Итак, брат, рассказывай. Что же произошло с последним из покушавшихся?

– Его зовут… – Майкрофт придвинулся ближе, словно даже у стен нашего купе могли быть уши, – Алек Мортон, и ему всего лишь двадцать лет. Я надеялся, что он не связан ни с какой сетью заговорщиков, и тогда было бы неважно, кто он такой. Но, к сожалению, я не могу больше исключать существование обширного заговора, хотя и продолжаю считать, что Алек был ничего не подозревающей пешкой в руках заговорщиков. Дело в том, что Алек ускользнул от конвоиров, когда его депортировали в Южную Африку, и в этом ему помогли некие иностранные агенты. Он покинул корабль – предположительно в компании упомянутых агентов – и исчез, а произошло это в бременском порту…

Воцарилось довольно долгое молчание, и наконец я едва ли не прошептал:

– Немцы? Но не будете же вы утверждать, что это они уже столько лет пытаются расправиться с Ее Величеством?

– Не то чтобы «столько лет», доктор, – ответил Майкрофт. – Но относительно последних нескольких… я бы не взялся утверждать с определенностью. На протяжении большей части правления Ее Величества меж нами и Пруссией, а также прочими немецкими землями, объединенными канцлером Бисмарком [13] в империю, было скорее дружеское соперничество, нежели вражда. Среди предков нашей королевы немцев едва ли не больше, чем англичан, – да еще все ее дети и внуки, которые, как я уже сказал, занимают не последние места в германской – да и всей европейской – аристократии. Не зря Ее Величество именуют «бабушкой Европы».

– Ведь матушка нынешнего германского императора приходится королеве дочерью? – уточнил я; оба мои спутника кивнули, но незаметно было, чтобы эта мысль принесла им облегчение.

– Да, Ее Величество имеет такую сомнительную честь, – ответил Майкрофт. – И обращает это родство на пользу нашей страны. Ведь Ее Величество не гнушалась, уже будучи стареющей вдовой, брать уроки управления государством у самого Дизраэли [14], и у Бисмарка, и готова была следовать мудрой прусской политике – поддерживать добрые отношения меж Британией и Германией, хотя лично ненавидела Бисмарка ничуть не меньше, чем любила Дизраэли. Впрочем, позже дела приняли такой оборот, что королеве пришлось пожалеть об отставке и последующей смерти «железного канцлера»: она твердо верила в свою власть над внуком, ныне – единоличным правителем Германской империи, но события показали, что этим человеком не способен управлять никто – ни любящая бабушка, ни гениальный государственный муж, ни даже специалист по душевным болезням…

При упоминании об умственной нестабильности кайзера Шерлок Холмс презрительно вздохнул:

– Ах, Майкрофт, если бы я мог сказать, что ты преувеличиваешь! Но ты говоришь, что Алек Мортон служил этому неуравновешенному правителю? Возможно, кайзеру надоело ходить привязанным к бабушкиной юбке, и он решил перерезать тесемки – пусть недостаточное, однако же единственное средство, что его хоть как-то сдерживало.

– Увы, все не так просто, – ответил Майкрофт. – В противном случае нам довольно было бы представить Ее Величеству доказательства, и через считанные дни Германия оказалась бы в одиночестве, всеми отверженная – никто не осмелился бы иметь с ней дело, разве что закадычные друзья кайзера турки. Я должен сказать, что дело гораздо запутаннее и внушает большее беспокойство: нам так и не удалось установить, кто же эти немецкие друзья Мортона. Мы не можем исключить возможность, что он действовал и до сих пор действует по наущению кайзера или кого-то связанного с Германской империей – и в то же время мы не можем доказать, что приказы ему поступали с той стороны.

Холмс обернулся – на лице его читалось необычное изумление:

– Но ведь вы знаете еще что-то? Иначе зачем нас сюда вызвали, да еще таким странным образом?

Майкрофт поднял брови и неловко поерзал на сиденье:

– Мортон родом из Глазго, из семьи потомственных опытных рабочих, в основном – штукатуров. Года полтора назад он стал наведываться в консульство Германии в этом городе. Мы беседовали с тамошними сотрудниками и о результатах этих бесед известили как Ее Величество, так и посольство Германии. Мортон желал узнать, каким образом он может совершить длительную поездку в город Бремен, чтобы навестить больную бабушку. Здесь есть только одна загвоздка, о которой нас известило наше собственное консульство в Бремене.

– У Мортона нет бабушки в Германии? – спросил я.

– Точно, доктор. Вообще никаких немецких родственников. Сами немцы должны были об этом знать, однако предпочли не ставить нас в известность о том, что Мортон их обманул.

– А он бывал в Германии до того, как совершил покушение на Ее Величество? – поинтересовался Холмс.

– Если и бывал, мы не нашли никаких доказательств этого. Но со времени покушения мы узнали много интересных, хоть и не связанных между собой на первый взгляд, фактов. Например, о семье Мортона: многие из его родственников, включая отца и брата, в разное время работали в бригаде штукатуров, которую возглавлял не кто иной, как Деннис Маккей – человек, которого нашли вчера убитым в Холируд-Хаусе. И это еще не все: полиции известно, что Маккей тайно занимал важный пост в Националистической партии Шотландии.

– «Зараз спробуйте-ка то, что вы учинили Деннису Маккею!» – произнес Холмс, похоже изобразив шотландский говор террориста.

– Что-что? – переспросил Майкрофт, но тут же понял, о чем речь. – А, это сказал один из напавших на ваш поезд? – Холмс кивнул, и Майкрофт воскликнул: – Так значит, это в самом деле были националисты.

– Или, – заметил Холмс, – даровитые имитаторы.

Майкрофт взглянул на брата:

– Ты знаешь, зачем кому-то понадобилось бы устраивать такой спектакль?

По лицу Холмса я видел, что у него есть какие-то соображения; но он лишь покачал головой и сказал:

– Нет, брат, могу только предполагать; а предположений у нас и без того хватает.

– Действительно. Ну хорошо, джентльмены. Я вижу, вы начинаете понимать весь масштаб дела, в которое вовлечены, и еще – почему я вас пригласил именно таким образом.

– Верно, сэр, – отозвался я. – Оно все меньше походит на расследование убийства, и все больше – на… уж не знаю, как и сказать!

– Зато я знаю, – тихо сказал Холмс. – Только говорить не хочется. Майкрофт, я постараюсь обозначить это как можно тактичнее: мне бы не хотелось думать, что мы с доктором Ватсоном станем пешками в какой-то запутанной интриге, что нас используют, чтобы навеки скрыть от общества истинную подоплеку этого дела.

Меня удивили эти слова: не потому, что мне подобное не приходило в голову, а потому, что Холмс считал брата способным на такое. Но Майкрофт, похоже, совсем не растерялся, даже наоборот.

– Я понимаю твои чувства, Шерлок, – просто сказал он. – И на твоем месте, скорее всего, чувствовал бы то же самое. Дело, которое вы начинаете расследовать, может оказаться очередным – и крайне запутанным – заговором с целью покушения на королеву, и разворачивается оно в стране, история которой по большей части состоит из таких заговоров. Интрига – пусть так, но я обещаю: я никогда не поставлю вас намеренно в такое положение, где вы будете вынуждены пойти на сделку с совестью. – Тут старший брат одарил младшего мимолетной улыбкой. – Даже в твоем своеобразном понимании этого слова.

Холмс пытливо посмотрел на брата, пока не торопясь являть взаимное братское расположение.

– А твое положение доверенного лица и советника королевы?…

Майкрофт заерзал на сиденье с каким-то смущенным видом.

– В Британии ныне есть люди – и кое-кто из них, помельче рангом, сейчас едет с нами в поезде, – которые уверены: чтобы защитить нашу королеву и нашу страну, мы должны позаимствовать методы наших соперников и врагов, как некогда было по всей империи. Мы должны уметь обманывать не только царьков враждебных племен в Африке и Азии, не только продажных европейских агентов и их державы, но и наших собственных людей, если они недостаточно безжалостно или рьяно отстаивают наши общие интересы. Но наша правительница, рискуя собственной жизнью, доказала, что без этого можно обойтись; показала, что Британская империя может поступать вразрез с порочными традициями шпионских сетей, тайных служб, заговоров и убийств – традициями, что были установлены и поддерживались царствующими домами от Плантагенетов до Стюартов. Возможно, это безумие со стороны королевы – но я с ней согласен. Потому я и провел всю жизнь на своем посту; и хотя иногда в силу необходимости я вынужден сотрудничать с безымянными типами, вроде тех, которых вы уже видели, было бы гораздо лучше, если бы… – Тут он опять придвинулся, боясь (неоправданно, подумал я), что нас подслушают.
– …если бы мы нашли разгадку этого дела втроем, к удовлетворению Ее Величества и посрамлению всех этих агентов. Давайте же, короче говоря, рассматривать их как своего рода «страховку» – ибо если мы не сможем предотвратить эту угрозу британской монархии, все равно ее надо предотвратить. Но если мы успеем раньше, королева будет нами очень довольна – как уже неоднократно оставалась довольна вашими услугами трону.

Однако Холмс не сводил с брата скептического взгляда:

– А почему ты так стараешься не подпускать к делу полицию?

– Это дело не для местных властей и не для Скотланд-Ярда, – ответил Майкрофт. – Ты же сам знаешь, как легко утекают у них из рук поистине важные секреты. Пусть расследуют это дело как обычное местное убийство, а мы будем делать то, что действительно необходимо.

Последовало молчание, показавшееся мне бесконечным. Наконец Холмс произнес:

– Что же, брат, ты изложил свое дело. Надо сказать – и, думаю, Ватсон со мной согласится – изложил убедительно.