ИТУ-ТАЙ

Это относилось уже исключительно к повой паре, вышедшей на татами. Максим почувствовал возбуждение, разрастающееся внут-ри упругой волной. Хаджиме! Бой начался…

Волны с тихим шелестом мягко ударялись в ржавый борт дебарка-дера, плавно покачивая тяжелое сооружение. С реки дул нежный прохладный ветер, приятно обдувающий тело. Жара стояла просто нереальная. Воздух, казалось, загустел от обжигающих солнечных лучей, пронизывающих все вокруг. И если бы не этот спасительный бриз, Максим не смог бы вынести и десяти минут на этом старом, раскалившемся до невероятной температуры, железном монстре. Близость реки оказывала благотворный эффект: дисперсия воздуш-ных потоков вызывала странное ощущение – медленное сгорание в раздражающей духоте и последующее наслаждение от прикоснове-ния прохладного ветра.

Максим поправил солнцезащитные очки, съехавшие на нос, и пе-ревел взгляд с бликующих волн на беснующегося у самой кромки воды Арчи, мускулистого, мерного как ворон пса, невероятно силь-ного и поразительного ловкого даже для представителя породы вос-точно-европейских овчарок.

Арчи ловил зубами гребешки волн, накатывающихся на берег. Он погружал свои огромные мощные лапы в песок, замирая перед стремительным прыжком и, дожидаясь очередного наплыва воды, ярост-но бросался вперед, хна гая зубами водяной холмик, исчезающий в то же мгновение. Текучая субстанция не замечала тщетных атак со-баки и ее жутких укусов, что в свою очередь приводило черного охот-ника в еще более яростное возбуждение. Клацанье зубов и звонкий лай заполнили собой весь берег. Максим улыбнулся: "Ничего, здесь это можно себе позволить". Берег представлял собой старый забро-шенный пляж, соседствующий с причалом, тоже старым и уже давно не функционирующим. Людей здесь не было уже, наверное, несколь-ко лет. Все побережье заросло высоченной густой травой. И только один человек приходил сюда снова и снова, каждое лето, каждый дачный сезон, сопровождаемый угрожающе мощной овчаркой, ок-рашенной в цвета безлунной ночи.

Высоко в небе пронзительно закричала чайка. Максим посмотрел вверх, щурясь от яркого света солнца, ловя взглядом одинокий бе-лый силуэт, зависший в безоблачном бирюзовом небе. Печальные звуки разносились на многие метры вокруг, усиливались речной поверхностью и угасали, не найдя понимания, в шуме ветерка, шеле-сте трав, гудке далекого пароходика и гавканье молодого зверя.

– Арчи, дружище, иди-ка сюда. У меня для тебя есть сюрприз.

Овчарка несется к переходным доскам, зачем-то зайдя в зеленова-тую воду, и теперь, словно крейсер, разгребая ее широкой грудью и оставляя за собой шлейф брызг.

Пес наверняка уже давно учуял своим невероятным обонянием запах любимого печенья, но терпеливо ждал приглашения, зная, что лакомство приготовлено специально для него.

– Арчи, сладкоежка…

Хозяин запустил руки в густую шерсть собаки, чувствуя, как игра-ют под кожей упругие канаты мускулов.

В небе опять заплакала чайка. В этом крике было столько тоски и одиночества, что даже пес, склонив голову набок, растерянно по-смотрел вверх.

– Она плачет, Арчи. Плачет. Ей грустно одной там, в безгранич-ном небе. Позови ее к нам, пусть прилетает. Ты угостишь ее своим печеньем.

"Гав. Гав". Пес старательно лает, то ли действительно приглашая птицу к угощению, то ли, наоборот, пытаясь отпугнуть ее от после-дней печенюшки, задержавшейся в руке хозяина.

– Ну, ты, толстый, и жадина. Пожалел для бедной несчастной пти-цы крошку печенья. 1гй надо-то – клювом щипнуть. Это ты их глота-ешь, не замечая. Стыдно, дружище, стыдно…

Пес торопливо жует последний сухой кружочек, растерянно по-глядывая на хозяина виноватыми карими глазами.

– Эге-гей…

Большеухая голова собаки резко дернулись в сторону, поворачиваясь на крик. Максим, прищурившись, посмотрел на поросший метровой травой холм, отделяющий причал от дороги. Там, наверху, стояла девушка в белом сарафане и махала им рукой.

"Ольга". Максим улыбнулся и, хлопнув Арчи по загривку, прошептал в остроконечное ухо:

– Кто к нам пришел… Ну-ка, беги, встречай!

Пес, радостно повизгивая, метнулся к длинной лестнице, ведущей с вершины холма вниз, к воде. А Ольга уже спускалась по заросшим длинными ветками репейника металлическим решеткам ступеней.

Они лежали в темноте на старом скрипучем диване, разморенные ночной духотой и страстью. Сквозь неплотно задернутые занавески светила ярким холодным светом круглая Луна, улыбаясь с высоты двум молодым людям, разглядывающим ее. Окно было приоткрыто, и снаружи, из сада, тонкой струйкой просачивался в комнату свежий ветерок, словно случайно заблудившийся душной ночью в при-зрачно белеющих стволах высоких берез, растущих вокруг дачного домика. Пахло травой и жасмином. Максим не видел глаз Ольги, но чувствовал, что она смотрит на него:

– О чем ты думаешь?

Она запустила длинные тонкие пальцы ему в волосы и тихо про-шептала:

– Странно все…

– Что?

– Ну, все. Наша встреча, например. Не виделись десять лет – и вот, случайно встретились на пляже. Максим качнул головой:

– Ты думаешь, такие встречи бывают случайными?

– Ты… ждал?

Максим замялся на мгновение, вдруг вспомнив, что с Ольгой нуж-но быть обязательно искренним, даже через десять лет. Через десять лет – особенно!

– Если честно, нет. Думал о тебе часто, а на встречу даже не надеял-ся. Первые несколько месяцев после пионерлагеря даже искал тебя.

– Отец отправил меня в Москву.

– Я так и понял. Потом… старался забыть о тебе. Вернее, нет, не забыть, а спрятать нашу встречу в укромных тайниках памяти. Там, где она всегда будет яркой и нетронутой. Все-таки первое серьезное чувство…

– Да-а?

– Угу. Но ты знаешь, я даже чуточку рад, что все так сложилось. Развитие сюжета вполне могло все испортить… кто знает? Не зря же говорят, что первая любовь очень романтична, но почти всегда бе-зответна и несчастна.

Ольга фыркнула, уткнувшись лицом в подушку.

– Ты что?

Она просмеялась, а затем тихо прошептала:

– Извини. Я вдруг вспомнила… Костер. Помнишь? Как ты сбежал ночью в лес искать цветок папоротника? Максим улыбнулся:

– Конечно, помню. Меня тогда чуть из школы не исключили. А, между прочим, я ведь его для тебя искать пошел. Ольга опять засмеялась:

– А помнишь, как вожатые с физруками пошли тебя искать и взяли с собой Джека? Он тебя по запаху и нашел. А ты лежал в траве и не двигался. Вот все перепугались! Это что-то. А оказалось, ты по инструк-ции действовал: от Коня Огненного прятался. Ты Джека за Коня при-нял и упал, дожидаясь, пока он "огнем пофыркает, устанет и уйдет".

Они захохотали оба, вспоминая эту историю, утыкаясь лицами в подушки и судорожно вздрагивая. На кухне спал Арчи, и Максим с Ольгой не хотели тревожить понапрасну его чуткий сон.

– А… а потом ко мне физруки подбежали. Я уже думал, все! Черти приперлись. Виталий Борисович меня ка-ак схватит своими ручи-щами, я ка-ак заору на весь лес…

Воспоминаний было много. Хороших. Добрых. Снова ожили собы-тия десятилетней давности. Лесной Город, Топь, Мост и, конечно, дружная Семерка.

Чуть погодя, после долгой череды памятных эпизодов, Ольга на-клонилась вдруг к Максиму и, поцеловав его, спросила:

– Ну, ведь не испортило же?

– Что не испортило?

– Ну… развитие сюжета.

Максим притянул ее к себе и, нежно поцеловав в губы, погладил рукой по красивой шее:

– Потому и не испортило, что развитие сюжета возникло сейчас, спустя долгие десять лет. За это время мы выросли, изменили взгля-ды на многие вещи, стали по-другому оценивать происходящее. Эти десять лет оказались чем-то вроде подготовительной школы, испы-тательного срока, временем подумать и многому научиться.