Иуда

Ну, ну. Пётр идёт по его следам. Я тоже не сижу сложа руки: про казаков Орлику не просто так написал. Буду работать по принципу «Тот, кто нам мешает, нам же и поможет». И то же самое относится к королю Швеции. Он ведёт себя как последняя свинья, грех будет этим не воспользоваться. Собственно, я уже занялся рассылкой писем, где живописал зверства шведской солдатни по отношению к православным. Судя по тому, какие ответы начали поступать из городов Малороссии, меня услышали и поняли правильно. Даже Мазепа, и тот поутих, перестал пилить меня насчёт шведов и клятвы.

Сборы — дело хлопотное. Наплевав на хреновое самочувствие, самолично отдаю распоряжения, что и в каком порядке вывозить. Хорошо хоть небесная канцелярия смилостивилась, не посылает дождей, и по твёрдой дороге в сторону Полтавы выезжает обоз за обозом. Часть обывателей уже разъехалась по пригородам, надеясь пересидеть там явление шведов. Наивные люди. Я их, вообще-то, предупредил, ну да ладно, Бог им судья. Остальные ждут: я уже объявил, что припасы, кои не уместятся в гетманские обозы, смогут забрать все желающие, и на то у них будет немного времени.

Город велю поджигать, когда шведская армия покажется на горизонте. Не раньше. И займутся этим мои самые верные сердюки… Думаете, у меня один Дацько в запасе? Я чуть ли не с первого дня шепнул казаку, чтоб он под себя команду подобрал, из числа моей личной гвардии. Там тоже те ещё кадры, ситуация не лучше, чем у Петра Алексеевича со стрельцами до 1692 года. Но я всё ещё тешу себя надеждой, что удастся обойтись без утра стрелецкой казни, потому как будущий условный Хованский — мой человек.

…Обоз за обозом выходили из Батурина, и при каждом команда казаков — для бережения. Я сделал акцент на вывозе боеприпасов, так как помнил, что в Полтаве они к моменту одноимённой баталии попросту закончились. Богатые мещане тоже массово покидали гетманскую столицу, да и некоторые обыватели средней руки тоже не стали ждать возможности затариться дармовым провиантом. Стороннему человеку могло показаться, что весь город решил внезапно съехать на другое место, и это была сущая правда. Я был уверен, что тайные гонцы с новостью об этом к шведам уже выехали. Но добрались ли? Алексашка обещал, что к королю и мышь не проскочит, и здесь я ему верю: в той истории он что-то в этом роде тоже устроил, да так, что Карл и Левенгаупт не знали, кто где находится. Потому об этом я волновался меньше всего. Беспокоило другое, из-за чего я стаканами глушил…нет, не наливочки — лекарские снадобья.

Дмитро Чечель, полковник батуринский. Ставленник Ивана Степановича и большой поклонник шведского короля. Вернувшись из командировки, в которую я его услал ещё летом, он обнаружил в подотчётном городе суету, отсутствие части своих казаков, смену доброй половины личного состава сердюков и Тверской пехотный полк в крепости. Схватившись за голову, Дмитро примчался, естественно, ко мне: ещё бы — все прежние планы идут коту под хвост. Успокоил его как мог, уверил, что планы не меняются, а вот это вот всё исключительно ради конспирации. А едва он показал спину, я вызвал Незаймая и велел прицепить к пану полковнику наружку. Не сомневался, что Чечель оную рано или поздно обнаружит и начнёт свою игру.

Именно этого я и ждал.

2

Гонца поймали солдаты, а не казаки. Набили морду, поскольку оказал сопротивление при задержании, скрутили и предъявили своему полковнику. А тот уже послал мне письмо, где выразил готовность сдать пойманного под мою ответственность. Естественно, я согласился.

И вот этот казак передо мной. «Фонари» под обоими глазами, нос расквашен, глядит волком. Все бумаги, кои были при нём, тоже доставили, и вот я сижу, перечитываю оные.

— Не верю я, Данило, что полковник не велел тебе ещё что-либо на словах присовокупить, не таков Дмитро, — со старческим кряхтением я разместился в кресле поудобнее. — Скажи мне, промеж нами то останется. Скажешь — и иди куда пожелаешь, держать не стану. Даже саблю с пистолями и коня велю тебе вернуть, и виру за ущерб заплачу.

— Полковник велел тебя стеречься, — хмуро ответствовал казак. — Говорил — змей ты хитростный и ядовитый, веры тебе нет.

— А коли побожусь и крест целовать стану — поверишь?

Данило засопел разбитым носом, но смолчал. Потому я достал богатый нательный крест, осенил себя крестным знамением и произнёс:

— Пред Богом обещаюсь, что верну тебе свободу и зброю, коли ты ныне расскажешь всё, что велел тебе полковник шведам на словах передать, — и, поцеловав распятие, снова упрятал его за ворот. — Ну, теперь что скажешь?

— Пан полковник велел передать, что ты царю конечно продался, — вот что значит сила крестоцелования в этой эпохе: сразу раскололся. — Просил челом бить, чтоб скорее король сюда шёл и с тобою разобрался.

— Видать, на моё место Дмитро нацелился… Ну, ну, поглядим, кто кого… Я тебе, Данило, слово крепкое дал и его сдержу. Но и ты поклянись, что тот же час покинешь Батурин и не станешь искать встречи с Чечелем и его присными, и ни письмом, ни на словах ему ничего передавать не будешь.

— Обещаюсь, — в глазах казака промелькнула странная искорка — недоверие пополам с надеждой. — И крест поцелую, коли велишь руки развязать…

Циничный двадцать первый век во мне подсказывал, что зря я его отпускаю. Как у Леонида Соловьева было — «Милосердие и Предосторожность»? То же твердил и Мазепа. И особой набожностью я не страдал никогда. Но с казаком Данилой я был предельно честен: велел вернуть ему оружие и живой транспорт, и ещё кошелёк вручил — «за обиду». Пусть едет на все четыре стороны, лишь бы Чечелю о том ведомо не было. А с Дмитром придётся лично переведаться. Амбиции у него что надо, хвалю: плох тот полковник, который не мечтает стать гетманом. Но лично мне это сейчас ни к чему, да и Мазепе тоже.

Здесь Дацько со своей командой будет очень кстати. Чечель — боевой офицер в полном расцвете сил, а я больной старик. Уж больно силы неравны, даже если вызвать его к себе.

3

— … Оставил он у нас этот полк вместе с полковником — и что мне было делать, когда слухи пошли, а, Дмитро? — зачем применять грубую силу, когда есть красивый, убедительный голос. — Или надо было ждать, когда тот полковник меня за караул, а потом к царю отправил?

— Что ж вы меня не дождались, пане гетман? — хмуро вопрошал Чечель. — Уж я бы объяснил москалю, кто тут полковник.

— Не умеешь ты, Дмитро, ко всякой особе свой подход найти, — я покачал головой. — Гляди: я тому слово сказал, этому, и у меня кругом друзья, все мне доверяют. И царь, и король, и полковник московский. Лучшего из лучших — Пилипа — я в царскую ставку пристроил, самые верные сведения теперь оттуда имею. Один ты недоволен. Тебе что надобно — ныне саблей помахать, либо дело сделать?

— Дело, конечно, важнее, — согласился батуринский полковник.

— А коли так, то верь мне. Я знаю, как лучше то дело исправить, чтобы в должный час всё к нашей пользе обернулось.