Иудейский наперсник
Шрифт:
– Итак, дело, похоже, сводится к злоумышленному причинению вреда. Тем не менее я бы очень хотел облазить здесь все помещения и посмотреть, не оставил ли ваш ночной посетитель каких-нибудь следов.
Его расследование, весьма тщательное и умелое, продолжалось все утро, но в конечном счете так ничего и не дало. Он обратил внимание на то, что в залы можно проникнуть еще двумя способами, не принятыми нами в расчет, из подвала через люк в коридоре и из чулана наверху через световое окно в потолке того самого зала, где орудовал незваный гость. Поскольку и в подвал, и в чулан вор мог попасть только в том случае, если он уже проник внутрь запертого помещения, практического значения
Мортимер решил воспользоваться единственной имевшейся у него возможностью пролить свет на это дело. Предоставив полиции продолжать тщетные поиски, он пригласил меня сразу же отправиться вместе с ним к профессору Андреасу. Захватив с собой оба письма, Мортимер намеревался в открытую обвинить своего предшественника в том, что это его рукой написано анонимное предупреждение, и потребовать, чтобы он объяснил, как мог он столь точно предвидеть то, что произошло в действительности. Профессор жил на небольшой вилле под Лондоном, в местечке Аппер-Норвуд, но служанка сказала, что хозяин уехал. Видя разочарование на наших лицах, она спросила, не хотим ли мы поговорить с мисс Андреас, и проводила нас в скромно обставленную гостиную.
Я уже упомянул мимоходом, что дочь профессора была настоящая красавица высокая и стройная девушка со светлыми волосами и нежной кожей того оттенка, который французы называют "матовым" и который напоминает цвет самых светлых лепестков чайной розы. Однако, когда она вошла, я был поражен тем, как сильно она изменилась за каких-нибудь полмесяца. Ее юное личико осунулось, блестящие глаза потухли, затуманенные тревогой.
– Отец в Шотландии, - сказала она.
– Он переутомился и слишком много переживал. Уехал он только вчера.
– У вас самой, мисс Андреас, утомленный вид, - заметил мой друг.
– Я так волновалась за отца.
– Вы можете дать мне его адрес в Шотландии?
– Да, он гостит у брата, преподобного Дэвида Андреаса. Его адрес: Ардроссан, Арран-виллас, один.
Уорд Мортимер записал адрес, и мы ушли, ничего не сказав о цели нашего визита. Вечером мы вернулись на Белмор-стрит в таком же полном неведении, в каком пребывали утром. Нашим единственным ключом к разгадке случившегося было письмо профессора, и мой друг решил завтра же ехать в Ардроссан и узнать всю правду про анонимное письмо, но тут случилось новое происшествие, которое изменило наши планы.
Назавтра меня чуть свет разбудил легкий стук в дверь моей спальни. Это был посыльный с запиской от Мортимера.
– Приходите, - гласила записка.
– Дело приобретает все более странный оборот.
Явившись на его зов, я застал Мортимера возбужденно расхаживающим взад и вперед по Центральному залу, в то время как старый солдат, охраняющий музей, стоял навытяжку в углу.
– Дружище Джексон, - воскликнул Мортимер, - как же я рад, что вы пришли! Тут происходят совершенно необъяснимые вещи.
– Так что же случилось?
– Вот взгляните, - сказал он, махнув рукой в сторону витрины, где лежал наперсник.
Я взглянул - и не смог сдержать возгласа удивления. Теперь и у среднего ряда драгоценных камней была повреждена оправа точно так же, как у верхнего. Кто-то грубо приложил руку к восьми камням из двенадцати. У четырех нижних камней оправа была ровной и гладкой. У всех остальных - неровной и зазубренной.
–
Камни не подменили?– спросил я.
– Нет, я уверен, что эти четыре из верхнего ряда - те же, которые признал подлинными эксперт. Вчера я обратил внимание на это маленькое светлое пятнышко сбоку у изумруда. Раз воры не подменили верхние камни, не думаю, чтобы они подменили средние. Значит, вы ничего не слышали, Симпсон?
– Нет, сэр, - ответил сторож.
– Но когда я делал на рассвете очередной обход, я специально подошел посмотреть на эти камни и сразу увидел, что кто-то их трогал. Тогда я кликнул вас, сэр, и сообщил вам об этом. Ночью я делал обходы и не видел ни души, не слыхал ни единого звука.
– Пойдемте позавтракаем, - предложил Мортимер и проводил меня в свои личные апартаменты.
– Ну, что вы об этом думаете, Джексон?
– спросил он.
– Это самая бессмысленная, пустая и дурацкая затея, о которой я когда-либо слышал. На такое способен только маньяк.
– Можете ли вы выдвинуть какую-нибудь гипотезу?
– Мне пришла в голову любопытная мысль.
– Послушайте, ведь этот предмет иудейская реликвия, очень древняя и почитаемая священной, - сказал я, - А что если это дело рук антисемитов? Предположим, какой-нибудь антисемит-фанатик решил осквернить...
– Нет, нет, нет!
– воскликнул Мортимер.
– Эта версия никуда не годится! Такой фанатик мог бы в своем безумии не остановиться перед уничтожением иудейской реликвии, но с какой стати стал бы он так тщательно обцарапывать оправу вокруг этих камней, что ночи ему хватало только на четыре камня? Нам нужна подлинная разгадка, и найти ее должны мы сами, потому что наш инспектор, боюсь, плохой помощник в этом деле. Прежде всего, что вы думаете о Симпсоне, нашем стороже?
– У вас есть какие-нибудь основания подозревать его?
– Никаких, помимо того, что это единственный человек, который остается ночью в музее.
– Но зачем ему заниматься столь бессмысленной порчей? Ничего ведь не украдено. У него нет мотива.
– Мания?
– Нет, с головой у него все в порядке, готов поручиться.
– Есть у вас еще кто-нибудь на примете?
– Вот вы, например. Вы случайно не страдаете сомнамбулизмом?
– Боже упаси!
– Тогда я сдаюсь.
– А я - нет, и у меня есть план, который поможет нам докопаться до истины.
– Наведаться к профессору Андреасу?
– Нет, мы найдем разгадку ближе, чем в Шотландии. Знаете, что мы с вами сделаем? Помните то окно в потолке центрального зала? Мы включим в зале все электрические лампочки, а сами станем наблюдать из чулана, и загадка разрешится. Если наш таинственный гость за один раз справляется с четырьмя камнями, есть все основания считать, что сегодня ночью он вернется, чтобы завершить свою работу.
– Превосходно!
– воскликнул я.
– Мы сохраним этот план в тайне и не будем ничего говорить ни полицейским, ни Симпсону. Составите мне компанию?
– С величайшим удовольствием, - сказал я. На том и порешили.
В десять вечера я вернулся в музей на Белмор-стрит. Мортимер, как я заметил, с трудом сдерживал нервное возбуждение, но было слишком рано начинать наше ночное дежурство, так что мы еще около часа пробыли у него в квартире, обсуждая всевозможные версии объяснения странной истории, тайну которой мы собирались разгадать. Наконец уличный шум - громыхание многочисленных фиакров и торопливое шарканье ног прохожих - стал стихать: расходились по домам последние запоздалые любители развлечений. Было около полуночи, когда мы отправились - Мортимер впереди, а я следом - в чулан над центральным залом музея.