Иуды в погонах

13 июня объявили тревогу. Дивизия уходит вперёд, приказали все вещи бросить. Вроде чемоданчик этот брать было нельзя. Но он, как сам говорит — “со злости”, взял этот чемоданчик и нанизал его на кол, оставшийся после снятия палаток.

Воевали они, воевали, очень быстро он стал командиром батареи. Потому что он год служил в артиллерии и год учился в офицерском училище (это был ускоренный курс). Но, несмотря на то что он уже полный курс окончил и с математикой у него было очень хорошо, он всё ещё оставался курсантом. А тут полно неграмотных ребят, обучавшихся срочно, по три месяца, но получивших младших лейтенантов, и те, неграмотные, обращались к нему за помощью, говоря: “Командуй нами”.

Вышли они из киевского окружения, воевали под Москвой. У него медали “За оборону Киева” и “За оборону Москвы”. Под Москвой из 150 человек их выпуска нашли двоих и присвоили им лейтенантские звания», — рассказывает Резун про своего отца.

Я, как человек lie особенно ленивый, однажды, работая в Центральном архиве Министерства обороны в Подольске, решил поинтересоваться военной биографией отца Резуна. Было любопытно узнать про боевой путь «артиллериста» Богдана Васильевича, который воспитал и «подарил» известного всему миру «Павлика Морозова». И на этот раз мне повезло.

Родился Богдан Васильевич 8 февраля 1921 года в селе Звонецкое Солонянского района Днепропетровской области. Украинец. В 1939 году окончил 10 классов средней школы. В Красной армии с октября 1939 года.

Свою службу начал в должности курсанта 26-го батальона связи НКВД Киевского военного округа с 19 октября 1939 года.

С 15 августа 1940 года — курсант Курсов младших лейтенантов при 2-м Киевском артиллерийском училище (в личном деле Курсы записаны как шестимесячные).

C 15 февраля 1941 года — на стажировке в должности командира взвода 637-го стрелкового полка 140-й стрелковой дивизии Киевского Военного округа.

С 23 июня 1941 года — командир взвода 605-го артиллерийского полка 162-й стрелковой дивизии Юго-Западного фронта.

С 27 октября 1941 года — командир взвода 18-го минометного дивизиона 7-й гвардейской стрелковой дивизии Западного и Северо-Западного фронтов.

За этот период был дважды ранен: в августе 1941 года и в сентябре 1942 года.

В 1942 году Богдан Васильевич вступил в партию (партийный билет № 03392783).

С 12 марта 1943 года Б.В. Резун — заместитель командира батареи по политической части 1-го истребительного противотанкового дивизиона 7-й гвардейской стрелковой дивизии Северо-Западного фронта. 252

С 11 декабря 1943 года — парторг дивизиона в той же части.

С 7 августа 1944 года — парторг дивизиона 72-го гвардейского миномётного полка 2-го Прибалтийского и Ленинградского фронтов.

С 19 августа 1944 года — парторг дивизиона в той же части 72-го стрелкового корпуса 1-го Дальневосточного фронта.

За этот период был ранен один раз в феврале 1944 года.

В личном деле по поводу присвоения воинских званий «лейтенант» и «старший лейтенант» записано следующее: «Подтверждению не подлежит в соответствии с директивой ГУК МО от 11.11. 55 г. № 3/3/161500». И дата: «31.12.42».

Воинское звание «старший лейтенант» Резуну-старшему было присвоено приказом командующего 34-й армии № 029/п от 25 августа 1943 года.

Так что с начала 1943 года Богдан Васильевич был замполитом, а затем и парторгом дивизиона вплоть до конца войны.

Молодому поколению, скорее всего, трудно представить себе, чем занимались эти самые замполиты и парторги. Поэтому мы воспользуемся некоторыми воспоминания фронтовиков и послушаем их мнение на этот счёт.

Есть у Петра Алексеевича Михина, а он служил только в артиллерий, в воспоминаниях такая глава: «Замполиты. Взгляд из окопа». Это как раз то, что нам и надо.

В ней он пишет, как ехал в купе поезда в Москву на празднование 50-летия Победы. Пассажиров было четверо. Все из разных городов России и Украины. Но случилось так, что все они представляли разные рода войск: летчик, танкист, пехотинец и артиллерист.

А дальше слово самому ветерану: «Наступила ночь, приготовились спать, и свет уже выключили, а разговорам всё нет конца, и в темноте долго ещё продолжались заинтересованные расспросы и рассказы.

— Ребята, а из вас, случайно, никто не комиссарил? — обратился к нам лётчик-штурмовик. — А то ненароком обидишь кого. — Убедившись, что в купе только строевые командиры, лётчик продолжил: — Если уж кому и жилось на войне, так это политработникам. Летать не летали, а ордена получали. Да ещё более высокие, чем мы. Помню, мне за первые вылеты “Отечественную войну” дали, а нелетающему замполиту — орден боевого Красного Знамени отвалили. Единственный орден, которым ни в каких войсках не награждали политработников, — это полководческий, “Александра Невского”. Видно, знали его учредители, где находились политработники во время боя.

Вступил в разговор танкист:

— Точно, и у нас замполиты в бой не ходили. Ему даже танк не положен был, хотя у зама по строевой танк был. И йотом, он же не танкист, а партаппаратчик. Но награждали их, как и у вас, лётчиков, а то и чаще.

— Наши больше возле кухонь отирались. Я батальон веду в атаку, а эта троица: замполит; парторг, комсорг — в тылах сидит, вроде бы о питании печётся; будто без них старшина не пошлёт кухню, когда стемнеет; — недовольно отозвался о своих политработниках комбат-пехотинец.

— А у меня, — включился и я в разговор, — хитрющий замполит был. И вредный. На передовую за три года так ни разу и не сходил. Всё при штабе, на кухне да в тылах: продукты для себя выискивал или обмундирование поновее. И парторга, и комсорга — молодых офицеров — всё время при себе держал. Для них передовая как бы запретной зоной была, тоже ни разу нас не посетили. Видно, такое указание сверху у них было. Только и знали все трое, что политдонесения в полк строчить. Уж чего они там в них сообщали, не знаю.

— А в газетах и книгах все они — герои, — проворчал кто-то в темноте.

— Так ведь газеты-то они и печатали, да и книгами сами ведали. Вот своего брата да самих себя и прославляли.

Вернулся я со встречи домой и под впечатлением услышанного решил сам описать боевые эпизоды, а заодно и о своих политработниках правду сказать, — продолжает Пётр Алексеевич. — А то ведь действительно, как сказал один из моих попутчиков, на века утвердился миф о повальном героизме комиссаров в Отечественную войну. А я из собственного опыта знаю: политработники, с которыми я общался на фронте, за исключением нескольких человек, в боях не участвовали и никакого героизма не проявляли. Многие из них были бездельниками и трусами. Они только и умели цидульки-доносы писать, распоряжался, надзирать — и ни за что не отвечать.

Когда я был ещё взводным и даже когда командовал батареей, я почти никогда не общался с замполитом дивизиона. У нас с ним были разные сферы обитания: я постоянно находился на передовой, вместе с пехотой, а он — в тылах дивизиона. Но когда я стал командовать артиллерийским дивизионом, мне уже небезразлична была деятельность политработников в моём дивизионе. Однако, к великому моему огорчению, вместо деятельности я обнаружил полнейшую их бездеятельность…»

На всякий случай, если эти воспоминания кто-то назовёт предвзятыми, я решил обратиться к книге Б.С. Горбачевского «Ржевская мясорубка». Он воевал в пехоте, был даже комсомольским вожаком полка и общался с политработниками, что называется, вплотную.