Ива-иволга

– Ништяк, да? Во, долбануло!

– Ага, только уснула. А Серый где?

– Там, – Лёнчик махнул в сторону соседнего подъезда. – Отец не выпускает.

– Лёнь, иди сюда, погрейся, – позвала мать. Она накрыла Маринку курткой, сама зябко потирала полные руки.

– Не, не холодно, – отозвался сын и Ленке: – Чё я, маленький, что ли?

– Ну, да.

Ленкин отец накинул на своё семейство одеяло в пододеяльнике, сюда же юркнула тётя Надя. Согрелись. Ноги только мёрзнут, а так ничего. Вездесущий Лёнчик курсировал вдоль дома, приносил сводку как проходит ночное стояние. В первом подъезде на всех один платок пуховый и пальто женское, взрослые сгрудились, детей в серёдку, так и пережидают. В последнем получше: пара одеял, но двое человек босиком, переминаются с ноги на ногу. Лёнчик сгонял в бассейн, оттуда притащил соседям старый картон, с лета валялся. Всё не на голой земле стоять. Рядом Серёгин подъезд, жильцы в норме, обуты и почти согреты.

– Отец Серого из рук не выпускает, а мать к нему прилипла, – хмыкнул Лёнчик. Буква «р» перекатилась мягко, как ириска, которые он обожал. И у него и у Серого карманы вечно набиты «Золотым ключиком».

– Что тут смешного? – осадила его тёть Надя. – Ну-ка, иди сюда!

– Да не замёрз я.

Лёнчик опять скрылся в темноте. Ленка куталась в тёплые материны руки, обнимала перед собой сестрёнку и переживала: а Саня-то выскочил? Младших у него двое. Родители успели, наверное. По лестнице бежать не надо, шагнул с крыльца во двор и всё. Может, Лёньку отправить, посмотреть? Но тому и говорить не надо, уже слетал и прибыл с докладом в огромной фуфайке:

– Саня на топчане сидят, пахан из сарая старые курпачи 6 вытащил. Вот, сюда одну передали.

– Видел, что ль?

– А то! Тёть Люся и меня хотела утолочь, а я чё, своих брошу?

В жизни не бросит, и даже в голову не придёт. Ещё и помогать всем будет. Лёнчик смылся, потащил курпачу в первый подъезд, а Ленка успокоилась, угрелась и задремала.

Минут через сорок с опаской втянулись по квартирам. Ленка завалилась на кровать и уже не чувствовала, как мама накрыла чистым одеялом и подоткнула его со всех сторон.

6

Курпача – тонкий ватный матрас.

Так и жила махалля, общими радостями и общими бедами.

На следующий день в школе только и разговору было о землетрясении. В школьном спортзале трещина по стене пошла, побежали смотреть, а тут и тряхануло опять. Не сильно, но учителя испугались и всех отпустили. Шли домой, волокли за собой портфели и мелюзгу, а Серый вроде как оправдывался в стоянии подмышкой у родителя:

– Да, отец, блин! С ним поспоришь, что ли?

Слаженно согласились в три голоса – да, конечно! Какой дурак будет с дядь Петей связываться? Себе дороже. Он шишка какая-то на заводе, руководящая и направляющая. Иной раз Серёгу так направит на неделю под арест в воспитательных целях, тот месяц потом ходит как шёлковый, никуда не влезает, только косится да отказывается.

А Лёнчик набегался раздетый и заболел. Ничего особенного, простуда да ангина. Но болеть ему так понравилось, что он проканителился месяц. Педиатры тогда по домам не ходили, лечили не антибиотиками, а народными средствами – молоко с маслом и мёдом, водочный компресс на горло, аспирин.

Он филонил, валялся на диване, трескал всё подряд. Перед приходом матери с работы рассасывал кусочек рафинада с йодом и окунал градусник в кружку с горячим чаем. Первый раз неудачно и нагнал сорок два. Мать с перепугу побежала через дом к заводской медсестре, она и всадила Лёньке укол. Тот поумнел и стал проверять воду на палец, сам потом рассказывал. Застукал его отец. Из рейса приехал на день раньше, а сын спит с открытым ртом. Рядом кружка с остывающим чаем, в ней градусник торчит. Выписали ему предки по полной и вытолкали в школу. Он от безделья потолстел, команда его тут же окрестила Круглым. Лёнчик хмыкал, но не сопротивлялся. Лишний вес улетучился быстро, а прозвище приклеилось намертво. Да, ещё улыбаться стал на одну сторону. Пересмотрел «Место встречи изменить нельзя» и стащил улыбку у Жеглова, так же как и манеру разговора – мир принадлежит мне, он будет слушать то, что я скажу.

Родители у них…. А, впрочем, какая разница кем работали родители? О социальных различиях не думали. Верили, все равны и мир, труд, май. Рабочий класс ещё был в почёте, труд облагораживал, мир государство обеспечивало, на худой конец бомбоубежище возле завода отстроили, дорогу к нему знали, а май…. Май наступал из года в год, мимо ни разу не прошёл. Властно вступал в свои права с первой, дорогущей клубникой и черешней, благоуханием распустившихся роз, изумрудной зеленью улиц. Месяц благословенный, уже не холодно, но жары ещё нет. Она придёт позже, изнуряющая чилля 7 , когда на улице термометр показывает под пятьдесят и спастись от неё можно или дома (как усидеть?) или занырнув в окрестные водоёмы.

7

Чилля – период 40-дневной безветренной жары с 25 июня по 3 августа, температура воздуха устанавливается свыше +40

Поначалу полоскались в канале неподалёку. Система мелиорации в Средней Азии специфическая, плоскогорье изрезано водотоками для полива. Вода в них грязная, но тогда никто не знал, что для пляжа не очень подходит. Ныряли с разбега в мутную жижу и были счастливы. Потом обсыхали на грунтовке, выдубленную солнцем кожу стягивало, она покрывалась глиняным налётом, но это ничего. Снова «бомбочкой» или «на головку» разрезаешь серо-буро-малиновую гладь и как новенький.

А дрейфовать на автомобильной камере вчетвером да с полкилометра? Где ещё такой квест найдёшь? Только там, в Азии. Любо-дорого!

– Ну, чё, погнали? – вопрос для проформы. Саня столкнул чёрный резиновый круг и сам сиганул следом. Стоит, удерживает двумя руками, ждёт, пока остальные с фонтанами брызг попрыгают.

Воды в канале ещё много, по грудку. Забрались, уселись, поелозили, поплыли. Мерно покачивается камера, для равновесия четвёрка сидит в обнимку. Ничего делать не надо, ноги в воде, болтай да глазей на проплывающие по обеим сторонам заросли ежевики. Повсюду такая же пацанва неприкаянная барахтается.

Чья-то чужая рука взметнулась, ухватилась за Ленкин синий купальничек и потянула за трусики, оголяя белую полоску кожи. Она взвизгнула, три рыцаря тут же бултых за борт. Дама равновесие не удержала, кувырок назад и под воду, сверху ещё и колесом накрыло. Пока выныривала, обидчику накостыляли, чуть не утопили и взашей на берег вытолкали. Разумеется, матерились по-взрослому. Камеру догнали, снова умостились и дальше в плавание.

– Ленк, ты чё, негритянка? – спросил Лёнчик. Против солнца сидел, глаз один сожмурен, к щеке соломинка прилипла. Дунул пару раз скосороченным ртом – не слетает. Рука молниеносно мелькнула, смахнула и назад Серому на шею.

– Дурак, что ли? – ответила она, убирая с лица прилипшие прядки.

– Негры чёрные, в Ташкенте видел, – авторитетно заявил Серый. Он чаще всех с родителями в город ездил. Отец прихватывал его с собой на служебном «газике» и Серёга первый во дворе начал козырять такими названиями как Шейхантаур, Тизиковка, Юнусабад 8 . В общем, самый продвинутый и самый культурный.

8

Шейхантаур, Тизиковка, Юнусабад – районы в Ташкенте

– Ленка тоже чёрная, только под трусами белая, – сказал Саня, пацаны засмеялись, а она почувствовала себя и смущённо и радостно. Отчего? Сама не знала. Но неожиданно поняла: они все как один кинулись её защищать, отстаивать честь и достоинство. Слова эти были в ходу после фильма «Три мушкетёра», и Ленка загордилась – настоящая Констанция.

Рука Лёнчика спокойно лежать никак не могла, дёрнула Серого за ухо. Сразу получил сдачи и грозно-воспитанное:

– А в лоб?

Опять засмеялись, доплыли до мостика и вскарабкались на берег, помогая друг дружке. Мимо кладбища, одного из самых больших в Ташкенте, назад пешкодралом те же полкилометра по солнцепёку. Какие панамки или шляпки, кто их носил? Курам на смех. О бейсболках и банданах тогда понятия не имели. Так и брели, солнцем палимые. Ещё и камеру накачанную перед собой катить надо, все по очереди. Констанция ты, не Констанция, кого волнует? Крути по пыли тяжеленное колесо. Пока добредёшь до начала заплыва, умотаешься, пятаков-колючек насобираешь на босые пятки, от мокрого круга грязный с головы до ног.

То ли день сюрпризов это был, но Ленка его запомнила. Нежданно-негаданно, когда пришла её очередь катить камеру, Серый небрежно отодвинул девчачью руку, отвернулся и сказал куда-то в сторону:

– Не надо, иди.

Лёнчик и Саня, до этого момента о чём-то бурно спорящие, в миг замолчали и дальше шли без единого слова. Проверили ниппель, плавсредство опять полетело в воду, сами вдогонку. Раз, второй, третий, десятый, пока у французско-узбекских дворян ракушки на попе не повырастали. Такой курорт. Мальдивы, Сейшелы и Гавайи вместе взятые бледнеют рядом с оросительным каналом твоего детства.