Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

– Встань.

Девушка вскочила на ноги.

– Давно во дворце служишь, Находка?

– С пятнадцати годов, ваше царственное величество.

– Чем занималась?

– Чем хозяин прикажет, ваше царственное величество. Полы помыть, постирать, прибраться…

– Ты самому царю Костею до этого прислуживала?

Находка вздрогнула, оглянулась, как будто ожидая, что царь Костей выскочит из-под кровати или из-за угла только от упоминания своего имени – но никого не было.

– Нет, ваше царственное величество, у него другие служат, а я раньше у господина советника служила.

– У этого? У Зюгмы?

– Нет, ваше царственное величество, у старого, у господина советника Чернослова.

– А что с ним сейчас?

– Не известно мне то, ваше царственное величество. Несколько дней назад пропал,

как его и не было, а вот вместо него господина Зюгму и назначили его царственное величество. А у него своя служанка убирается, вот я все это время без работы просидела – в казармах подметала, на куфне посуду мыла, в калидоре окна протирала – не знаю, с чего вдруг, потом меня в прачечную послали работать…

– Короче, пробездельничала, – хмыкнула Серафима.

– Истинно верно, ваше царственное величество.

– А сама ты из местных будешь? Из костеев?

– Царства этого, ваше царственное величество, только не из костеев, а из октябричей.

– Из… кого?..

– Из октябричей, ваше царственное величество. Наши края по реке Октябрь

раскинулись, и всех жителей поэтому октябричами прозывают. Дети Октября, то есть.

Это духа-покровителя реки нашей так звать. А сами мы из деревни Октябрьской. Что на Октябре стоит, значит. Большая деревня у нас. Сорок дворов и лавка.

– А есть и маленькие? – удивилась царевна.

– Да сколько угодно, ваше царственное величество. И десять дворов, и тридцать, а чаще – двадцать. Много их по нашим лесам да горам раскидано. Где приток Октября

– там мы и селимся. А край наш ручейным еще кличут. Ручьев в наших лесах – страсть, ваше царственное величество. Есть еще речки в горах, но их поменьше

будет, а вот в лесах… Ручьев там самое раздолье. Иной со среднюю речку шириной будет, когда к батюшке-Октябрю подходит. Красивые у нас края, ваше царственное величество. Душевные…

Серафима окинула взглядом косу Находки и спросила:

– А что, Находка, вы все, октябричи, такие красные?

– Все, ваше царственное величество. По этому нас и отличают. Те, кто на севере, костеи чистокровные, те черненькие. А мы – рыжие, стало быть.

В голову царевне, кажется, вдруг пришла неожиданная мысль, и она задумалась, морща лоб и так и этак поводя головой. Но понятнее эта мысль отнюдь не становилась, и она сдалась.

– А вот скажи, Находка, если мужчина – то его октябричем назовут. А женщину из ваших как правильно называть?

– Октябришна, ваше царственное величество.

– А ребенка?

– Октябренок, конечно. Дитя Октября, значит.

– А почему вообще называется «Царство Костей»? Интересное такое название. Непонятное.

– А потому что резьбой по кости местные прославились, ваше царственное

величество. Тут костей древних чудищ в земле – просто тьма-тьмущая. Старики бают, ваше царственное величество, раньше они тут только и жили, людей не было, и все дрались промеж себя. И выживали у них только самые огромнущие. И с каждым годом

они все больше, и больше становились, пока не остались только такие громаднущие, что их и земля держать перестала. Вот они под землю и провалились, ваше

царственное величество, и все кончились. Копни мужик картоху сажать – кости этих

чудищ из земли и полезут. Вот ихние рога или бивни находят костоломы, отламывают

от остального шкелета, костерезам продают, а те картины всякие из них режут. Или фигурки. Красота получается – неописуемая! Аж как живые, токмо не шевелятся!

– А что, царь Костей долго ли уже вашей страной правит?

– Пятьдесят годов уж как правят. Как старый царь померли, так его царственное величество и правят, ваше царственное величество.

– А старого царя вашего как звали?

– Нафтанаил Третий Злосчастный, ваше царственное величество. Сын Аникана Четвертого Ученого, да будет земля ему пухом.

– Давай присядем, Находка, – Серафима подвинула служанке один стул, на второй села сама. – В ногах правды нет.

– Я постою, ваше…

– Садись, милочка, садись. С царственным величеством спорить нельзя. Особенно с нашим, – царевна ухмыльнулась, хитро глянув на Находку.

Девушка в первый раз робко улыбнулась – правда, одними губами – и села осторожно на краешек стула, словно ожидая подвоха.

– Да ты по-хорошему садись, милочка, – подбодрила ее Серафима, но та только головой закачала:

– Нет, не невольте, ваше царственное величество, тут красота такая невиданная-неслыханная, аж очи слепит, блестит все, сияет, а у меня платье пыльное, руки немытые – неровен час, что запачкаю, – замахала руками она.

– А мое царственное величество приказывает хорошо садиться, – опустила твердо кулак на коленку Серафима.

– Ну, раз ваше царственное величество приказывает… – Находка чуть подвинулась, разгладила складки платья на коленках, положила перед собой руки и выжидательно взглянула на царевну.

– Ну, вот теперь сели рядком, и потолкуем ладком, – развела руками Серафима. – Я

в ваших краях впервые, Находка, многого не знаю, а надо. Поэтому отвечай, не таи ничего. Отчего умер ваш старый царь?..

Допрос-расспрос служанки продолжался почти до четырех часов утра – Серафима поняла это по гулкому четырехкратному «бому», огласившему замок как раз тогда, когда она только начала засыпать в своей кровати. Выдворенная из царства предутренних грез, царевна приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть, не разбудили ли куранты и Находку, и первое, что она увидела при свете одинокого ночника – служанку, стоящую перед зеркалом.

Девушка стояла близко-близко к его холодной гладкой поверхности, улыбалась, как