Иван-Царевич
Шрифт:
– Бог с тобою!
– проворчал он и стал слезать с дерева. Птица вилась над ним, благодарила и благословляла, Иван уж устал от ее писка. В довершенье она уселась ему на плечо и в ухо клюнула.
– Ты спрашиваешь, откуль мне имя твое известно?.. Иван-царевич - имя знаменитое. И за доброту твою отплачу, когда менее всего ожидать будешь.
Зашелестев крыльями, она исчезла в гнезде: и так слишком долго оставались яйца без материнского тепла.
Иван долго глядел вверх, почесывая в затылке. Наконец поднял с земли кафтан да перевязь и дале на восток тронулся.
Шел он, шел, вдруг увидал
– Пощади, Иван-царевич, моего детеныша,- раздался над ухом тягучий голос, и огромная лапа опустилась на саблю, вдавив ее в зеленый мох.
Иван саблю выпустил, отполз подальше и лишь потом глаза поднял.
Русские волки серые числятся средь самых крупных в мире, не иначе в далекие времена приходились они сродни слонам и бивни имели. Высунутый язык волчицы алым ковром стелется, в глазах желто-зеленых утонуть впору, ежели острые клыки не помешают тебе туда глянуть.
– Доброго дня вам, сударыня волчица,- вежливо приветствовал ее Иван.
– Здравствуй, Иван-царевич,- отвечала волчица все тем же низким, тягучим голосом.- Оголодал, поди.
– Как волк, с вашего дозволения.
– И всего-то два дня не ел?
– усмехнулась волчица, обнажив белоснежные клыки.- Попробуй середь зимы неделями ничего не есть, окромя снега и льда, вот когда с волком сравняешься. А покамест желудок твой царский просто-напросто опустел маленько.
– Да знаю...
– Нет, не знаешь, и дай тебе Бог никогда не узнать.- Она повернула клыкастую морду к волчонку, потом на саблю покосилась.- Так помилуешь сына моего?
– А что мне остается?
– осмелел Иван, видя, что клыки страшные глотке его не угрожают.
Волчица, прищурясь, наблюдала, как осторожно высвободил он саблю и в ножны спрятал.
– Ну отчего ж,- возразила она.- Ты можешь убить и съесть нас обоих, ежели мы прежде не съедим тебя.
– Да что-то аппетит пропал.
– Зато разум возвернулся.
Волчица, мигом очутившись подле него, потерлась о колено - точь-в-точь хорловские охотничьи псы, и лишь сознанье, что говорит она по-человечьи, да свирепые клыки удержали Ивана от того, чтоб почесать ей промеж ушей.
Она поглядела на него исподлобья, грозный волчий оскал становился все шире и добродушнее.
– У меня, Иван-царевич, аккурат за левым ухом чешется. Иван тоже осклабился, хоть не имел таких клыков, и начал почесывать там, куда она указала.
– Тебе бы при посольстве служить аль учить лис хитрости. Волчица заурчала от удовольствия.
– Да учили, у кого ж им еще учиться? Токмо лисы, как ни хитры, все дурами останутся. Грех на них время тратить.
– А как насчет посольских приказов? Небось для этого человеком быть надобно?
– Святая простота!
– Волчица сверкнула на него глазами, и на миг почудилось Ивану, что разлеглась
Под ногами что-то ворохнулось. Посмотрел Иван: а то волчонок проснулся да и подставил ему брюшко. Засмеялся царевич, поскреб мягкую шерстку. Будь его родительница за тридевять земель, а не дыши ему в затылок, и то б не поднялась рука на славную такую тварь.
– Не в обычае нашем добро без отплаты оставлять,- молвила волчица.- За то, что пощадил моего детеныша, окажу тебе услугу, когда менее всего ожидать будешь. А покуда прощай.
Они с волчонком скрылись в кустах, а Иван лег на спину, почесал свое голодное брюхо да пожелал, чтоб следующий, кого он себе в пищу наметит, не нашел заступника с человечьим голосом.
То ли пожелал не в добрый час, то ли не шибко настойчиво, но третий случай едва не положил конец его терзаньям: и голоду, и жизни самой. Заговори она раньше, все бы обошлось, заговори позже, горько бы потом Иван покаялся, зато голод бы утолил.
Однако пчела так нежданно зажужжала в ухо, что Иван-царевич, уже подбиравшийся к улью, за сук зацепился да и повис в воздухе.
– Не трожжжжь, Иван, меду! Пожжжалей жжжизнь нашу! К человеческим речам зверья в шкуре да птицы в перьях он худо-бедно притерпелся. А тут шутка сказать - насекомое!
Сидел он на земле, растирал ушибленный локоть и ругался с такой цветистостью, что сделала бы честь самому гвардии капитану Акимову. Менее всего на свете хотелось ему видеть на своем колене золотистую пчелу, ведь она и послужила причиною досадной его промашки.
– Благодарствую, Иван-царевич, что не причинил вреда моим детушкам,прожужжала она, приплясывая на месте.
Иван глядел на нее и ничего не понимал из-за боли в локте и головокружения. Наконец откинулся на мох и даже не больно-то удивился, когда пчела уселась ему на нос.
– Отплачу тебе за твою доброту, Иван-царевич. Настанет день, и я пригожжжуся.
От ее жужжанья и плясок нос у Ивана стал подергиваться, а сам он едва не окосел.
– Матка-пчела,- собравшись с духом, обратился он к ней,- а не можешь ли теперь пригодиться да сказать, чем бы червячка заморить?
– Легче легкого,- отвечала пчела и взмыла в воздух. Иван воспользовался случаем и нос почесал. Пчела все приплясывала над ним, указывая крылышками на восток.
– Пройдешь еще малость и увидишь поляну средь лесной чащи. Там тебя и попотчуют. Но гляди, за ради жжжизни и души своей не ешь мяса!
Пчела еще немного покружила над головой, а потом скрылась в улье, оставив его наедине с больной рукой и пустым животом.
С облегченьем узрел он в глуши лесной поляну, да не знал, сколь недолгим будет это облегчение. В детстве он и его сестрицы немало наслушались про Бабу-Ягу с железными зубами да про ее избушку на курьих ножках, но хорошо слушать сказочника, приглашенного развлекать боярское собрание, да греться у печи с потрескивающими поленьями, да попивать парное молочко из глиняной кружки. И, лишь увидав ее своими глазами, почуяв запах ее, понял он, что сказочники о многом умалчивали.